Душа нематериальна, но она телесна!
А поэтому душе не нужно пытаться заглотить внутрь себя бесконечность и необъятность мира, только для того, чтобы увидеть картину мира. Ей вполне хватает маленьких кусочков полотна. Ей не нужны горы золота и несметные богатства для счастья. Ведь её истинное счастье – это состояние аффективного тонуса.
Перцепция и мышление – это процесс интеграции и сворачивания многообразия к минимальному моторному итогу. Да или нет, плюс или минус, хорошо или плохо, жизнь удалась или нет. Академик Павлов ввёл в науку понятие «аффективный тонус». Сейчас его чаще называют интегральным чувством «приятно-неприятно» (Пр-НПр) или центрами удовольствия и боли. В прессе утверждается, что современные ученые знают, где находятся эти центры.
На первый взгляд кажется удивительным, таинственным и непонятным, как мозг человека при его ограниченных размерах и его интеллект при всей его относительной слабости могут вмещать в себя безграничное многообразие мира. На самом деле всё ещё более удивительно.
Вы, наверное, слышали или читали о том, что человек использует свои нейроны на 5%. Подразумевается, что его способности тоже составляют только пять процентов от максимально возможных. Эта идея уже несколько десятилетий переписывается во многих книгах и статьях. Её автор мне неизвестен. Я знаю только, что это один из тех мифов, которым потчуют широкую публику. А разные гуру предлагают свои рецепты как задействовать неиспользуемые 95%. В основе этого мифа лежит предпосылка, что чем больше ресурсов окажется у человека, тем ему будет лучше. Он, предполагается, станет умнее, добрее, счастливее. И качество жизни, наверное, улучшится. А так ли? Нужно ли человеку, чтобы его «стало больше»? А может быть наоборот?
Даже то количество нейронов, которое есть у человека, значительно превышает минимальную «потребность». Душа человека – это его нейро-соматическая система, а количество мышц – в тысячи, десятки тысяч, а в некоторых органах и в миллионы раз меньше, чем количество рецепторов и нейронов их «обслуживающих».
А теперь подведём маленький промежуточный итог.
Так что же остаётся, когда душа уходит? Остаётся дух, растворённый в коллективном разуме группы, социума или даже всей ноосферы.
Очень скоро учёные создадут одушевлённых роботов-андроидов, имеющих сознание, а также будет создан бестелесный компьютерный интеллект – гомункулусы. Гомункулусы одного вида будут иметь сознание, гомункулусы другого вида будут бессознательными. Может быть, и у тех и других, в отличие от андроидов, будет разум, а у многих и сознание, но не будет души, потому, что у них не будет тела? Но ведь «тело» можно эмулировать в виртуальной среде.
Мы уже имеем достаточно знаний и технологический базис для выполнения этих фантастических задач. Это вопрос ближайших лет. Мы живём в удивительную эпоху, в преддверии очередного перехода человечества на новый уровень развития. В такую же эпоху жили наши отцы и деды в 50-х годах прошлого века, на пороге выхода человечества в космос. Столетиями люди мечтали, рассчитывали и планировали. И свершилось.
Скоро вы выйдете на улицу, и среди прохожих увидите полуклонов и андроидов. Так будет.
А пока мы продолжим. Мы будем изучать психотехнику для применения в своём личном творчестве. Вы в дальнейшем узнаете и поймёте, как работает интуиция, как получить вдохновение по заказу, и как достигается успех и создаются бестселлеры, то есть коммерчески успешные творческие продукты.
И снова давайте задумаемся. В каком мире мы живём? Архимед сказал: «Даёте мне точку опоры, и я переверну весь мир». А есть ли эта точка? Предположим, что есть. А где она находится? Где-то в пространстве? Или в тёмных глубинах разума? Согласно метасистемному подходу граница между «внешним» и «внутренним» размыта, а интеллект является частью вселенной. Но между интеллектом и «внешним» миром нет разделяющей их грани. Разум «размазан» в этом мире, как электрон на орбите атома. И образ мира, созданный интеллектом, тоже рассеян и неуловим.
3. Квазибезумие разума
Пришёл новый день. Снова взошло солнце. Такое же светило видели наши далёкие предки двадцать-тридцать тысяч лет назад. Они также были очень любопытны ко всему, что их окружало. И также хотели получить от этой жизни как можно больше.
На заре человеческой цивилизации человек с каменным топором, луком и стрелами в руках задумался над мироустройством.
Вот как это было.
Человек различал деревья, скалы, животных, своих родственников и соплеменников. Он узнавал их и звал по именам. Он называл сам себя своим собственным именем, так же как и других людей.
Он наклонялся над цветком и говорил, – «Прекрасный цветок». Цветок рос из земли, человек стоял рядом с ним и любовался им. Он ходил вокруг него, попеременно рассматривая с разных сторон.
Он видел орла парящего в высоте и говорил: – «Вот парит гордый орёл, мои стрелы не достанут его. Я хотел бы, чтобы мой сын был таким же гордым и независимым как он. Я назову его Мудрый Орёл». Орёл парил высоко в небе, не обращая внимания на человека. А внизу, подняв голову, стоял человек.
Первобытный человек-философ оглядывался вокруг себя, стараясь охватить одним взглядом всё, – и горы, и лес и море, и прекрасные цветы, и летающих птиц. Он хотел рассмотреть цвет каждого лепестка и листочка, почувствовать каждый бугорок и шероховатость почвы. Ощутить каждый аромат и все его составляющие. Услышать беззвучно скользящих в глубине моря рыб и почувствовать притяжение каждой звезды. У него кружилась голова, и перехватывало дух от всей этой непостижимо громадной картины. Он говорил, – «Это Мир, в котором Я живу».
Но в картине мира, которая включала в себя всё на свете, кое-чего не хватало. Человек рассматривал Мир так же, как любую вещь в мире: с позиции стороннего наблюдателя.
Свою позицию он не замечал. Но вскоре человек-философ стал обнаруживать парадоксы в рассуждениях. Тогда он принялся дополнять свою картину мира, достраивать, модифицировать, подлатывать и маскировать тупики, в которые вели парадоксы.
Он не мог на самом деле включить в модель мира самого себя. Ведь нельзя быть одновременно наблюдателем и наблюдаемым. Может быть, попробовать попеременно?
Человек-философ выделяет понятия времени и движения как всеобщие понятия, как философские категории. Эти категории являлись частями картины мира, и противопоставлялись остальным частям схемы мироустройства.
Категории характерны для метафизического мышления, которое в связи с этим можно называть категориальным мышлением. Они не устраняют парадокс, так как устранить его невозможно без отказа от всей метафизической схемы, без принципиального отказа от метафизического мировоззрения.
Затем у человека-философа появлялись представления о некоем всемирном разуме или ещё какое-то дополнительное категориальное понятие. Он не замечал, что всемирный разум – это тень его собственного разума, которая падает на придуманную им метафизическую схему. Тень его разума, который изначально логически был неявно исключён из его картины мира.
Этот феномен назовём исключение наблюдателя, или ненаблюдаемость наблюдателя.
Каждый философ или мыслитель пытался создать единую, универсальную, целостную и непротиворечивую модель мира, упростить и сделать её более идеальной, совершенной и истинной. Но суммарный результат деятельности всех философов Земли за всю историческую эпоху существования человечества имеет абсолютно противоположную результирующую тенденцию. Чем больше мыслителей, тем больше всевозможных схем, тем пестрее суммарно-историческая картина мира. И с каждой новой попыткой она становится всё менее единой и универсальной.
Эта общая тенденция не устраняется никаким величайшим умом и никакими методами: ни попытками увязать новые идеи со всеми историческими предшественниками, ни догматическими запретами, ни насилием и войной с инакомыслием.
Реально же лидирующее философское или идеологическое учение становится монопольным кластером, пытающимся заглотить весь мир. Этот процесс – драма. Вспомним космического миссионера Станислава Лема, разрабатывавшего план уничтожения половины метагалактики ради торжества идеи любви к ближнему.
Этот исторический феномен – парадокс философов.
Дотошный читатель может спросить: «А метасистемная картина мира – это разве не один из возможных неисчислимых вариантов мировоззрения? Поэтому, она ничем не правильнее и не лучше любой другой философской системы. Всякая истина относительна. В какую веришь, та и верна.»
На самом деле метасистемная картина – это не философская модель. Это логическая схема мышления и паттерн для практического использования в эвристической методологии.
