Отложив журнал в сторону, Себастьян поднялся и, наклонив голову, произнес:
– В вас сразу чувствуется дворянская кровь, Софи. Вы разрешите мне называть вас так?
* * *
Софья замешкалась с ответом. Она предчувствовала, что вечер в обществе доктора Хоупа станет незабываемым. Спускаясь по лестнице, они столкнулись с Анри – племянник мадам Нивуа, тяжело вздыхая, возился около двери. В руках у него были пакеты с эмблемой дорогого супермаркета для домашних животных – мадам Нивуа, по природе скряга, покупала для своей рыжей любимицы самые дорогие консервы. Почувствовав укоры совести, Софья поспешила помочь Анри.
– Чрезвычайно любезно с вашей стороны, мадемуазель, – сказал он, наконец справившись с замком. – Вы, я вижу, предаетесь праздной жизни? Тетку похоронят в среду.
Софья заметила, что Себастьяну не понравился раздраженный тон Анри, который, вероятно, ожидал, что прелестная соседка не только предложит ему моральную поддержку, но и возьмет на себя все хлопоты, связанные с организацией похорон.
Доктор сухо спросил:
– Ваш знакомый?
– Ах, что вы, Себастьян, – ответила несколько уныло Софья, – это племянник мадам Нивуа, той самой дамы, которая любезно приютила нас вчера ночью. Ну да, вы же не знаете...
– С ней что-то случилось? – равнодушно спросил Себастьян.
– Кошмарный несчастный случай, – ответила девушка. – Мадам утонула в ванне, ее обнаружил Анри, единственный горячо любимый племянник.
– Как печально, – промолвил доктор Хоуп.
Себастьян знал из совершенно надежных источников – кончина чересчур любопытной и не в меру назойливой мадам Нивуа не вызвала подозрений. Ему приходилось несколько раз за свою карьеру (а Себастьян сменил множество профессий – дамский ухажер, торговец наркотиками, брачный аферист, мошенник и вор) лишать жизни глупых людишек. Себастьян делал это без удовольствия, в отличие от некоторых своих знакомых, он не испытывал ни наслаждения, ни радости, отправляя на тот свет богатую супругу, завещавшую ему все свое состояние, или страхового агента, заподозрившего, что полис покойной супруги поддельный. Он даже жалел свои жертвы, но ведь такова жизнь: если не хочешь, чтобы тебя сожрали, приходится самому разевать клыкастую пасть.
У подъезда их ждал белый лимузин. Софья, на лице которой отразилось восхищение, недоверие и восторг, взглянула на Себастьяна, а тот распахнул дверцу и, легко поклонившись, произнес:
– Прошу вас, Софи!
– Но я думала, – произнесла Софья, коря саму себя за слова, которые были явно не к месту, – я почему-то думала, что мы прогуляемся до центра княжества.
– Софи, – произнес твердо доктор Хоуп, – после происшествия вчерашней ночью я не хочу, чтобы вы разгуливали по улицам Бертрана, в особенности в темное время суток.
Услужливый шофер в униформе распахнул дверцу с другой стороны, Себастьян оказался на сиденье из белой кожи рядом с Софьей. Автомобиль покатил по улицам. Они въехали в центр, миновали здание оперы и казино и свернули в квартал, где располагались самые знаменитые и дорогие рестораны на Лазурном побережье.
Лимузин замер, шофер раскрыл перед Софьей дверцу, она ступила на фиолетовую, вышитую золотом ковровую дорожку.
Ресторан «Крылатый лев» по праву считался лучшим из лучших – шеф-повар раньше работал у Гримбургов, да и само заведение (во всяком случае, какая-то его часть) принадлежало царствующей династии – в ресторане можно было столкнуться с европейской знатью, американскими нуворишами, японскими владельцами компьютерных концернов и арабскими шейхами. Княгиня-мать регулярно заглядывала в «Крылатый лев», и даже сам Клод-Ноэль Гримбург несколько раз в год удостаивал его своим визитом, приводя вместе с собой того или иного известного политического деятеля, голливудскую актрису или интеллектуального писателя – претендента на Нобелевскую премию. Чтобы попасть в ресторан, требовалось не только обладать состоянием как минимум в пятьдесят миллионов долларов и являться хорошим знакомым правящего дома, но и прийтись по вкусу месье Пьеру – бессменному директору «Крылатого льва», которого за глаза прозвали «великим диктатором». Если кто-то из гостей, будь он всемогущим миллиардером или звездой шоу-бизнеса, впадал у него в немилость, то этот несчастный более не появлялся в «Крылатом льве»: по телефону ему каждый раз вежливо сообщали, что все столики и кабинеты зарезервированы.
– Как вам удалось? – спросила в удивлении Софья.
Себастьян усмехнулся:
– Вы хотите знать, как такому простому смертному, как я, всего-навсего частнопрактикующему психиатру, удалось заполучить место в этом райском местечке? Уверяю вас, я, увы, не мультимиллионер, и родители мои не состоят в родстве с королевскими династиями. Однако мне повезло оказать некоторое время назад услугу одному из представителей рода Гримбургов, за что я могу в любой момент появиться в «Крылатом льве».
Софья кивнула, а Себастьян заговорщическим тоном продолжил:
– Не могу в силу клятвы Гиппократа раскрыть вам имя моего венценосного клиента, однако это и не важно. О, месье Пьер уже ждет нас!
Великая княгиня Беатрисса, как знала Софья, увлекалась парапсихологией и альтернативной медициной, не исключено, что Себастьян прибыл в Бертран, чтобы проконсультировать ее, а вовсе не для того (или не только для того), чтобы принять участие в конгрессе. Или его клиентка – Луиза-Аврора? А может, сам Клод-Ноэль?
Директор ресторана, крошечный человечек с поразительными рыжими усами, приветствовал Софью и Себастьяна как своих самых ценных гостей.
– Мадемуазель княжна, месье доктор, добрый вечер! Для «Крылатого льва» ваш визит – огромная честь!
Он проводил их к столику в середине зала. Софья осмотрелась: публика была рафинированной, она узнала нескольких интернационально известных бизнесменов, пару голливудских звезд, модного режиссера и представителей немецкой и итальянской аристократии.
Месье Пьер, сама любезность, принял заказ и улетучился. Софья произнесла:
– Себастьян, я... я так рада, что снова вижу вас!
– Софи, – ответил доктор Хоуп, – если бы вы знали, как вы мне дороги!
Он не обманывал: Карл Новак, уличивший Себастьяна в ограблении виллы одной из его пассий, заявил, что может забыть о случившемся и не сдавать его на руки полиции, если молодой человек, приняв личину «доктора Хоупа», примет участие в небольшом ночном представлении.
Себастьян знал, что с Карлом Новаком шутки плохи. Молодой человек не был посвящен во все подробности некоего плана (а что подобный существовал, он не сомневался), от него лишь требовалось влюбить в себя наивную Софью Ноготкофф-Оболенскую. Для этого и понадобился старый, как мир, трюк, в котором сам Себастьян выступал в качестве «благородного рыцаря», а его помощники, мелкие уголовники, ангажированные все тем же Новаком, «подлых бандитов». Спектакль удался на славу, Себастьяну не потребовалось прикладывать особые усилия, чтобы воспламенить сердце Софьи. Он сразу понял, что девушка принадлежит к разряду романтических красавиц: воспитанная в богатстве и оторванная от реальной жизни, она живет в этаком искусственном мирке, мечтая о принце. Себастьян знал, что роль принца у него получается лучше всего, однако бывалые леди, с которыми он в основном имел дело, предпочитали не глупые сказки и сладкие речи, а решительные действия весьма неплатонического свойства. С Софьей подобная тактика была неподходящей, и Себастьяну было строжайше запрещено раньше времени укладывать ее в постель.
– Себастьян, расскажите мне о ваших родителях, – попросила Софья. – Я уверена, что у вас было счастливое детство!
– Вы правы, Софи, – ответил, на секунду задумавшись, доктор Хоуп. – Мои родители – лучшие на свете...
* * *
Отца он никогда не видел в глаза – мать зачала Себастьяна от одного из клиентов в пьяном угаре. Она уверяла, что он был джентльменом, но Себастьян считал, что тот, как и почти все мужчины, навещавшие его мать, скорее всего, являлся малообразованным и грубым рабочим. Они с матерью жили в Бронксе, в крошечной страшной квартирке, и каждый день мальчику волей-неволей приходилось быть свидетелем того, как родная мать продает свое тело за гроши.
Она умерла, когда ему было четырнадцать – вернувшись из школы (мать, несмотря на то что под вечер всегда напивалась чуть ли не до бессознательного состояния, с утра внимательно следила за тем, чтобы Себастьян отправлялся на учебу), он обнаружил ее в луже засохшей крови. Она лежала на смятом грязном белье, с обнаженным торсом и задранной юбкой. Как установила полиция, кто-то нанес ей не менее двух дюжин ударов ножом – наверняка один из клиентов, не пожелавший платить или склонный к садизму. Убийцу так и не нашли. Да, собственно, его никто и не искал. Ведь жертва – всего-навсего шлюха! Себастьяна отправили в штат Алабама к двоюродной тетке, оказавшейся женщиной строгих нравов и помешанной на религии. Она твердила Себастьяну, что его мать – падшая женщина и вавилонская блудница, которую настиг правый гнев Господень, заставляла его часами молиться, стоя на коленях перед распятием, а стоило мальчику проявить характер, нещадно била старым кожаным ремнем с тяжелой стальной пряжкой. Через полгода, во время очередной проповеди, когда тетка стегала Себастьяна ремнем, он, выхватив его из рук старухи, накинул кожаную удавку ей на шею и затянул. Так он впервые убил человека. Отвернувшись, он слушал предсмертные хрипы тетки. Когда они стихли, Себастьян, стараясь не смотреть на покойницу, снял с нее золотое кольцо и крест, выпотрошил на кухне тайник – жестяную банку, в которой хранилось две тысячи долларов, и решил начать самостоятельную жизнь. Оставив зажженной свечу и открыв газовый вентиль, он сбежал. А день спустя узнал из газет, что его и тетку сочли погибшими в результате мощного взрыва, вызванного неполадками в газопроводе. Он вернулся в Нью-Йорк, и там началась его преступная карьера...
