– Да ты заебала, – не выдерживает Кастрыкин и наотмашь бьёт меня ладонью по лицу.
Я чувствую удар, но больно становится не сразу. Оглушенная и физически, и самим фактом произошедшего, я обмякаю на секунду.
– Давай её на диван, – подсказывает Лена.
Осознав, что сейчас все станет совсем плохо, я утраиваю усилия. Сопротивляюсь, но их двое. Может быть, я могла бы справиться с одним, но Ленка не на моей стороне…
Подтащив меня к дивану за волосы, Андрей наваливается на меня.
Мерзко от его отвратительной рожи, покрасневшей от натуги, мерзко от чужих лап, забравшихся под футболку и больно сжимающих грудь, мерзко находиться под ним.
– Да вставь ты ей уже! Сразу станет смирнее, – командует Лена, и Андрей оставляет в покое надорванную футболку и берется за пуговицу на джинсах. И ему даже удается расстегнуть ее и молнию.
Я кричу, чувствуя, как в джинсы забирается его рука, и, чтобы добиться послушания, Кастрыкин хватает меня за горло и придушивает. Пальцы впиваются, лишая меня доступа воздуха, в глазах все плывет.
– А потом, когда мы все чудно повеселимся, я, наконец, сбрею твои сивые патлы, Принцессочка, – обещает Лена.
– Ну что, невестушка? Отсасывать уже научилась?
Он снова замахивается, и я, зажмурившись, отворачиваюсь, но вместо удара слышу хлопок. Рука на горле замирает, и только звон разбитого стекла где-то там на кухне заставляет Кастрыкина замереть и оглянуться, давая мне передышку.
– Ты кто такой? – зло и как-то истерично спрашивает он.
Я не вижу, к кому он обращается, но секундой спустя хватка на шее ослабевает, а потом и исчезает.
Ленка, взвизгнув, отпускает мои волосы.
Почувствовав, что тело освободилось, я, кашляя и держась за горло, съеживаюсь в позу эмбриона и сползаю на пол. Приподнимаясь на дрожащих руках, сажусь и прислоняюсь спиной к дивану. У меня кружится голова от нехватки кислорода и стресса, подняться на ноги для меня пока непосильная задача.
– Анастасия Дмитриевна…
Я вздрагиваю и фокусируюсь на огромном детине, одетом во все черное. Короткий рыжий ежик волос, шрам на лице… Я его точно не знаю.
– Что? – сиплю я, и мне сразу же становится страшно. Он явно сильнее, чем Андрей, с ним я точно не справлюсь. – Не трогайте…
– Кого? Его? – он кивком указывает на что-то на полу.
Я боюсь отвести взгляд от опасного незнакомца, но мельком все же бросаю взгляд и вижу Кастрыкина, придавленного к полу ногой на горле. С запозданием понимаю, что я слышу его хрип. Лицо Андрея уже не просто красное, а багровое.
– Его можно, – с ненавистью выплевываю я.
– В доме есть ещё кто? – уточняет «черный».
– Вряд ли… мне надо домой…
– Придётся подождать, – огорчает меня он. – Александр Николаевич уже подъезжает.
– Александр Николаевич? – бестолково спрашиваю я.
Мучительно соображаю, кто это.
Ах да. Марич.
Мужик деликатно не смотрит на меня, пока я судорожно одергиваю истерзанную футболку и застегиваю джинсы.
Меня накрывает все сильнее. Слезы катятся из глаз, заволакивая обзор. Мне кажется, что стоит только перестать следить за валяющимся на полу Кастрыкиным, как его рука снова окажется у меня на горле.
Вытираю слезы и морщусь от боли. Не поскупился на силушку спортсмен-Андрюша, отвешивая мне пощечину. Место удара горит и пульсирует, даже если не трогать. Меня начинает трясти в прямом смысле слова.
«Черный» достает телефон из заднего кармана и рублено отвечает:
– Борзов. Ворота открыты. Первый этаж, вы нас увидите.
Я перевожу взгляд на окно, но оно выходит на патио во дворе. Я стеклянными глазами разглядываю знакомую обстановку возле бассейна, где мы частенько проводили с Андреем время. Это было в прошлой жизни. Меня тошнит от него, от этого дома.
В гостиной бесшумно появляются несколько парней, некоторые из которых мне знакомы. Вслед за охраной широким шагом входит Марич.
Он сразу находит меня взглядом. Непроницаемое лицо, но я давно знакома с Маричем. И по тому, как заиграли желваки, мне многое понятно. Однажды я уже видела такое выражение у него. Тогда он заехал к отцу после каких-то переговоров. «Они решили, что могут меня нагнуть», – сказал он тогда, отставляя опустевшую кофейную чашку. Отец только кивнул, и больше они не возвращались к этой теме. А через два дня, читая новости о крахе торговой сети и заведенном уголовном деле на владельца, папа сказал: «Зря они. Я бы не стал расстраивать Марича». Кажется, там все плохо кончилось. Вроде бы самоубийством того самого владельца.
– Баба побежала наверх, – отчитывается этот Борзов.
Где-то я слышала эту фамилию, но в голове пусто.
Один из парней отделяется и идёт в указанном направлении.
В два шага оказавшись передо мной, Марич опускается на корточки, осторожно двумя пальцами поворачивает лицо, чтобы разглядеть след от удара, который горит все сильнее. Я вытираю вновь выступившие слезы, и взгляд Марича приковывается к моей шее.
Подозреваю, что выгляжу жалко и ужасно, но мне плевать.
– Сейчас поедешь домой, – спокойно говорит он, но в голосе леденящий душу металл. – Подожди десять минут.
– Я бы еще проверил хату, – вставляет Борзов. – Мне кажется, Максу будет интересно.
Максу? До меня доходит, что речь о Лютаеве. И наконец вспоминается, где я слышала фамилию «черного». Его советовал нанять Лютый. Какой-то мужик, который настолько хорош, что сам выбирает, с кем работать или кого защищать...
Это было вчера. А Марич его уже озаботил моей персоной. Убедил. Быстро.
И только сейчас я в полной мере осознаю, что именно Борзов не позволил Кастрыкину завершить то, что он собирался сделать. Но Борзов инструмент. Так что меня опять спас Марич.
В этой проклятой гостиной – мой жених и мой враг. От кого я ожидала худшего?
Я ненавижу Марича, но я его уважаю. Немного боюсь, но уважаю. Андрея я ненавижу, и ни о каком уважении речи не идет. Я его презираю.
Смотрю на его местами синее лицо, и меня начинает тошнить в прямом смысле слова. С трудом сглатываю, подкатывающий ком.
Борзов как раз убирает ногу, и Кастрыкин так же, как и я десять минут назад, скрючивается на полу, кашляя и хрипя. Я вижу, как наливается кровоподтек на его скуле, и испытываю непередаваемое чувство. Смесь злорадства, облегчения и торжества.
Охранник, отправленный за Леной, появляется на площадке второго этажа. Он волочет поскуливающую тварь вниз. Этот спуск по винтовой лестнице выглядит уже не таким шикарным, как в момент моего появления в этом доме, но не менее эффектным.
Оказавшись среди толпы мужиков, все еще голая Смагина уже не такая смелая. Правда, найдя глазами Марича, она старается принять выгодную позу. Похоже, рассчитывая получить поблажки. Вид скорчившегося любовника дает ей понять, что политеса никто не дождется, и мне достается полный ненависти взгляд.
Швырнув Ленку на Кастрыкина, охранник демонстративно вытирает руки о штаны.
Марич все это время молчит. Он грозовой скалой стоит посреди гостиной. Обманчивое спокойный, но я вижу, что плечи его напряжены, а руки в карманах джинсов сжаты в кулаки.
Под хрипы Андрея, шмыганье носом Ленки, хлопки дверцами шкафчиков Марич рассматривает голую парочку своими черными бездушными глазами, и атмосфера раскаляется.
Из кухни возвращается один из охранников. Он несет какой-то пакет.
– Серьезного ничего нет. Только шмаль. Много шмали, – докладывает парень.
Марич кивает, будто для него это само собой разумеющееся, а я медленно перевожу для себя: шмаль – это какие-то наркотики. Не серьезные. Андрей употребляет легкую дурь.
А я глупая болонка.
Кастрыкин не выдерживает напряжения:
– Отец этого так не оставит!
Марич снова переводит свой взгляд на него, и тот затыкается.
– Твоему отцу будет чем заняться. Это я обещаю. Раз он воспитал такое дерьмо, – слова Марича падают камнями. – Ты не просто дерьмо, ты решил тронуть мое.
Лицо Андрея становится белым как мел.
