раз останавливался около меня, но поговорить о чем-то важном не решался. И где-то за час до конца, когда я, смахнув стружку и прибрав рабочее место, уже листал книжку, учебник «Новой истории», из нашей заводской библиотеки, Казимир Петрович пошёл на серьёзный разговор.
— В профкоме сказали — так нам разведённым и надо, — тяжело выдохнул он. — Может, ты подсобишь? Ну, это, сам знаешь, что. У тебя опыт большой в таких делах.
— Есть одна женщина порядочная, серьёзная, — с ленцой кивнул я. — Но в таком виде я тебя представить ей не могу.
— В каком таком? — Казимир растерянно посмотрел на свою, замызганную масляными пятнами, робу.
— Нужно побриться, подстричься, — я стал загибать пальцы. — И не мелочись, сделай стрижку модельную, а не полубокс какой-нибудь. Костюм купи новенький. Ботинки почисти. Возьми два билета на вечерний субботний сеанс. Но есть одно главное условие. Говорить? — Спросил я, посмотрев по сторонам.
— Какое условие? — Тоже зашептал Петрович.
— Нужна будет психическая атака, — я чуть-чуть помолчал, чтобы мои слова были восприняты максимально серьезно. — Когда после киношки в комнату её к себе приведёшь, прямо с порога, жёстко нагибаешь буквой «г», и тут уж так отодрать постарайся, чтоб в глазах потемнело. И после этого проживёте долго и счастливо. Будешь у неё, как сыр в масле кататься.
— Боязно что-то, — промямлил Казимир.
— А кому в этой жизни легко, Казимир Петрович, — вздохнул облегчённо я.
Глава 8
Если собрать волейбольную команду из шести случайных людей с пляжа, то вышло бы не хуже, чем наша ремонтных цехов дружина. Два бывших ПТУшника, один отец большого семейства, два высоких и худых хипаря, которые когда-то чем-то таким занимались. И я — бегаю по всей площадке красный как наш государственный флаг, с которым брали Берлин, и на всех ору.
Кстати сегодня прибарахлился. На часть последних денег купил прямо у нас на районе в магазине: новые кеды, китайские «Два мяча», трусы спортивные черные тканевые и футболку серую. А говорили в будущем, что в СССР был один сплошной дефицит. Враньё! Всё это валялось на полках без очереди. И продавщицы тоже попались обходительные, одна даже на кино намекала после рабочей смены.
«Ничего жить можно, сейчас ещё с волейболом разберусь, а там и до хоккея рукой подать. Ну, Самсонов, ну сукин сын! Втравил в гиблое дело!» — лихорадочно ругался я, принимая очередную подачу. И хоть с той стороны натянутой сетки тоже не боги волейбола, но они хотя бы все сегодня трезвые!
— Валерий Петрович! — Крикнул я на нашего разыгрывающего, за которого сегодня пришло поболеть целых пять детей и одна жена. — Вы же видите, я защитника играю, так что ж вы мне мяч над сеткой накидываете? Пасуйте чуть назад, на линию нападения!
— Виноват, — пробубнил полненький и абсолютно лысый мужчина.
— Толя! Коля! У вас же вроде есть разряд юношеский, должны представлять с какой стороны по мячику бить! Что ж вы его через сетку перекинуть не можете? — Шикнул я на двух патлатых хипарей примерно моего возраста.
— «Make love, not war!» — Улыбнулся Колян, что в его интерпретации звучало примерно так: я занимаюсь дрочкой, а не игрой.
— Всё, встали! Работаем на приём! — Рыкнул я, чуть не вписав обоих неформалов на фак.
Судья, который сидел на стремянке строго по центру площадки, над сеткой, посмотрел укоризненно на меня и свистнул новую подачу команды сборочного цеха № 2. Крепенький мужичок с той стороны, невысоко подкинул мяч и его рука, описав половину воображаемой окружности за спиной, звонко залепила волейбольный снаряд на нашу половину.
Я такие подачи даже в школьные годы щёлкал как орешки. Но сейчас, когда один бравый ТПУшник кинулся на мяч как под танк, и при этом лёг мне под ноги, принять нормально не получилось. Зато повалялись на паркете и повеселили зрителей, которые от всей души гоготали стоя на балконе. Лишь одна дочка физорга, Светка, отчаянно сжимала за нас маленькие кулачки.
— Тринадцать — три в пользу цеха номер два, — безучастно прокомментировал счёт рефери.
— Товарищ судья, давай тайм-аут, а то все нервы закончились, — прорычал я, поглядывая на свою случайную команду.
— Соберитесь там! — Крикнул с балкона Олег Палыч, чтоб ему пусто было.
И по совету физорга мы собрались в кружок. ПТУшники виновато чесали затылки, Валера был спокоен, как удав, у него семья большая, ему волноваться нельзя. Хипари, Толя и Коля смотрели на меня почему-то с обидой, с безразличием и жалостью.
— По сколько перед игрой накатили? — Спросил я неформалов, от которых немного веяло характерным запашком.
— По две бутылочки «Жигулёвского», — честно признался пацифист, а точнее пофигист Колян.
— Имеем право после работы, — робко добавил Толик, который одним местом правильно чувствовал, исходящую от меня угрозу.
— А вы, студенты ПТУ первый раз сегодня в волейбол играете? — Глянул я на юных пролетариев.
— Почему? — Обиделся один. — Через сетку — первый. А так в «картошку» — мы часто играли.
— Ладно, — я махнул рукой. — Зрители смеются, и нам весело. Я тоже неправ, не работает здесь силовая подача. По новым правилам, то есть по старым, где за касание сетки наказывают, она не годится. Буду подавать планер. А расстановку сделаем следующую: Коля, Толя и ПТУ встаёте, как можно ближе к краям. Валера — при подаче соперника сразу бежишь к сетке и накидываешь мне на линию нападения и повыше. Буду бить пайп.
— Пайп? — Переспросил один студент технического учреждения.
— Это атака из шестой зоны, или по-русски — «эшелон», — пояснил я. — Конечно для нормального пайпа нужна обманка с первым темпом, но после «Жигулёвского» нам не до волейбольных изысков. Так ведь, Коля и Толя?
— А кто за всех принимать будет? — Поинтересовался пофигист Колян.
— Вы уже сегодня своё на грудь приняли, я буду и принимать, я буду и атаковать, — подмигнул я приунывшим ПТУшникам.
Судья с вышки свистнул командам — приготовится к подаче. Вообще в волейболе вся расстановка на площадке делается по номерам, не тем, которые на майках, а тем, на которые условно разделены игроки и игровые зоны на
