Внутренний голос ухмыльнулся.
«Не разбрасывайся словами, — сказал он. — Я ведь захочу только с Ольгой, и что мы будем делать, если нас станет двое?»
— Вот тогда я тебя наконец прикончу, — злорадно огрызнулся Кантор.
«Какой же ты зайчик? — печально вздохнул внутренний голос — Ты злобная кусачая шавка. Меня называешь озабоченным, а сам?»
Лучшим ответом на последнее замечание было бы съездить по морде, но гадский голос имел одно вопиюще несправедливое преимущество, которым бесстыже пользовался. У него не было морды. Зато у Кантора она была, и в течение этого коротенького разговора в ней, видимо, произошли какие-то изменения, встревожившие Ольгу.
— Что? — тут же засуетилась девушка, ласково поглаживая «бедненького зайчика»… Как с ребенком, честное слово! Еще немного, и слуги смеяться начнут! А сказать как-то неловко…
— Ничего. — Кантор приподнял голову и сделал невинные глаза. — Тебе показалось.
— Просто ты молчишь и о чем-то таком думаешь…
— О каком?
— Тебе лучше знать. Когда ты об этом думаешь, у тебя лицо делается злое и сердитое.
— Это плохо, — вслух заметил Кантор.
— Чего ж хорошего…
— Нет, плохо, что по моему лицу видно, о чем я думаю… — Это действительно было хуже некуда. Кантор всегда славился способностью контролировать эмоции при любых обстоятельствах. Может, не так безупречно, как король, но среди товарищей-мистралийцев он в этом отношении был лучшим. И на тебе — юная девица читает мысли по его физиономии, как если бы сия физиономия была красочной вывеской с огромными рунами… — Не обращай внимания. Мало ли что может прийти в голову.
Как бы в подтверждение того, что голова у товарища Кантора полностью дурная, в нее тут же пришла непрошеная мысль. А не послушаться ли и в самом деле совета внутреннего голоса? Хоть разок, для проверки — вдруг он прав? Он, конечно, полный придурок, голос этот, но Азиль ведь то же самое говорила, а она плохого не посоветует… И, помнится, когда случалось задремать в таком же положении, как сейчас, на этом ковре, под заунывное загробное пение очередного безголосого барда, уложив голову на колени Ольге, ему действительно ничего такого не снилось. И когда он позорно заснул за ужином на диване, рядом с ней, тоже спалось прекрасно. Не от водки же! Только ведь предложи — поймет неправильно, озабоченным посчитает… Хорошо, если откажется, а если согласится… и будет ждать от него определенных действий… а ему сейчас как-то не до того… Придется простыми словами доступно объяснять, и получится позорище редкостное!
— Если все время молчать и думать, в голову обязательно будет приходить что-нибудь подобное, — рассудительно сказала Ольга. — Надо чем-нибудь отвлечься.
«А то я сам не знаю», — подумал Кантор, но вслух этого говорить не стал.
— Расскажи мне сказку, — попросил он, поудобнее устраивая голову у нее на коленях.
— Опять я? — вздохнула Ольга. — Всегда я… А ты молчишь.
— А что могу рассказать я? — вздохнул Кантор. — Что-то вроде того, о чем я думаю, когда молчу? Чтобы и тебе о том же думалось? Совсем не хочется…
— Я понимаю, — согласилась Ольга. — Помнится, Костик тоже никогда не рассказывал про Афган… Но не обязательно же об этом. Ты что, ни одной не знаешь?
— Знаю. Но ты можешь в любой момент взять в королевской библиотеке и прочесть их в оригинале. А твои сказки из другого мира, и кроме тебя, мне их никто не расскажет. Или тебе все уже надоели с этими сказками?
— Да нет, мне не жалко. Но все слушатели мне тоже что-нибудь рассказывают. Элмар — красивые старинные легенды, король — ментовские байки, Азиль — про разных интересных людей, с которыми она встречалась, Жак — последние сплетни и приколы из придворной жизни, он каким-то образом всегда их знает. А ты молчишь. Вот, ты говорил, что был большим любителем музыки и даже знал лично многих выдающихся бардов. Хоть про них. Ты, наверное, и с моим «мертвым супругом» был знаком, раз знаешь даже, как он Плаксу за плагиат лупил…
— Был знаком. Но никакого желания об этом говорить.
— Почему? Вы с ним ссорились, или просто ревнуешь?
— Нет, история получится очень и очень печальная. Не хочу. Пусть Азиль рассказывает, у нее весело выходит.
— Ладно, — вздохнула Ольга. — Только пойдем тогда в спальню, а то ты опять тут и уснешь, как в тот раз. Ляжешь в постель, выключим свет, и я поведаю тебе про медвежонка Винни-Пуха.
— В постель пойдем после ужина, — возразил Кантор, опасаясь, что его затея поспать в библиотеке сейчас накроется кое-чем… э-э… приятным во всех остальных отношениях, но не в данном случае. — А пока давай поваляемся здесь.
— Почему? Ты любишь спать на полу?
— Не на полу, а на ковре. И не спать, а валяться. Нравится мне здесь, и все, — уперся Кантор, полагая, что Ольга не станет слишком уж настаивать.
И еще он очень надеялся, что на сей раз это не будет история для детей дошкольного возраста. А то Ольга, которая в последнее время тщательно избегала всяческого насилия в своих сказках, исчерпала более-менее взрослые сюжеты и перешла на откровенно детские, хотя Кантор давно перестал просить, чтобы сказки были нестрашными. Что самое смешное, опознать по названию, о чем пойдет речь, было практически невозможно, поскольку все названия имели какое-то наизнанку вывернутое значение. К примеру, крокодил Гена оказался вовсе не хищным зверем, а добропорядочным горожанином с повадками рассеянного чудаковатого алхимика. Муми-тролли ничего общего с троллями не имели, и было совсем непонятно, за что этих милых зверюшек так обозвали. Зато внешне безобидная сказка о мальчике, который жил в деревне с котом и собакой, оставила у Кантора очень неприятный осадок. Видимо, из-за противного кота с его голдианскими замашками. Мистралиец не стал гадать, чего ожидать от обещанной сказки про медвежонка, хотя варварское имечко оставляло некоторую надежду, что медвежонок не плюшевый.
— Нет, так не пойдет, — возразила Ольга, — Заснешь на полу, что с тобой потом делать? Пойдем лучше в комнату. Почему ты так не хочешь туда идти? Что-то не так?
Объяснить ей, в чем дело, было сложно, и у Кантора не было ни сил, ни желания напрягать мозги, чтобы облечь это «не так» в понятную словесную форму.
— Я не засну, — пообещал он. — Дождусь ужина, и пойду спать наверх. — Затем набрался смелости и добавил: — А ты не хочешь составить мне компанию?
— Посидеть с тобой, пока ты уснешь? — с готовностью уточнила она, заботливо расправляя его спутанные волосы. — Конечно.
— Ну вот… Я усну, а ты уйдешь. Мне так скучно одному. Почему, собственно, мы стали спать врозь?
