- В основном, - сухо отозвался тотенграбер, делая глоток воды из своей фляжки. - Идём дальше.
Но дальше далеко они не ушли - Альх увидел, что в открытых дверях одного из домов лежит кошелёк, из которого вывалилось несколько золотых монет. Велион осторожно приблизился к кошельку, недоумевая, почему его никто не подобрал, ведь заклинаний на монетах не было, как не было и сторожевых ловушек ни на дверях, ни на пороге.
"Что-то здесь не так, - подумал он, трогая монеты носком сапога. - Что-то..."
Из полутьмы помещения будто что-то выстрелило, щиколотку могильщика оплело какой-то плетью и рвануло за неё так резко, что он тяжело упал на спину, даже не успев среагировать. Велион выругался, хватаясь за рукоять меча, но тут плеть рванула ещё раз, затаскивая могильщика в помещение. Тот заорал, дёрнулся, рванулся, но сила, тянувшая его, была огромной. Второй хлыст оплёл другую ногу, и тут тотенграбер понял, что это не хлысты. Это были щупальца, омерзительно поблёскивающие болотно-зелёным мертвенным цветом. На щупальцах были присоски... не только. В ногу могильщика сразу в нескольких местах вонзилось что-то острое - каждая присоска имела острый шип или клык.
Велион ухватился руками за косяки дверного проёма, стараясь остановить движение, щупальца рванули его за ноги в третий раз, одна рука сорвалась.
Бестолково верещащий что-то Альх ухватил могильщика за подмышки, поволок на улицу.
- Не лезь! - рявкнул Велион. - Не лезь! Отойди!
Но купец не слушал его, старался вытянуть из проёма.
- Ты тоже погибнешь! Беги!
- Иди на хрен!
Щупальца потянули в четвёртый раз, затаскивая Велиона в комнату. Альх, потеряв равновесие, бестолково упал прямо на тотенграбера, задрыгался. Могильщик выругался, спихнул с себя купца, выхватил из ножен меч. Если бы щупальца тянули всё время, он был бы уже мёртв.
Пятый рывок втащил могильщика в помещение полностью. Ему удалось наконец разглядел тварь, тянувшую его. И совершенно не к месту его вырвало.
Гадина занимала половину комнаты. Омерзительная колышущаяся масса того же цвета, что и щупальца. Тварь, напоминавшая разжиревшего осьминога, громоздилась в дальнем конце комнаты, часть коротких толстых щупалец цеплялись за потолок, стены, шевелилась на полу. Воздух в помещении, несмотря на то, что двери были открыты, был спёртым и вонючим, это вызвало второй приступ тошноты, который могильщику едва удалось сдержать.
Но самым жутким в этой твари были глаза. Они были беспорядочно натыканы на лицевой части бестии, Велион при первом же взгляде насчитал не меньше двадцати штук. Глаза относительно тела гада были небольшими, лишёнными ресниц и век, разноцветные - карие, серые, зелёные. Они смотрели на могильщика не мигая...
Умным взглядом, полным боли и страданий.
Эти глаза были человеческими.
Могильщик застонал, чувствуя, как ужас и отвращение охватывают всю его суть, сковывают движения.
Человеческие глаза. Кошелёк, который явно служил приманкой, что говорило о разуме твари... Это было настолько ужасно, что кровь стыла в венах. Причём, это не было фигурой речи - сердце Велиона, казалось, остановилось.
Где-то над ухом рвало Альха, глаза твари смотрят в глаза, вонючий воздух с хрипом врывается в лёгкие... Почему он ещё жив?
Потому что щупальца его уже не тянут. Почему? Могильщик сел. Щупальца, опутывающие его сапоги, рванули обратно к твари. Они извивались, мелькая у глаз чудовища... Велион понял, что старается сделать "осьминог" только через несколько секунд. Разумная гадина старалась закрыть глаза щупальцами от отвращения к себе. Эти отростки будто бы кричали "Не смотри на меня! Не смотри!". Могильщик застонал. Страх перед чудовищем сменился жалостью.
Тотенграбер поднялся и, пошатываясь и хромая, приблизился к твари.
- Что ты делаешь? - орал позади Альх, но могильщик его не слушал.
- Хочешь, я убью тебя? - спросил могильщик, внимательно глядя в глаза животине.
"Да", - сказали ему глаза, истекающие мутной жижей. Может, это были слёзы?
Велион поднял меч, но его остановило щупальце. Оно осторожно, но с силой, опустило руку могильщика, оплело перчатку, мягко вынуло рукоять меча из ладони и отбросило его к дверям.
- Так тебя не убить?
"Да".
- Пошли, - сказал могильщик более или менее успокоившемуся Альху и повернулся спиной к чудовищу.
- Зачем?
- Нарубить дров.
Выйдя на свет, Велион первым делом снял сапоги, в которых хлюпала кровь, и осмотрел свои ноги. Портянки были рваные, пострадали и штаны, но ранки были неглубокими, а шипы, если он ещё жив, не отравлены. С другой стороны раны сильно кровоточили и причиняли сильную боль. Но это можно было перетерпеть. Могильщик плотно замотал ноги, обулся и отправился на поиски того, что могло сгодиться для работы дровосека.
Тотенграбер нашёл подходящий топор с железной рукоятью достаточно быстро. Вообще-то это был боевой топорик довольно ржавый, но ещё крепкий. Купец бестолково мотался за его спиной. Шок оказался для него слишком сильным.
- Как оно могло сохранить разум? - бормотал купец. - Там же куча людей...
- Магия - страшная вещь, - буркнул Велион, рубя топориком рассохшийся стол, который вытащил из соседнего дома. - Страшная и странная. В могильниках можно увидеть и не такое.
- Но... - купец не закончил. Тяжело вздохнув, он принялся собирать щепу.
Набрав охапку дров, купец зашёл в здание, сбросил горку щепы на пол. Чудовище содрогнулось, щупальца начали обшаривать разбитое дерево, перекладывая его с места на место. Альх, чувствующий скорее страх и отвращение, чем жалость, поспешил выйти.
Через полчаса Велион решил, что дров достаточно. Они с купцом сели на мостовую, перекусили и немного отдохнули. Солнце сильно припекало, так что во время работы пришлось снять плащи. После Велион зашёл в здание, где сидела тварь, начал складывать костёр. Альх, не рискнувший ещё раз войти в комнату, остался ждать на улице. Хоть не мешал и не пытался отговорить могильщика, и на том спасибо.
Велион сложил около чудовища большой костёр. Вытащил из кошеля огниво, из кармана - стопку писем. Пробежал взглядом по первому листу. "Возлюбленная моя Амелла, пишу вам очередное письмо, которое так и не решусь отправить...". Могильщик скомкал листы и сунул в костёр. Продавать эти письма графоманам было бы подлостью и к Амелле, и к любящему её человеку, а пускать на растопку... будто совершить заочные похороны и писавшему, и Амелле.
Старые сухие листы загорелись от первой же искры, языки пламени принялись лизать тонкую щепу. Могильщик подождал, пока огонь разгорится, как следует, и кинул в огонь ножки стола. Чудовище ёжилось, стараясь сильнее прижаться к стене, но никакого сопротивления не предпринимало. Велион отвернулся от костра, подобрал кошелёк и направился к выходу. Но остановился в дверном проёме, обернулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
