Я прямо в затылке почесал, вспоминая, сколько раз «молодые специалисты» при мне ругали пиндосов. Откровенные русские ребята. А ведь есть среди них и такие, кто в курилке запросто толчется. Чего бы не почесать языки при господине инженере, если он из нашей школы? Свой в доску парень, мы с ним в футбол играем по выходным… И вроде бы нехорошо, когда инженерный стафф ошивается в рабочей курилке, это уже на самом пределе корпоративной этики. Только у нас на такие мелочи всегда клали: дружба важнее, мы ведь русские. И пиндосы смотрели сквозь пальцы, терпели местный колорит. Ну-ну… Вот зачем они его терпели… Как интересно…
– Знаешь, какая гонка за показателями идет? Стахановское движение рядом не стояло. Чего там получали ваши передовики – квартиры, машины, ордена… А тут на карте власть. Реальная власть. Много сдал – быстро продвинулся. Кого обогнал, того и будешь нагибать потом. Хороший менеджер не обязан быть хорошим инженером, это дело десятое. Главное – он умеет работать со стаффом! А главное в работе со стаффом – выявлять неправильный стафф. Которого на заводе, как нарочно, до фига и больше…
– Тогда почему нас не гонят пачками?
– Во-первых, гонят, только не «без объяснения», а вежливо. Сам знаешь, как это делается…
Ну, знаю. Перед рамкой металлоискателя на выходе из цеха всегда руки в карманы сую. Это уже вроде инстинкта. Но я-то ветеран, «олдскул», так сказать. А молодые, у кого рефлекс не наработан, залетают. Сунут ему незаметно в карман тоненькую детальку, он и зазвенел. После чего следует ласковый совет написать заявление «по собственному» и придумать для народа уважительную причину. И не дай бог проболтаться – засудят ведь. Поэтому никто не проболтался еще. Мы только по косвенным признакам догадываемся, что человека подставили. А уж вычислить, какая падла исполнила заказ, почти нереально. И ведь она совсем рядом, эта ловкая падла, но поди ее поймай за руку, если она под опекой службы безопасности или вообще подчиняется напрямую кадровику. Ты ей руку сломаешь, а она тебе голову откусит…
– Во-вторых, какое-то количество раздолбаев и клоунов – нужно. Они стабилизируют коллектив. Но клоуны тоже есть разные. Ты, например, злой клоун и со всякими идеями. А Малахов – добрый и безыдейный. Поэтому Малахов тут будет всегда, а тебя собирались выпереть еще года два назад, когда ты в последний раз отказался пойти учиться…
– И чего не выперли? – тупо спрашиваю.
– Без понятия. И даже не знаю, у кого уточнить.
– А кто… Про меня?..
– Тру.
У меня под черепом аж зашевелилось что-то. Мария Трушкина, Мисс Города, обладательница дареного красного цитруса и лучших ног правого берега, а может, и левого. Хотя на левом есть Джейн, так что я бы сам с собой на эту тему подискутировал.
– Она трахается с кем-то из пиндосов, и тот разоткровенничался.
– Нашла с кем! А ты?..
– Ну, у меня с ней тоже… было.
– Как вы так можете, а, ребята?
– Было, – говорит Кен. – Сейчас нет. Но мы в хороших отношениях. Она ведь замечательная.
– Угу, только с пиндосом спит.
– Слушай, оставь ты этот великорусский шовинизм. Пиндосы разные бывают. И вообще… Два часа назад она прибежала и вывалила на меня кучу имен. Ей, видите ли, надо было понять, что тут правда, что неправда и возможна ли «программа лояльности» в принципе.
– Не узнаю Тру, чего это с ней? Она же болтушка знаменитая. Что слыхала Тру – услышит весь город немедленно.
– Ты забыл, у нее с нашей пиар-службой война нервов? Может, задумала их слегка припугнуть. Может, ей красный цитрус надоел и она в следующем году белый хочет… Не знаю, да мне и наплевать. Меня чуть не стошнило, и она это видела. А потом я прямо у нее на глазах связался с отцом и начал его трясти. И в общем и целом… он подтвердил. Он даже сказал, чтобы я попусту не волновался, представляешь?!
– Ну и не волнуйся…
– Мишка, но это ведь кошмар какой-то.
– Хорошо, – говорю, – теперь объясни мне, тугодуму, чем это все так ужасно.
И тут же в общем и целом догадался сам.
Просто взял и поставил себя на место Кена.
Пиво, конечно, помогло – так бы я не справился.
А тут я забыл на минуточку о своей тормознутости, начал привычно мыслить картинками: вот наш цех, веддинг-посты, мимо спешит молодой специалист с планшетом в руке, на него таращится издали камера слежения, и кто-то следит за ним сквозь тонированное окно под потолком… И я все увидел.
Увидел человека, который под прицелом каждую секунду – и знает об этом, и понимает, как это важно: правильно вести себя под прицелом.
Честно, стало жутковато. Говорят, при Дональде такой фигни не было, тогда пахали не за страх, а за совесть. Ну ведь Дональд и для своего времени был динозавр навроде мамонта, эксперт по прошибанию любой стены рогами. А нынче стенобитная эпоха кончена и ценится другая польза: талант просачиваться. Время ленточных глистов.
Чтобы выбиться на производстве в начальники, стучать надо, это общеизвестно. Хотя бы потому, что твои начальники сами по молодости стучали и они тебе не позволят остаться чистеньким, а то им будет обидно.
Нам, простым сборщикам, такая ситуация неприятна, но терпима. Нас много, мы закладывать своих не обязаны, стучат на конвейере энтузиасты этого дела и принципиальные карьеристы, а главное, у рабочего класса есть общий противник – начальство в целом, начиная с мастеров и выше. Они нагибают нас, мы плюем на них. Рядом и как бы сбоку живет инженерный стафф – маленькая, тесно сплоченная команда, нагибает которую уже конкретно дирекция. Вроде бы то же самое, просто масштаб другой. И Кен, набравшись на конвейере простецких рабочих понятий, с этими понятиями в ту команду вперся. И давай, значит, усердно надзирать за эффективностью. Под мудрым руководством исключительно тупого пиндоса, который у нас заведует «отделом культуры», и оплодотворяющим влиянием безобидного идиота Роя Калиновски. Идеальная ситуация для того, кто умеет быть дипломатичным и не любит вкалывать. Но только не для Маклелланда, испорченного пролетариатом.
Кен быстро смекнул, что долбаная эффективность – фикция, весь отдел страдает фигней на рабочем месте, а симпатяга Рой, целый помощник директора с такой зарплатой, что мог бы каждый месяц цитрусы менять, – даже фигней не страдает, просто ходит и улыбается. Я помню, какие были у Кена глаза, когда он поделился с нами этим откровением. И как мы с Михалычем ржали, а Кен не понимал и дулся. Ей-богу, лучше бы он остался с нами на конвейере. Или поглядел внимательней на Джейн, которая на заводе отнюдь не страдала фигней, но все равно достигла крайней степени просветления. Завод обламывает, дорогой товарищ, завод обламывает! Ты просто мало еще поработал…
И он еще поработал и вроде бы чего-то осознал. И сделал вывод, что надо быстрее продвигаться вверх – тогда он изменит систему к лучшему. А тем временем у него под носом шел заводской чемпионат по художественному стуку для инженерного стаффа легкой весовой категории. И это было действительно важно для продвижения вверх. А все остальное – такая же, по большому счету, фигня, как долбаная эффективность.
И выходит, что ничего Кен не осознал. Ничего не понял. Кен был в системе и как бы вне ее: играл по правилам, которые давно отменили. А кто играл по новым – далеко его обставил. И вот самое плохое: новые правила неприемлемы для порядочного человека. Как бы он ни ломал себя, пытаясь к ним примениться, его песенка спета. Гадом быть – не только искусство, а еще и состояние души; научиться жрать людей на производстве – мало для победы, надо по-настоящему хотеть сырого мяса. И окажись я на месте Кена, меня бы не очень волновало, что по новым правилам мне заранее выписан технический проигрыш.
Меня бы волновало, что все ужасно и ничего не сделаешь.
Черт побери, а ведь много лет назад я от кого-то слышал… Кто же мне говорил… Что все так и будет… Кто?! Про Кена в розовых очках. Про то, как мне душно покажется в этой гнилой системе, где сделать ничего нельзя.
Мы сидели на берегу реки, прямо как сейчас.
И она сказала: не кидайте бутылки в реку.
Джейн.
Спасибо, Женька, что предупредила – и я в систему не полез. А Кен полез – и все сбылось в точности, глупо и нелепо, и бессмысленно до отвращения.
В общем, я его понял.
– Но ведь это и правда ужасно! – хриплым шепотом выкрикнул Кен. – В конце года подведут итоги – и мы увидим, кто из наших самые крутые стукачи. Повысят не тех, кто хорошо работал, а тех, кто заложил больше народу! И мы ничего не сможем, ни-че-го…
– Стонать только не надо, пожалуйста.
Кен перестал ныть и сказал очень спокойно:
– Если о «программе лояльности» узнают, город взорвется.
– Чего-о?! Как бы не так. Плюнут и забудут. Эка невидаль! Никто и не ждал от пиндосов ничего доброго.
– От пиндосов – не ждал. А от своих? От наших ребят? А?
Я только плечами пожал.
– Кен, старина, когда же ты привыкнешь к тому, до какой степени у нас не любят начальников… И тех, кто рвется в начальники. Молодые специалисты, значит? Все понятно с ними. Скажут, эти парни всегда были с гнильцой. Сразу припомнят, как они в детстве кошек мучили. И нет проблемы. Психологи зовут это вытеснением. Неприятные люди будут вы-тес-не-ны. Они никакие не «наши ребята», мы их терпеть не могли, мы их били каждый день и отнимали конфеты. Потому что они всегда были плохие. А мы хорошие.
