будет ехать неизвестно кто, – это для меня слишком.
Антония продолжала свои ежевечерние беседы с Баю-Бай. О чём они толковали, сестра никогда не сообщала. Впрочем, в последнее время она почти перестала со мной разговаривать.
Она не грубила, не злилась, не косилась на меня недружелюбно, но я чувствовала, что связывающие нас узы с каждым днём становятся тоньше и тоньше. Я даже стала опасаться, что скоро они разорвутся и я останусь сама по себе, а сестра с Баю-Бай – по ту сторону пропасти. Столько раз я мечтала остаться без сестры, а теперь, когда мои мечты начали столь странным образом сбываться, мне стало горько.
На нашем семейном пятничном ужине мама сообщила, что в кои-то веки у неё будет совершенно свободный уик-энд, поскольку ресторан, в котором она работает, закроют на санитарную обработку. Антония немедленно поинтересовалась, что такое санитарная обработка, но мама в ответ неопределённо дёрнула плечом и сменила тему, предложив обсудить, чем бы мы могли заняться. И тут же заявила, что мы должны найти время для генеральной уборки в трейлере и прежде всего обратить внимание на плачевное, как она выразилась, состояние нашей комнаты.
Конечно, мама подразумевала «бесценные сокровища» у Антонии под кроватью: она не раз говорила, что там не справиться без кирки и пары динамитных шашек. Антония встретила это предложение в штыки и принялась ныть, поскольку терпеть не могла убираться. И как всегда, ей пришлось смириться под маминым строгим взором.
После уборки наша комната, хотя и оставалась такой же тесной спальней в древнем ржавом трейлере, стала гораздо чище. В награду мама выдала нам целый лимонный пирог с маренго, заранее принесённый с работы и припрятанный в холодильнике за пакетом с салатом. Он немного подсох, но мы умяли всё до последней крошки и отправились спать вполне довольные, с набитыми животами.
В ту ночь я подумала, что слишком переживаю по пустякам. После происшествия с Гасом и Зуги не случилось ничего странного. Я надеялась, что на этом всё и закончится. В конце концов, Баю-Бай получила своё туловище и даже платье. Это верно, у неё нет ни рук, ни ног, но разве кукле они так уж нужны? И пусть лучшей подругой Антонии стала кукла, с которой она разговаривала в шкафу, судя по всему, сестра осваивалась в новой школе успешнее, чем ожидалось. И уж точно лучше, чем это получалось у меня.
Теперь мне казалось глупым тревожиться, что она отдалилась. Да, в последнее время она больше общается с Баю-Бай, чем со мной. Но это не значит, что так будет всегда. Рано или поздно ей надоест, она захочет поговорить с кем-то, кто сможет ответить, и всё встанет на свои места. Моя жизнь не сделается лучше, но и хуже не станет. И я смогу это пережить.
Но наступил понедельник, и снова всё перевернулось с ног на голову.
Это случилось на уроке обществоведения, минут за двадцать до окончания. Наша учительница, мисс Кроззетти, встала перед нами и сняла очки. Это сразу привлекло внимание. Обычно снятые очки предваряли жестокую отповедь нашей нерадивости.
Трудно было сказать, что на сей раз послужит предметом лекции. По большей части класс вёл себя довольно смирно: никто не шарил в телефоне, не издавал неприличных звуков и не задавал глупых вопросов. К тому же мисс Кроззетти почти улыбалась: явление чрезвычайно редкое, ведь, по слухам, она не смеялась даже над шутками королей юмора, которых показывали по кабельному телевидению.
– Сегодня у меня для вас сюрприз, – начала мисс Кроззетти. – Вообще-то он ждёт вас только через неделю, но я собираюсь рассказать о нём сегодня. Нам предстоит специальная экскурсия. Кто из вас успел побывать в деревне Олд Хопс?
Она застыла перед классом, мило улыбаясь. Стена молчания, в которую врезался её сюрприз, заставила учительницу снова нацепить очки.
– Для тех, кто не знает, – продолжила она брезгливым тоном, как будто наше незнание хуже привычки ковырять в носу, – Олд Хопс – это музей под открытым небом, аутентично сохранённая деревня девятнадцатого века в тридцати милях от нас.
– Так это не просто прогулка? – подал голос кто-то с задних парт.
Очки снова были сняты с носа, и уж на сей раз без лекции не обошлось.
– Да будет вам известно, что я потратила целых два месяца, чтобы получить грант на эту поездку, что, как я полагала, станет приятным разнообразием по сравнению с чтением учебника. Но если вам больше нравится сидеть в классе и… – Она замолчала, ожидая ответа, хотя отлично знала, что никто не посмеет ничего сказать, снова нацепила очки и открыла журнал.
– Итак, поездка за город будет совмещена с обучающей экскурсией, а значит, вам придётся определённым образом подготовиться. – Не обращая внимания на горестные вздохи, она извлекла пухлый пакет.
– Парами, которые назначу я, – новые охи, – вы выполните задания, посвящённые различным экспозициям музея. Я решила за вас, как распределить учеников на пары, чтобы избежать потери времени на выяснение отношений.
Пока мисс Кроззетти листала журнал, я содрогалась от гулявших по спине холодных пальцев. Парами? И с кем же мне придётся работать? Почему бы ей сразу не позаимствовать у мясника топор и не расколоть мне голову? Это было бы куда милосерднее.
Учительница принялась зачитывать список, а я размышляла, кто мог бы стать наименее ужасным партнёром. Элли Вэнс – почти такая же тихоня, как я. Или Прайя Кор довольно дружелюбна, хотя мы не обменялись с ней ни словом.
Как будто моё мнение кого-то интересовало. Все имена уже стояли в списке, а мисс Кроззетти относилась к той разновидности преподавателей, что не станет менять однажды принятое решение, разве что один из партнёров внезапно умрёт – да и тогда она будет крайне недовольна таким поведением. Единственное, на что я могла рассчитывать, – что меня не поставят в пару с человеком, которого я боялась больше всех.
Только я об этом подумала, мисс Кроззетти произнесла моё имя:
– Люси Блум, – ледяные пальцы стиснули мне горло, – ты будешь работать в паре с Мэдди Андервуд.
Мэдди Андервуд. Мэдисон.
Каким-то чудом я не свалилась со стула горкой хнычущего тряпья. Это было хуже зомби-апокалипсиса. Ну, может, и не хуже, но почти так же ужасно.
Я украдкой посмотрела на первую парту, за которой сидела Мэдисон. Она не обернулась, не застонала, не выругалась. Даже не закатила глаза и не перекинулась взглядом с двойняшками Осло. Но она бы никогда не позволила себе ничего подобного перед учительницей. Ни одному взрослому она не показывала, что таится за её безупречной
