ее душевного и физического эксгибиционизма. И было мучительно-стыдно снаружи и томительно-сладко внутри.
- Ты уже близко? - голос стал совсем глухим, будто доносился сквозь вибрирующий в ушах шум. - Отвечай!
Нет! Она не произнесёт ни звука. Нет.
- Ненавижу! - выкрикнула Лера не своим голосом и сама испугалась.
- Знаю, Лера, знаю. Но это временно, - ей показалось, что голос зазвучал ближе и нежнее. - С этим потом разберёмся. Сейчас просто кончи. Я хочу это видеть.
Лера запрокинула голову, ощущая, как на влажном лбу и шее вздуваются вены. Сильно свела и снова развела бедра, подняла попу вверх, раскидывая колени, уже не осознавая, как это может выглядеть со стороны. Да и не важно уже было. Вселенная сжалась до маленькой точки сразу за входом в ее тайну. Вихрь внутри нее снес плотину эмоций, которую она возводила столько лет. И из нее хлынуло.
Оргазм накрыл Леру одновременно с рыданиями. Судороги прошли и она обмякла, захлёбываясь в собственных слезах, пряча лицо в ладонях. Голая, униженная, на столе. Опустошённая эмоционально. Сломленная и растерянная.
Не смей! Не подходи! Убью!
Но сил на боевые действия не осталось. Даже на психологическую атаку...
- Ну всё-всё, Лер, сладкая… - шептал в самое ухо все тот же голос. - Это было всего лишь соло. В следующий раз споём дуэтом. А потом ты мне сыграешь на дудочке…
Он подхватил ее на руки, поднял, как пушинку, и понёс рыдающую по кабинету, за дверь, по коридору, лестнице, наверх. Опустил бережно ее на постель.
- Уйди! - всхлипнула Лера. Она совсем не нуждалась в нежности нравственного истязателя. Теперь она ненавидела его ещё больше. За то, что содрал с неё тяжелый, но тёплый панцирь, который она носила всю жизнь, и заставил показать то, что она от самой себя скрывала. - Я тебя ненавижу…
И он ушёл. Она поняла это по внезапному холоду и тихому щелчку дверного замка. Лера последний раз всхлипнула, свернулась эмбрионом под одеялом и провалилась в вязкий, чёрный, как деготь сон.
Глава 9
Глава 9
На ее жизненном пути перекрёстков было мало. Но и те Лера предпочитала или не пересекать или проскакивать на красный, рискуя угодить под камаз. В любых отношениях держала дистанцию на уровне государственных границ. Поэтому, она предпочитала набирать сообщения, а не звонить. И предпочитала общаться с социумом посредством статей, обращаясь сразу к целому пласту общества, а не к одному конкретному человеку.
Ей так было проще. Она не хотела никого выделять из толпы! Презирала всякие привязанности (на самом деле, боясь их). И за это коллеги дали ей прозвище, которым величали ее в приватных беседах. Очень обидное для Леры, надо сказать.
Йети.
И это при фамилии, которая сама по себе уже являлась нарицательной. Зубастую радикалистку-девственницу Новодворскую называли так за нелюдимость. И Лера знала это и страшно обижалась. Никакая она не Йети! Просто границы ее личного пространства чуть шире, чем у всех остальных.
Ее самый страшный кошмар - общественная баня. Если она попадёт в ад, как самоубийца, ее ждут вечные муки в таком заведении.
И она уже дважды совершила туда экскурсию. В смысле, не в баню, а в Ад. Первый раз, когда нужда заставила выйти в костюме из мужских сексуальных фантазий к подвыпившим бандитам. И второй… который хотелось стереть из памяти навсегда. Ее «то самое место» голым видела только врач. И то, всего однажды на медосмотре, ещё в институте. А тут мужик! Который не вызывал ничего, кроме отвращения и ненависти.
Лера не хотела анализировать, был ли у неё другой путь. Она устала. Она просто так устала бороться с последствиями первого, истратив все физические и моральные силы, что во втором решилась на каминг-аут перед личным врагом. И она, почему-то, была уверена, что если просто будет повиноваться его голосу - отделается лёгким сотрясением. Без тяжёлых физических травм.
Для Йети-Новодворской ночной инцидент был не актом бессилия, а поступком, на который может решиться только доведённый до крайней степени отчаяния человек. Переступить через себя. Одни в таком состоянии прыгают с крыши, другие ставят жизнь она зеро. Потому, что терять нечего.
Она поставила. Проиграла миллион, выиграв целый катарсис.
Каким бы серьёзным не пытался казаться Граф - он такое же тупоголовое существо, управляемое инстинктами, как все его соплеменники. А на их Эго можно играть как на гуслях. Водить за нос, тянуть кота за яйца, одним словом. Умела бы Лера, возможно, это помогло бы выиграть время и обдумать план побега, привлечь, может быть, даже сообщников.
Только вот была одна проблема. Лера не умела притворяться дурой. А без этого в настоящие женщины не берут.
И даже погуглить не у кого базовые скилы.
Переход от сна к яви был похож на революционное восстание. Из зеркала в ванной на Леру смотрела натуральная Йети. Самка. В причёске свили гнездо аисты, нагадили в глаза и улетели. Нос опух, и в целом, лицо выглядело так, будто она уснула им в муравейнике.
Внутренняя Лерина женщина, воодушевлённая перспективой регулярных оргазмов, оценила их (с Лерой) внешний вид, как провал. Самодостаточная личность сама с толерантностью относилась к внешнему виду окружающих, и других призывала к тому же. Две паразитирующие сущности не могли поделить человека, которому выпало по жизни два испытания: интеллект и сиськи. Одна хотела найти применение Лериным мозгам, другая - была уверена, что с такой грудью они (с Лерой) могли бы вообще ни в чём себе не отказывать.
Им бы договориться между собой, взаимодействовать сообща, Лера бы и Графа у своих ног скулить заставила и всех его псов. И пошла бы прочь, перешагивая через разомлевшие в ее чарах тушки. Но для этого надо было родиться не Валерией Новодворской, а Мерилин Монро. Была бы Новодворская в достаточной степени женщиной, она бы уже в бараний рог скрутила Графа. Разве нет?
- Ну, есть какие-нибудь идеи? - спросила она у своего отражения.
«Иногда, чтобы тебя услышали, нужно замолчать» - философски изрекла личность.
«Или хотя бы умыться, почистить зубы и расчесаться» - фыркнула женщина.
Одежды опять не было. После душа пришлось облачиться в белоснежный ароматный халат. В комнате она потыкалась от скуки носом в
