Но она не могла. Пока не могла.
— Можно мне еще? — спросила она, хотя ее первый бокал был еще наполовину полон. Немного больше жидкой храбрости не повредит.
— Почему ты никогда не говоришь о своем виски? — спросила она.
Сэм не отвечал несколько секунд.
— Вот что я тебе скажу... Я отвечу на этот вопрос, если ты расскажешь мне, что ты здесь делаешь. И не надо меня обманывать, что ты просто хочешь поболтать и быть не разлей вода. Несмотря на твои заявления прошлой ночью, я знаю тебя. И я знаю, когда ты чего-то хочешь.
Конечно. Но знаешь ли ты, когда я кого-то хочу?
— Сначала ты, — сказала она, делая большой глоток своего напитка и подталкивая его к нему, чтобы налить еще.
— Ну, — сказал он, в последний раз встряхнув шейкер, прежде чем разлить его по ее бокалу. — Думаю, можно сказать, что это слишком ответственно.
— Не совсем понимаю.
— ROON для меня — это все. Это мои сбережения, средства к существованию, моя страсть. Но МакКенны для меня тоже все. Вы были моей семьей, когда моя была паршивой, и вы еще больше стали моей семьёй теперь, когда моя по большей части вычеркнула меня из своей жизни.
Райли сопротивлялась желанию положить свою руку поверх его. Сэм был единственным ребенком, которого воспитывала самая равнодушная мать на планете. Райли встречалась с Хеленой Комптон всего пару раз, и хотя она передала сыну хорошую внешность, матерью она не была. Не в том смысле, который имел значение.
— Я не понимаю, — мягко сказала она. — Поскольку и то, и другое важно для тебя, они не могут пересекаться?
— Давай просто скажем, что мой виски — это мой ребенок, а твои родители — мои родители. Не думаю, что смогу вынести, если Эрин и Джошу не понравится их внук.
Он одарил ее мальчишеской улыбкой, но Райли услышала правду за его непринужденным тоном. Он до смерти боялся разочаровать МакКеннов.
— Но ты разрешаешь мне пить его.
— Только потому, что ты ворвалась в мой дом, и я хотел — мне нужно было — выпить, чтобы справиться с тобой.
— Почему ты так думаешь?
Его глаза остановились на ее. Она не хотела, чтобы ее голос прозвучал так сипло, но ее робкий вопрос прозвучал очень похоже на опасное предложение.
— Потому что ты опасна для меня, — ответил он очень просто. — Особенно когда я не знаю, что тебе нужно, а я, признаться, сейчас в полном замешательстве. Сегодня вечер пятницы. Разве ты не должна быть в каком-нибудь шикарном месте с каким-нибудь парнем в костюме из города?
Она протянула руку через барную стойку и взяла вишенку из его напитка.
— Может, я в настроении для обычного домашнего бара с парнем в джинсах и футболке из Бруклина.
Сэм схватил ее за запястье, и она перевела взгляд на него, пораженная его напряженным выражением лица.
— Не надо, — резко сказал он. — Не играй в эту игру. Только не со мной.
Это не игра.
Она отдернула руку, и он отпустил ее, но не ответ от нее глаз. Райли глубоко вздохнула. Пришло время.
— Я сказала, что я здесь, потому что мне нужна услуга...
Выражение его лица не изменилось.
— Что угодно.
Ее сердце слегка дрогнуло при этих словах.
— Это... немного более личное, чем мои обычные просьбы. Это не поездка домой, не урок о разнице между отвертками и не помощь в передвижении мебели.
Глаза Сэма сузились.
— Насколько личное?
Райли облизала губы.
— Настолько личное, насколько это возможно.
Он с опаской обошел бар и присел на одну из бочек рядом с ней, сохраняя между ними безопасное расстояние.
— Почему бы тебе не начать с самого начала.
И тут Райли рассказала ему все. Ну, не все. Только часть о юбилейном выпуске Шпильки, и о том, как она должна была рассказать правду, стоящую за этой статьей. Как она должна была написать о чем-то личном.
Он слегка кивнул, когда она закончила.
— Хорошо, я понял. Они хотят, чтобы все обозреватели написали более личный рассказ для этого выпуска. Но я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.
Понеслась, начнём...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну, мои статьи в основном о... сексе.
Он закатил глаза.
— Я знаю. Думаю, весь город знает.
— Ну, это отчасти моя проблема, — тихо продолжила она. — Джули и Грейс, даже Эмма... им проще сделать свои статьи более личными.
— Более личными, чем секс?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Нет.
— Да ладно, — сказала она с раздражением. — Ты парень. Ты должен знать больше других, что иногда секс — это просто... секс. Когда есть о чем поговорить и не о чем говорить одновременно.
— Без обид, Рай, но я уверен, что тебе лучше поговорить об этом с подругами или сестрами.
— Нет, я бы не стала, — упрямо сказала она. — Потому что они не могут заниматься со мной сексом.
И вот оно.
Райли напряглась.
Она пробежалась по списку возможных реакций. Смех. Крик. Возможно, обморок.
Ни в одном из возможных сценариев, она не представляла, что он спокойно сделает еще один глоток своего напитка и еще более спокойно ответит: — Нет.
— Выслушай меня.
— В этом нет необходимости.
— Сэм, — её рука нашла его колено, и они оба замерли. Его глаза переместились сначала на ее пальцы, а затем встретились с ее глазами.
И там была злость. Нет, не злость. Он был в ярости.
— Прибереги свои сексуальные прикосновения для другого мужчины, Рай.
Она отдернула руку.
— Я не имела в виду... Я просто...
Расскажи ему все.
Но она не могла. Не сейчас, когда он смотрел на нее с полным презрением. Не было хорошего способа сказать ему, что она не может рассказать личную историю о сексе, потому что у нее не было секса. Ни в каком смысле. И уж точно она не могла сказать ему, что причина отсутствия секса в том, что единственный парень, которого она когда-либо хотела, был он.
Поэтому она придерживалась своего первоначального плана полуправды.
— Мы хотим друг друга, — сказала она прямо.
Он резко встал и обошел барную стойку, отступая в безопасное место. Что ж, это было чертовски неправильно. Потому что Райли покончила с безопасностью.
Она встала и последовала за ним, ощутив трепет триумфа, когда он сделал шаг назад. Это было подтверждение, в котором она так нуждалась.
— Райли... — замялся он.
— Отрицай это, — сказала она тихим голосом, остановившись в нескольких сантиметрах от него.
Он не смотрел ей в глаза.
— Твой брат убьет нас обоих, если узнает, что мы только разговариваем об этом.
Это был жалкий щит — совершенно трусливая форма самозащиты, но ему нужно было что-то — что угодно — чтобы не дать ей сказать «да».
Потому что он хотел взять её тут. Сейчас.
Жёстко.
— Лиама здесь нет, — сказала она, звуча слишком рационально. — И никого другого из моей семьи тоже нет, и им не нужно об этом знать.
— Ты только что сказала, что хочешь, чтобы мы занимались сексом, чтобы ты могла написать об этом! — взорвался он. — Я уверен, что тогда они обо всем догадаются.
— Я бы никогда не упомянула твое имя, — тихо сказала она.
— Господи, Райли, почему я? В Нью-Йорке миллион мужчин, которые готовы переспать с тобой и хотят, чтобы ты упомянула их имя.
Я не хочу ни одного из них.
— Я не хочу, чтобы это была очередная бессмысленная статья о том, как это сделать.
— Какой, черт возьми, заголовок у тебя на уме? «Я Переспала С Лучшим Другом Моего Брата И Дожила, Чтобы Рассказать Об Этом»?
— Нет, я хочу, чтобы это была статья о друзьях, переступивших эту черту, — уклончиво ответила она.
— Найди другого друга. Того, кто действительно заинтересован в пересечении черты.
Это был маленький удар в сердце. К которому она была готова, но который все равно причинял адскую боль.
Тем не менее, выражение его лица не соответствовало его словам. Его тон говорил ей, чтобы она убиралась, но его лицо не выражало отвращения или безразличия.
