Мне бы в руки клюшку, на ноги коньки, а на голову каску, вот тогда бы я показал чего стою на самом деле. Ну, нельзя быть счастливым по жизни проживая её, скользя по течению, в роли кого-то другого.
Вопрос более мелкий — вахтёрша Катя. Опять не удержался этой ночью, как следствие целый час подсобное помещение использовалось не по назначению. Потом в душевой кабинке руки очень горячей и ненасытной женщины тоже мне не спинку тёрли. Если срочно не найду ей мужика, то в дальнейшем за себя ручаться не смогу. Это конечно пока сам холостой, то есть без постоянной подруги.
— Иван, — ко мне подошёл Казимир Петрович. — Ты давай закругляйся, во-первых: пошли на обед, во-вторых: притормози ты чуть-чуть с производственным рвением. Второй день стоишь за станком и как робот — долбишь без передышки. Другие мужики уже обижаются.
— Извини, задумался, — виновато пробубнил я. — Завтра принесу будильник, чтобы точно отсекать полезное рабочее время от бесполезного.
Заводская столовая, я вам скажу — это особое место любого предприятия. Так как во время смены особенно по цехам не погуляешь, каждый стоит по семь часов в своем рабочем уголке, и только здесь происходит настоящее единение пролетариев. Можно и с барышнями парой слов перекинуться, да и с мужиками разные деловые вопросы порешать, чтобы заработать лишнюю копеечку.
А какие страсти здесь порой разыгрываются, в театр ходить не надо. Кто в долг просит, кто дефицитные конфеты предлагает, кто хвастается обновкой, а уж слухи — кто с кем, где и когда, разносятся быстрее, чем в сети интернет. И если голодная толпа бурлит возбуждённо у раздачи, доказывая, что за мной занимали, то сытая расслабленно сидит за столиками и спичками в зубах ковыряет.
— Да, бл…ь, хорошо! — Заулыбался раскрасневшийся Данилыч, проглотив тарелку борща и пюре с котлетами. — Иван, может, ты навестишь Ольгу Борисовну. А то волнуется женщина, второй день, как голодная кошка мимо нас бегает.
— Да, — тяжело вздохнул Казимир, — политинформацию проводить насухо — это не то.
— Не тот эффект! — Поддакнул ему политически подкованный коллега. — Как боль за весь мировой пролетариат прочувствовать, когда закусывать-то и нечего? И с врачихой опять-таки неудобно получается. Она же ждёт.
— Спелись? — Хмыкнул я. — А у меня может быть настроение на полшестого, что тогда? Конец дружбе? В общем так, я взял пачку чая, если хотите — можете чифирнуть. А с Ольгой Борисовной я поговорю, чтоб она не расстраивалась, но потом.
— Уже поели?! — Вклинился с подносом в разговор физорг Самсонов. — Тогда освобождай сиденье. Ванюша, а ты погодь. Пошептаться бы.
Данилыч с Петровичем грустно поплелись с грязной посудой к окошку в перегородке, которое заглядывало напрямик в моечную комнату.
— Мужики, у меня в тумбочке, чай и тушёнка, — сказал я им вслед.
Физорг же разложил на столе целую портянку из бумаги, что была расчерчена по линейке снизу доверху и справа налево. И в каждом прямоугольнике как курица лапой было что-то мелко нацарапано. Олег Палыч за два укуса умял пирожок с яйцом, что-то помычал, кивая на свои иероглифы. И лишь когда чай помог отправить остатки непрожёванной пищи в пищевод я разобрал, чего он от меня хочет.
— Сегодня волейбол, — прокашлялся Палыч. — Нужен ещё один игрок для команды. Ты как?
— Силовую подачу могу выполнить, — пожал я плечами. — Над сеткой играю в принципе сносно.
— Вот это нам больше всего и надо — сильная подача и игра с сеткой! — Заулыбался он. — Молодец, записываю. В воскресенье турнир по теннису. Тоже играть некому, — пожаловался физорг.
— Я не знаю, играл пару раз на грунте. Тут ведь, наверное, придётся в зале ракеткой махать. А какой от паркета отскок, Бог его ведает, — я развёл руки в стороны.
— Причём здесь паркет и грунт? — Возмутился Самсонов. — На столе играть будем, тут главное знать какой отскок от стола. Теннис-то отстольный, темнота!
— А? — У внутренне улыбнулся. — Если отстольный, то записывай, я после силовых тренировок всегда за стол вставал, полезно для реакции. Но против КМСа, как в гирях, не потяну.
— Н-да-а, — задумался на несколько секунд физорг. — За заводоуправление играет мастер спорта, а за конструкторское бюро — КМС. Эх, всё равно играть некому, записываю. А в баскетбол играешь?
— Если только под кольцом потолкаться, врезать кому-нибудь. Рукам меткости не хватает, — признался я.
— Записываю. Тоже играть некому. Народ спивается, почти у всех — руки трясутся! Жаль, что ты на коньках не стоишь, за хоккей-то в зачёт «Спартакиады» больше всего очков дают. А так молодец выручил, — Самсонов протянул мне ладонь для рукопожатия.
— Кто сказал, что не стою? — Я чуть не подпрыгнул на стуле. — Вот в хоккей я как раз и играю по-настоящему, а в остальном так — полулюбитель.
* * *
На «политинформацию» в наш заводской кружок по интересам я пришёл с большим опозданием. Мужики уже чифирнули и вновь общались на разные философские темы. О смысле жизни, о загадках египетских пирамид, о Бермудском треугольнике и светлом будущем, которое, возможно, не за горами.
— Что там Самсонов тебе наплёл? — Развалился, как барин на поломанном кресле Казимир Петрович.
— Да много разного, — ответил я с грустинкой в глазах. — В профкоме хотят борьбу устроить против разведённых мужиков. Налог обещают ввести новый — за разведённость.
— Враньё, — махнул рукой Данилыч, которому как человеку женатому — было пофиг.
— Ага, как тридцать процентов вычтут из зарплаты, потом не делай вид, что не слышал, — я обречённо махнул рукой и потянулся к заварнику. — Осталось что глотнуть?
— Как тридцать! Не имеют такого морального права! — Заголосил Казимир. — Я законодательство от корки и до корки! Наизусть!
— Бесполезно, — я подмолодил заварку водой из тёплого чайника и налил себе в стакан напиток чайного цвета. — Если успеешь до конца месяца расписаться с кем-нибудь, то наоборот десять процентов доплатят. Тут уже весь завод гудит. Спешить надо Петрович, иначе даже страшненьких разберут. Останется одна блядь Марухина, что тогда делать будешь?
— Я так это дело не оставлю! — Взвыл Казимир и рванулся, надо полагать, в профком.
Не знаю, что ответили Казимиру в профкоме, но остаток первой смены мужик бегал весь зелёный. Несколько
