На крыльце стоял господин директор, приложив ко лбу ладонь козырьком, и обеспокоенно изучал мои передвижения. Госпожа Лотар застыла, как статуя. Дети бросили игры и тревожно перешептывались. Их родители таращились на меня с мрачными, ошеломленными лицами. Чувствовалось: на их глазах было нарушено какое-то важное правило, что шло вразрез с их понятиями хорошего тона.
У ворот задержался господин Роберваль, положив на калитку руку в черной краге. Он единственный смотрел на меня с усмешкой. Впрочем, дружелюбия в ней не было. Только мрачное удовлетворение. Как будто я опростоволосилась, и моя ошибка его несказанно радует.
Ну, и чем же вызван подобный ажиотаж? Неужели тем, что я подошла к дереву, от которого все предпочитают держаться подальше в силу каких-то там суеверий? Все ждут, что меня поразит молния? Или явится призрак разбойника Грабба и оттаскает за ухо за то, что я порчу его саженцы?
Как будто в средневековье попала, честное слово! Ну что за странный город и странные люди!
Я отвернулась и независимо продолжила путь к коттеджу, стараясь не прислушиваться к шепоткам и возгласам за спиной. Впрочем, заткнуть уши было невозможно, и я уловила что-то вроде: «Ведьме теперь не поздоровится», произнесенное глумливым мальчишеским голосом. Но еще меньше понравился ответ одного из родителей: «Эта столичная ведьма на нас всех беду навлечет, вот увидите!»
* * *
«Ничего, разберемся. Я заставлю себя уважать», мрачно пообещала я сама себе, захлопывая за спиной дверь коттеджа, но, правду говоря, я была рада остаться одной и не чувствовать лопатками настороженные взгляды.
Я с шумом выдохнула и с удовольствием огляделась. Я сразу привыкла к коттеджу и чувствовала в нем себя куда лучше, чем в роскошном столичном особняке дяди. Тут я сама себе хозяйка. Тут уютно, как в гнездышке. Предвкушаю длинные зимние вечера, когда поленья будут потрескивать в очаге, и горячий чай будет дымиться на столе, а я сяду вон в том кресле, закутавшись вон в тот клетчатый плед, буду греться у огня и читать книги при свете зеленого абажура.
Жизнь прекрасна!
Едва успела снять шляпку и вымыть руки, как в дверь поскреблись, а потом постучали. Не спрашивая, кто стоит на крыльце, я распахнула дверь и увидела белобрысую щекастую девушку в сером платье и белом переднике.
— Добрые день, госпожа Верден, — поздоровалась она, с любопытством охватывая взглядом сразу все: и мое шелковое платье, и туфли на каблуках, и щеголеватый жакет. — Меня зовут Ванда, я служу в трактире «Хмельная корова». Господин Степпель велел принести вам обед.
Она протянула покрытую льняной салфеткой корзину. На ручке болталась этикетка с изображением окосевшей буренки. Мысленно фыркнув над названием заведения и его гербом, я поставила корзину на стол, сдернула салфетку и вытащила два судка. В одном оказалась луковая похлебка, в другой — жареный цыпленок с горошком. Запахи от блюд шли умопомрачительные.
— Я могу доставлять вам обед и ужин каждый день, — сообщила Ванда.
— Сколько я должна? — спросила я неуверенно, втайне надеясь и опасаясь, что щедрость господина Роберваля распространяется и на учительский стол. С одной стороны, денег у меня в обрез. С другой, не хочется быть кругом зависимой от местного зазнайки-богатея.
— Три кронодора. Можно платить в конце месяца сразу за все.
Недешево, однако! Цены немногим ниже, чем в столичном ресторане. Почти половина жалованья уйдет на питание. Да и девушке надо заплатить.
Получив полкронодора, девица довольно заулыбалась, и я поняла, что переплатила.
Жаль, в коттедже нет ни кухни, ни плиты, лишь небольшой закуток у прихожей, где стоит спиртовая горелка.
Моих кулинарных навыков не хватит, чтобы готовить на спиртовке обеды и ужины. Но если понадобится — научусь. Надо расспросить директора: вдруг смогу столоваться у кого-то из местных, если они не будут драть с меня, как трактирщик.
Я проводила Ванду до двери.
— Смотрите, что я вам принесла! — горделиво сказала девушка и показала на украшение, которое нежданно-негаданно появилось на моей двери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На вбитом гвоздике покачивался веник-оберег, а под ним — ржавая лошадиная подкова.
— Что это? Зачем? — изумилась я, чихнула, потом еще раз, а глаза мгновенно зачесались.
— Обязательно нужно оберег, — разъяснила Ванда. — Чтобы в Дикую ночь дух Грабба не наведался к вам. Дикая ночь уже скоро, в следующее полнолуние. В это время лучше не выходить из дома. Еще надо прибить медных гвоздей на окно. Тогда будет совсем безопасно.
— Ванда, спасибо большое, но прости — у меня аллергия на сухоцветы, — я развела руками с виноватым видом. — Придется это убрать. Да и в призраков я не верю... — я взялась за венок и больно уколола палец о колючую ветку. Охнула, дернула рукой, задела подкову, та свалилась мне прямо на ногу, и я зашипела от боли.
Венок и подкову я вручила Ванде, добавив еще раз:
— Мне очень жаль. Я ценю твою заботу, но не нужно.
Ванда обиделась. И не только: она смотрела на меня с ужасом.
— Не годится так поступать, — заявила она. — Смотрите, барышня, как бы призрак Грабба не поразил вас молнией!
Она поджала губы, отвернулась и пошла прочь. Повернула голову, как будто желая что-то сказать напоследок, но лишь смачно плюнула три раза через плечо, сделала пальцами замысловатый жест, каким принято отгонять нечистую силу, и вполголоса пробормотала: «Батюшки, и вправду она ведьма! Ох, беда...что люди скажут!»
Сдается, опять я сделала что-то не то. И, надо полагать, Ванда сегодня же расскажет о моем поступке каждому посетителю в таверне.
Да, завоевать расположение жителей будет непросто. Как-то плохо я усвоила уроки психологии. Раз за разом делаю неверные шаги. В запале я переусердствовала в стремлении настоять на своем и заставить людей считаться с собой...
Я села подкрепиться, одновременно раздумывая над тем, как устроить быт. Последние три месяца в столице мне пришлось снимать квартиру с другими девушками, что позволило получить представление о том, как жить в бедности, но расширять эти знания не хотелось. Может, найдется для меня в этом городе дополнительный заработок? Например, давать частные уроки.
Или попробовать писать статьи, как предлагала моя подруга Анна? Она репортерша и поможет пристроить их в газету. Слог у меня неплохой, а темы найдутся. Например, забавные заметки о провинциальной жизни, местные приметы и суеверия…
Надо носить с собой записную книжку и карандаш, решила я. Делать наброски для будущей статьи. Сегодня и начну: господин директор обещал экскурсию и рассказ об истории и легендах города.
Как в ответ на мои мысли, в дверь снова постучали, и энергичный голос сообщил:
— Это я, Степпель! Готовы к прогулке?
Впустив господина директора, я подтвердила:
— Готова. Погодите, захвачу сумочку и надену шляпку... Мы пойдем пешком или поедем на вашем автомобиле?
— Пешком, — с сожалением сказал директор, а я обрадовалась. После вчерашней поездки с ветерком до сих пор болело место пониже спины и отбитые о рычаги колени.
Я спустилась с крыльца, весело помахивая сумкой, но Степпель придержал меня за локоть:
— Погодите. Прежде чем мы отправимся, хочу вас попросить… пожалуйста, слушайтесь меня. Не стоит без нужды огорчать людей и настраивать их против себя.
— Вы о чем? — озадачилась я.
— Зачем вы подошли к старому каштану и трогали его? Это очень дурная примета. И зачем отказались от подарка Ванды? Я ее встретил, она мне рассказала. Тут все вешают обереги. И вам стоило.
Он старался изо всех сил выглядеть суровым, но у него это плохо получалось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Господин Степпель, право слово, это глупо. Ну какие приметы в наш просвещенный век?
— У нас в городе есть вещи, которых делать не принято, — упрямо сказал он. — Если хотите заслужить уважение местных, уважайте их привычки и обычаи.
Я прикусила язык, вспомнив, что совсем недавно и почти такими же словами пыталась донести эту мысль до аптекарского сына.
