Но я понимала, почему произошло именно так. Зная тщеславие вампиров. Им надо было жить именно здесь. А присматривать за стеной нужно постоянно.
Вот, уроды! А люди-то за что страдают?
Не знаю, сколько я так просидела, но в скором времени заметила, что вампиры стали драться друг с другом. Наверное, серебряные очухались.
Ну, вот, теперь начнется гражданская война среди вампиров.
Боюсь, людям от этого не легче. Наверное, сейчас каждый думает о том, что у него помутился рассудок.
На улице стемнело, но фонари так и не зажглись. В соборе тоже было темно. Я, конечно, понимала, что можно было зажечь свечи, но все так же сидела, сжав в руках топор. После этой ночи я не боялась больше темноты. Темнота стала мною, стала моим спасением. Пока я не зажгу свет, меня не обнаружат. Сейчас свет мой враг.
Я не плакала, не билась в истерике. Просто сидела, глядя в окно. На улице все затихло, криков больше не было слышно. Наелись, что ли?
Я не заметила, как заснула.
Глава 10
Я сидела за столиком в первом попавшемся баре и вспоминала недавние события.
Казалось, что это было сегодня. Я думала, что меня уже ничто не сможет удивить, когда меня нашел Он…
Несколько невыносимых дней почти в сомнамбулическом состоянии я провела в соборе. Обыскав служебные помещения, я обнаружила чьи-то вещи, среди которых были пирожки. Видимо, служащие покидали здание в спешке и, на мое счастье, пообедать не успели.
Я бродила внизу, равнодушно разглядывая расписные сводчатые потолки, когда появился Он.
Не утруждая себя стуком в дверь, он просто снес ее с петель. И зашел, спокойно, по-хозяйски, оглядывая помещение и меня. Его шаги гулко отражались от стен.
— Ну, здравствуй, доченька.
Я вздрогнула, узнав его по своему странному сну, но мгновенно вернула самообладание.
— Здравствуй, папочка… — Как он меня нашел? Узы крови, наверное. Я нервно хихикнула. — Не скажу, что рада тебя видеть. Я думала, ты умер… не своей смертью.
Виктор закатил глаза.
— Глупые серебряные. Решили, что я не настолько опасен, и всего лишь заточили меня за стену. Они не представляли, каких размахов я достиг в своих исследованиях. К тому же, я оставил в наследство Совету Красных кристалл и медальон, но, как видишь, справился сам. Я за стеной создал другой накопитель силы.
Значит, за мной зря гонялись?
— Меня мучит вопрос: почему я родилась? Зачем тебе это нужно было?
Вампир задумчиво пожевал губы.
— Это был очередной эксперимент, — он скривился, — очевидно, неудачный. Ты оказалась никчемной, даже как хранительница медальона. А ведь мои подчиненные потратили на тебя столько сил. Пасли, следили. Им даже пришлось устранить твою мать.
Я побледнела.
— Не может быть…
Он недовольно посмотрел на меня.
— А что ты хотела? Это была вынужденная мера. Твоя мать была гордой и независимой девочкой, считавшей, что сумеет противостоять нам. Она не позволила бы контролировать тебя и собиралась рассказать тебе правду… Но все было напрасно. Твоя кровь оказала нам медвежью услугу.
Он прошелся передо мной, застывшей, словно статуя, заложив руки за спину.
— Жаль, но придется тебя убить. Я возьму твою силу — хоть какой-то будет от тебя прок.
После этих слов пелена горя спала с меня, и я просто озверела. Вампир был силен, очень силен, но и меня ярость наполняла необходимой силой.
Мы методично громили памятник архитектуры. Пока я не уступала ему, но чувствовала, что смогу лишь уйти, победить мне его не под силу. Руководствуясь этим, я со всей силой зашвырнула Виктора в соседний зал и стала заваливать дверь громоздкими предметами. Дверь сотрясалась, гора перед ней вздрагивала.
— Ты сама придешь ко мне! — взревел вампир. — Твоя кровь приведет тебя к кристаллу!
Я выскочила на улицу и побежала, не разбирая дороги.
Если он меня нашел сейчас, то ему не составит труда сделать это снова.
Мне очень хотелось найти Барского. Почему-то казалось, что он мне поможет. Теперь я бы точно направила свою силу на борьбу с вампирами. Я с огромным удовольствием стала бы помогать уничтожать их. Особенно Виктора. Ненавижу.
Я долго плутала по городу, с удивлением осознав, что в нем царит относительное спокойствие. Трупы с улиц исчезли. Люди продолжали работать. Только теперь они подчинялись вампирам! Это они наводили порядок, командуя людьми.
Пару раз я видела, как вампиры открыто насыщались, впрочем, не убивая. Я избегала их, как могла.
Вечером я набрела на этот вполне себе функционирующий бар (пир во время чумы, черт возьми), в котором теперь сидела с обреченным видом.
Такого опустошения я не испытывала с тех пор, как потеряла маму. Вспомнилось то чувство бесконечной тоски, одиночества и обиды на нее, оставившую меня одну.
Теперь я узнала, что ее даже не убили, а УСТРАНИЛИ, как помеху на пути к контролю надо мной. Ненавижу Виктора за то, что он сделал с моей матерью, за то, что сделал с моей жизнью.
Когда я в очередной раз подняла взгляд, передо мной сидел Валентин Барский.
Почему-то я этому не удивилась. Знал бы он, сколько раз за последнее время меня тянуло к нему.
Барский, верно оценив мое состояние, заказал дорогущего коньяка. Мечта, а не мужчина, подумала я с мрачным юмором: молчит, коньяком поит.
Поднаглев, я заказала закуску — пусть раскошеливается за сомнительное удовольствие пить в моей компании.
Дальше мы сидели и тупо надирались.
— Знаешь, Барский, — язык слегка заплетался, — вы мне всю жизнь испоганили. Вот жила я и не знала ни о каких тварях. А сейчас я хочу все забыть! Так что пошли танцевать!
Ну, он и пошел. И как пошел! С какой-то звериной грацией. Своим танцем он заворожил танцпол. А мне было все равно! Я отрывалась так, как может это делать человек в последний день своей жизни. А потом мы снова пили, затем — опять танцевали, кажется, медляк…
Я просыпалась мучительно и медленно. Тяжело переживая последствия неумеренных возлияний. В голове стучало, незнакомый потолок кружился, перед глазами мелькали черные бабочки, а тяжелая рука на животе не помогала установить спокойствие в желудке.
Стоп! Какая рука?
Я подорвалась, одновременно пытаясь удержать, рвущуюся из головы барабанную дробь. Ой, мамочки! На меня с иронией смотрели черные глаза. Не вынеся позора, я рухнула обратно и укрылась с головой простыней.
— Лара, — тронул меня за плечо этот урод, в смысле, красавец-мужчина.
— Отстань, — проныла я, — дай умереть спокойно!
— Я произвел на тебя такое невыносимое впечатление? — насмехался этот… растлитель невинных девушек!
