– Давно хотел спросить – если вы такие умные, чего же вы строем не ходите, бу-га-га!
Бригада сразу набычилась. Вспомнила, что мы – местная интеллигенция, и привычно изготовилась оскорблять, глумиться, издеваться, а также втаптывать в грязь человеческое достоинство. Мы себе цену знаем. У нас, Дартов Веддеров, общезаводской копирайт на дурацкие шутки про коэффициент интеллекта, которые тут не понимает никто, и продвинутые шутки про жопу, которые тем более никто не понимает. Мы не строим из себя умных, мы и есть умные, даже слишком умные для завода. И намеков на то, что могли бы поменьше козырять своей сообразительностью, не прощаем никому. Тем более – Васе, пиндосскому прихвостню. С чего это он осмелел нынче? До сих пор жалею, что компот ему за пазуху не вылил – постеснялся, а ведь можно было.
Мне в тот день все можно было, вот прямо с раннего утра. Согнуть манипулятор Железному Джону, написать в сортире «пиндосы дураки», наплевать в душу мастеру, да хоть наглотаться на рабочем месте разных гаек и болтов.
А я и не догадывался.
* * *
– Че те надо, защитник угнетенных? – спрашивает тим-лидер. – Нам нечего тебе пожертвовать, кроме своих цепей, можем отклепать пару метров на нужды профсоюзного движения.
– Да я на минуточку, – говорит Вася. – У меня к малевичу вашему пара слов. Миша! Сочувствую, что ты в конце квартала увольняешься. Не мог до Нового года дотерпеть? Мы же вас двоих планировали на поездку, на показательные выступления… Прямо скажу, здорово ты нас подставил!
И вроде должен я по закону жанра подавиться макаронами по-флотски. А в голове одна мысль: свободен. Я свободен. За меня все решили. Хорошо-то как. И выгоняют не резко, а гуманно, авось еще квартальный бонус получу.
Вася смотрит, ждет ответной реакции. Тут Михалыч, который тоже отнюдь не подавился, спокойно его спрашивает:
– А чего это – он подставил? Мы подставили. Оба подаем заявления. Сегодня. А ты не знал?
– Нет-нет, – Вася ему. – Ты не уходишь, нам с тобой еще работать и работать!
– Ты лучше исчезни, Василий Иваныч, – произносит мой друг ласково – и ненароком сгибает вилку тремя пальцами. – Не тебе решать, с кем я работаю. А ТО Я, БЛИН, СЕЙЧАС КОМУ-ТО…
Красивый он был, Михалыч, в этот момент – загляденье. Одухотворенный, как работяги с советского плаката (честное слово, не я!!!..). Но все равно похож на большую мягкую игрушку.
– Ты лучше и правда исчезни, Василий Иваныч, – говорит тим-лидер. – Покинь опасную зону. Не стой под стрелой.
Васю сдуло. Михалыч вилку разгибает, и мне:
– После смены – в кадры.
И давай жевать.
И бригада дружно утыкается носами в тарелки.
Только самый молодой, который еще на заводе не обвыкся, не осознал нашу специфику и местный колорит, глядит на всех недоуменно. Потом оборачивается ко мне и заявляет:
– И ты это так оставишь?.. Я бы на твоем месте уперся.
– Ты бы лучше на своем упирался, – советует ему тим-лидер. – Нашел, кого учить. Давай, жри. Забыл пословицу – когда я ем, я глух и нем?..
Все-таки не зря он учился на зоотехника: вроде бы ничего особенного не сказал, а молодой у него съежился до зародыша слесаря-сборщика. Того и гляди в компоте утонет.
– А то действительно упремся? – предлагаю. – Пусть выгоняют без объяснения, кинем им такую подляну. Если сегодня не подадим заявления – они сразу поймут. И вышвырнут нас завтра же, чтобы квартальные бонусы не платить. А я плевал на эти бонусы. Перебьюсь.
Тут вопрос принципиальный: если двоих ветеранов и чемпионов погонят вдруг «без объяснения причин», это, считай, знак качества нам обоим. И попутно шухер на весь завод. За нас, конечно, не заступятся, мы не маленькие Малаховы, да и времена уже не те. Ни за кого сейчас не пойдет на принцип славный трудовой коллектив. Но злоба вскипит изрядная, глядишь, и дубина народной войны поднимется. Может, еще кому «темную» устроят в узком коридоре. А то непорядок – один только Рой Калиновски поумнел и вежливый стал… Хотя чего на пиндосов силы тратить, вон у Василия Иваныча давно морда рихтовки просит.
– Не надейся, – говорит Михалыч. – Это не мы им, это они нам подляну кинут. Допустим, Железному Джону настройки собьют. И что тогда?..
– Известно что, – тим-лидер кивает. – Через неделю вас отсюда пинками выгонят. Коллеги ваши дорогие выгонят. Да я первый вас попрошу. Без малейшего стеснения. Ничего личного, сами понимаете…
Я сразу глаза опустил. Михалыч куда дольше меня работает и больше гадостей тут видел. Подставить нас с Джоном легко. Сегодня, завтра, послезавтра – небольшое вмешательство в настройки, каждый раз по-новому. Ремонтники бессильны: робот проверен, откалиброван, «мозги» опломбированы, в журнале – роспись мастера участка. Просто робота глючит, когда мы приходим. Разлюбил он вас, ребята, что ли, ха-ха-ха… И будут у нас затыки смена за сменой, короткие, но чувствительные для всех, пока не восстановим против себя целый конвейер. Народ будет знать, что нас подставляют, – и злиться, отчего мы такие упертые. На день хватит народа, на два, а потом терпелка лопнет. Ну показали характер, молодцы, но сколько можно?.. И уйдем мы с завода совсем не героями, а неприятными людьми с обостренным чувством собственного величия, которые нагадили не столько пиндосам, сколько трудовому коллективу.
– Намек понял, – говорю.
* * *
Никому не сказали ничего, а после смены как бы невзначай завернули в «кадры». Младший менеджер разыграл удивление и сожаление, но стандартная форма «по собственному» уже была распечатана. Только мы ее заполнили, открывается дверь кабинета, и зовет нас к себе завкадрами. Ну правильно, его виза нужна.
Кажется, он был поддатый. Уселся напротив нас, раскидал перед собой заявления по столу веером и загрустил. Подпер щеку рукой так, что физиономию перекосило, и выдал:
Много лет стоял, как в книжке,Я над пропастью во ржи.Только все мои детишкиУшли квасить в гаражи!
И глядит прямо в глаза ласково-ласково. Понимающе глядит, зараза. Будто мы с ним заодно.
Я, конечно, тугодум и не стесняюсь этого. Но тут меня сразу к стулу пригвоздило. Неважно, куда ушли квасить подопечные кадровика, а у вашего покорного слуги ушла на секунду душа в пятки. Состояние – будто застукали в сортире с тщательно размятым и готовым к использованию Кодексом корпоративной этики.
В голове крутится историческое четверостишие про гайки и болты, которое любой заводской наизусть знает. Шутка ли, из-за этого дурацкого стишка конвейер встал и полдирекции выгнали… Тут размер тот же, ритм тот же. Что ты хочешь мне сказать, господин шеф отдела русского стаффа? Что сам замазан в том скандале по уши? И есть у тебя инфа, будто мы с Михалычем приняли в буче посильное участие? Да иди ты!.. Я-то стихов не сочиняю. И меня здесь не было, когда Кодекс принимали. И Михалыча, считай, не было – он еще кандидатом в учебном центре ошивался. Мы не при делах. Мы будем все отрицать. Ничего ты на нас не повесишь.
А потом… Мы же все равно увольняемся!
Что ты знаешь обо мне, начальник?.. И почему сейчас?.. Хочешь показать, что много лет нас с Михалычем защищал от пиндосов, а мы, дураки неблагодарные, допрыгались – налетели на увольнение? И тебе из-за этого очень горько? Так мы тебе не стучали, не подставляли никого по твоей указке, не гадили никому…
Или мы сами не понимали, кем были и что делали?!
И тут я приказал себе: не думай. Это не наши проблемы. Не понимали – и не хотим понимать. Кому-то очень важно, чтобы мы ушли с завода, унося с собой чувство вины? Подозрение, будто мы такая же дрянь, как и все? Фигушки. Идите вы к чертовой матери с вашими корпоративными играми! Делаете пакости друг другу втихомолку и радуетесь? Молодую смену тому же учите? Продолжайте, не вопрос. Только нас отпустите.
Мы в гаражи пойдем. Квасить!
Подбираю челюсть и говорю:
– Да вы поэт!
– А ты художник, – сообщает кадровик. – От слова «худо». Сколько раз я тебе говорил – не болтай? У меня где-то записано сколько. Надо поискать.
Лезет в стол, чем-то там звенит и булькает, достает толстенную папку. На обложке написано: «Промышленный шпионаж и электронная разведка. Пособие для слушателей третьего курса Академии…» – дальше я прочесть не успел. Окончательно выпал в осадок. Да и сам кадровик смотрит на папку в легком недоумении.
– Господи, как мне все это надоело, – говорит. – Раньше людей по-настоящему готовили. А теперь… Кто мне прислал эту муть? На рецензию, наверное… А кто автор?.. Как – я?! Зачем?!
Поднимает глаза к потолку. Мы с Михалычем сидим не дыша – ждем, пока кадровик очнется.
– Денег, что ли, пообещали? – думает он вслух. – А, точно, так оно и было. А это мне авторские прислали… Слушай, тебе не надо? Лежит, пол-ящика занимает…
Меня хватило лишь на то, чтобы головой помотать.
– Ну как хочешь, – говорит кадровик и сует папку обратно. – Не смею настаивать. А то по чуть-чуть?..
