— Господа! Адмирал Уриу извещает меня о начале военных действий между Японией и Россией. Он требует, чтобы «Варяг» покинул Чемульпо. В противном случае грозится напасть прямо в порту. Кстати, должно быть, по забывчивости адмирал не вручил нам ультиматум вчера.
До сих пор Руднев говорил спокойным, ровным голосом. Но на слове «забывчивость» не удержался, сделал ударение.
— Почему вы так решили? — поинтересовался Бейли.
— Ультиматум датирован вчерашним числом. По-видимому, адмирал Уриу предпочитает сначала напасть, а потом уже объявить войну.
— Надеюсь, мы не допустим этого нападения?! — вмешался Сэнес.
Бейли недовольно покосился на импульсивного командира «Паскаля». Кажется, он будет принуждать всех помочь русским. Нет, этого нельзя допустить.
— Господин Руднев, надеюсь, поймет нас. Объявление войны несколько меняет дело. Нам нужно по этому поводу поговорить конфиденциально.
— А разве то, что до сих пор делал адмирал Уриу, — не война?
Бейли замялся: вопрос был поставлен слишком прямо. Прямо для человека, не привыкшего говорить правду. Руднев не стал дожидаться ответа:
— Хорошо. Где я могу подождать вашего решения?
— Не утруждайте себя. Мы пройдем в мою каюту. Прошу, господа.
Просторная каюта Бейли была обставлена мебелью из мореного дуба. Здесь нашлось бы чем поживиться огню, но коммодор не мог отказать себе в комфорте.
Командиры крейсеров расселись вокруг круглого стола. Коммодор Бейли на правах хозяина и старшего в звании предложил:
— Прошу высказываться.
— Что тут говорить! — Сэнес порывисто поднялся со ступа. — Будет в высшей степени непорядочно, если мы не напомним адмиралу Уриу о правилах хорошего тона.
Бейли вытянул губы в трубочку — упругая струя табачного дыма ударила в подволоку.
— Что вы этим хотите сказать? Уж не предлагаете ли участвовать в бою на стороне русских?
— Было бы совсем неплохо, — отрезал Сэнес. — По крайней мере я убедился бы, на что годятся мои парни. Но успокойтесь, я предлагаю совсем другое. Адмирал Уриу поджидает русских в узком фарватере. Там они обречены. Так давайте останемся с русскими в Чемульпо.
— А если все-таки японская эскадра будет атаковать «Варяг»? Не забывайте, что война уже официально объявлена! И мне бы не хотелось, чтобы в чужой драке гибли мои люди!
Но командир «Паскаля» не собирался отступать.
— Хорошо, есть иной выход. Давайте окружим «Варяг» своими кораблями, как эскорт, и выведем в открытое море.
— Но это такое же нарушение международного права. Если не ошибаюсь, у юристов оно называется пособничество. Нет, я, как командир английского корабля, не могу пойти на такое.
Сэнес обернулся к командиру итальянского крейсера «Сафиро» Бореа, молча слушавшему перепалку.
— Мы ждем вашего слова.
Бореа был всем сердцем с темпераментным французом, но… что скажут в Риме?
— Господа, вы предлагаете мне разрешить вопрос, который не входит в мою сферу. Я — моряк, а не дипломат и благодарю бога, что судьбе именно так распорядилась мною. Нейтралитет — вот что мне было сказано, когда я покидал гавань Неаполя.
— Это значит?..
— Это значит, что до четырех часов дня мы поднимем пар в наших котлах и покинем Чемульпо.
Бейли торжествовал: кто бы мог подумать, что этот невзрачный Бореа окажется таким крепким парнем.
— В таком случав я пойду на это один! — запальчиво заявил Сэнес.
— Не хотите ли вы сказать, что станете эскортировать «Варяг» в открытое море?
— Именно!
Бейли и этого не хотел допустить. Надо помогать слабейшим в борьбе с сильнейшим, то есть японцам против русских, и… пусть торжествует Британия. Подыскивая слова повесомей и похолодней, он сказал:
— Это ваше право, как и мое, старшего по рейду, сообщить о вашем необдуманном решении в Сеул французскому посланнику. Й я совсем не уверен, что он одобрит ваше решение.
Удар был нанесен точно. Сэнес растерялся. Когда дело касалось чести, он шел напролом. Но дипломатия? Она всегда выворачивала все наизнанку. Ждать, что скажет французский посланник в Сеуле? Но на это уйдет бог знает сколько времени, а требование адмирала Уриу истекает через несколько часов.
— Подумайте о последствиях, — изламывая в усмешке тонкие губы, давил Бейли. — Подобные действия чреваты международным скандалом.
И Сэнес отступил.
— Хорошо, я поступлю как все.
Коммодор облегченно откинулся на спинку стула:
— Тогда мы покидаем до начала боя Чемульпо. Остается лишь сообщить наше решение командиру «Варяга»,
У Руднева ни один мускул не дрогнул на лице, когда Бейли объявил о решении совета командиров. Впрочем, ощущая враждебность англичан, хоть и старательно прикрытую маской ледяной вежливости, он ждал чего-либо подобного. Правда, была еще надежда на командира «Паскаля»…
Руднев бросил короткий взгляд на Сэнеса: тот опустил голову, пальцы нервно постукивали по поверхности стола.
— Благодарю вас, господа, — в голосе Руднева звучала открытая насмешка. — Вы очень любезны. Но в вашем решении нет никакой надобности. Спокойно оставайтесь в Чемульпо. «Варяг» выйдет из порта и примет бой… Не могли бы вы проводить нас до нейтральных вод?
— Это невозможно. Это нарушение нейтралитета!
У Руднева кровь прилила к щекам:
— Вы так находите? Вы же хорошо знаете, что японцы атакуют «Варяг» в узкой бухте, как свора ночных грабителей… Однако, о чем я говорю? Вы не измените решения, как и мы. Прорыв!
Сэнес порывисто подошел к Рудневу. В глазах стояли слезы, рука была жаркой:
— Так могут поступить настоящие моряки. Удачи вам, и… простите меня.
Бейли решил, что самое время ему вмешаться. Он сделал любезное лицо. Такое, какое бывает у врача, обещающего скорое выздоровление смертельно больному.
— Вы нас неправильно поняли. Мы вовсе не отказываем вам в помощи. Разумеется, адмирал Уриу получит наш решительный протест, который умерит его пыл. Смею надеяться, что «Варяг» спокойно покинет пределы Чемульпо.
— Да, конечно, — усмехнулся Руднев. — Клочок бумаги для японского адмирала будет убедительнее ваших бронированных крейсеров рядом с «Варягом». Прощайте, господа!
Коммодор Бейли сдержал слово. Протест был написан им собственноручно. О, он был полон решительных фраз и укоров, призванных пробудить совесть японского командующего. Особенно замечательна была последняя строчка: «И будем рады слышать ваше мнение по этому предмету».
Бейли был так любезен, что сообщил японцам и о намерении «Варяга» идти на прорыв.
Вернувшись на корабль, Руднев приказал собрать всех офицеров в кают-компании.
— Господа! — обратился он к ним. — Не буду скрывать от вас всю тяжесть нашего положения. Адмирал Уриу требует, чтобы мы покинули порт. Иначе он нас атакует на якорной стоянке. Я хотел бы услышать ваше мнение.
— Позвольте, Всеволод Федорович, а корабли дружественных нам держав?
Руднев ответил как отрезал:
— Пальцем не пошевелят! Итак, я жду.
Высказывались по чину и выслуге, начиная с младшего… И все сошлись на одном — прорываться. Закончил старший офицер капитан второго ранга Степанов.
— Если останемся в порту, шансов на спасение никаких. Значит, надо атаковать неприятельскую эскадру первыми. В случае же неудачи вести бой до последнего.
— Спасибо, господа. Иного не ждал. — Руднев поднялся, давая понять, что совещание окончено. — Прошу в предстоящем бою каждого офицера быть примером исполнения долга для низших чинов. Уверен в каждом, как в самом себе. Прошу разойтись по боевому расписанию.
Но прежде чем команда стала готовиться к бою, просвистали на обед. И только после обеда выстроили команду на верхней палубе. Ветер трепал длинные ленты матросских бескозырок, топорщил воротники с белыми полосками по краям — за Гангут, Чесму и Синоп — славу русского флота. Можно ли ее посрамить?
— Никаких разговоров о сдаче не может быть! Мы не сдадим крейсера и будем сражаться до последней возможности! Исполняйте свои обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры, помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю!
Говорить капитан первого ранга кончил под крики «ура!», каких не слышал «Варяг» даже во время императорского смотра в Кронштадте.
…Стрелки швейцарских часов замерли на 11 часах 10 минутах. Руднев оставался спокоен, как мог быть спокоен человек, твердо решивший все для себя.
— Все наверх, с якоря сниматься!
Загремела цепь. Двупалый якорь с размаху вошел в клюз, вниз полетела налипшая на нем морская живность, бурые водоросли.
— Малый вперед!
Под броневой палубой две смены кочегаров принялись скармливать прожорливым топкам первые тонны угля. Разгоняя загустевшую смазку, дернулись поршни паровых машин. Шатуны, изломавшись в суставах-подшипниках, навалились на вал. Оборот. Еще оборот. Алчно зачавкали сальники. Двухметровые бронзовые лопасти винта врубились в застоявшуюся воду, стянутую масляной пленкой. Пошли! Позади, в полутора кабельтовых, в струе крейсера держался «Кореец».
