— Прекрасная профессия, — задумчиво сказала она, — как и инструктор по теннису или лыжам — единственный мужчина в обществе женщин.
— Вы ошибаетесь, — резко ответил Кампманн. — Мы с моей женой придаем большое значение дружеским, но дистанцированным отношениям с нашими клиентами. Со многими из них мы знакомы уже долгие годы. Они перешли сюда вместе с нами из конюшни, где я работал до этого.
Пия кивнула.
— А что с вашим лицом? Вы упали с лошади?
— Нет, это дверь конюшни… — уклонился от ответа инструктор.
— Выглядит ужасно. — Пия изобразила сочувствие. — Вы можете продолжать работать?
— Я вынужден.
— Верно. — Пия сделала вид, что она лишь сейчас вспомнила, зачем она вообще оказалась здесь. — Раньше ведь вам в объездке лошадей помогала Изабель Керстнер, не так ли?
При упоминании имени Изабель инструктор опустил взгляд на свои руки:
— Да, она помогала.
— Некоторые из ваших клиенток мне рассказали, что фрау Керстнер не пользовалась здесь особой любовью, — сообщила Пия. — Это так?
— Я не знаю, — жестко ответил Кампманн. — Но она была более успешной всадницей, чем многие другие. Это вызывает зависть.
— Гм… — Она посмотрела на мужчину, который постоянно избегал ее взгляда. — Господин Ягода сказал мне вчера, что фрау Керстнер вскружила здесь голову всем мужчинам и являлась причиной их сильного беспокойства. Она была весьма симпатичной особой.
— Он вам так сказал? — Инструктор мельком взглянул на нее. — Я не могу это утверждать.
— Ну конечно, у вас ведь тоже очень привлекательная жена. — Пия посмотрела на фотографию, которая лежала перед ней на столе. — Хотя, честно говоря, я бы ее здесь не узнала. Она очень изменилась с тех пор, как был сделан снимок. На это была какая-то причина?
— Причина на что? — В голосе Кампманна чувствовалось раздражение.
— Она очень похудела. И волосы у нее теперь светло-русые, не правда ли?
— Ей так больше нравится, — пожал плечами Кампманн. — Какое это вообще имеет значение?
— Вы правы. Это неважно. — Пия положила фото. — Мне только пришла в голову мысль, что, возможно, ваша жена опасалась конкуренции и поэтому попыталась выглядеть более привлекательно, чтобы вам больше нравиться…
Она сказала это как бы между прочим, но реакция Кампманна свидетельствовала о том, что ее предположение не было далеким от истины. Кампманн сначала покраснел, затем побледнел и на какую-то секунду потерял железное самообладание.
— Моя жена не имела поводов для ревности, — произнес он сдавленным голосом.
Пия наблюдала за ним пронизывающим взглядом. Инструктор нервно провел кончиком языка по губам, его пальцы судорожно сжимали пустую бутылку из-под колы.
— Изабель регулярно занималась на лошадях, которые принадлежат «Гут Вальдхоф», — продолжала Пия, — а вы ее тренировали и ездили с ней на турниры. Это так?
— Да, — согласился Кампманн.
— Но обычно вы не сопровождаете ваших клиентов на турниры?
Пия заметила, что для Кампманна этот вопрос неприятен.
— Я езжу с клиентами, если они мне за это платят, — ответил он. — Для многих клиентов сопровождение на турнир — слишком дорогое удовольствие.
Серебристый «Кайенн» Кампманнов прошелестел по двору и остановился в паре метров от зимнего сада. Из машины вышли фрау Кампманн и оба подростка. Дети с любопытством стали глазеть по сторонам, но мать погнала их в дом.
— Но это как раз может служить объяснением тому, почему многие люди не любили фрау Керстнер, — сказала Пия. — Может быть, у них было чувство, что вы оказываете предпочтение Изабель?
— Чепуха. — Кампманн покачал головой. — Изабель занималась на лошадях, за которых я нес ответственность. Дорогие лошади, которые должны приносить деньги. Я обязан был об этом заботиться.
Пия бросила быстрый взгляд на фотографию.
— Фрау Керстнер была действительно очень привлекательна, — констатировала она. — Ваши клиентки рассказали мне, что между ней и вами были достаточно тесные отношения. Может быть, вас связывали не только профессиональные интересы?
— Что вы имеете в виду? — Кампманн сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Его жена вышла из дома и, улыбаясь, двигалась через двор, радостно махнув рукой своему мужу и Пие.
— Я имею в виду, что у вас с ней была любовная связь. — Пия больше не собиралась терять время.
— Любовная связь? — Кампманн повторил это с ноткой удивления, как будто услышал об этом впервые.
— Что вы с ней спали, — уточнила Пия.
Такое столь откровенное упоминание весьма интимного обстоятельства вогнало Кампманна в краску. Капельки пота сбежали по его вискам.
— Нет. — Он впервые посмотрел ей прямо в глаза. В этот момент Пия знала наверняка, что он лжет. Точно так же, как лгал накануне вместе со своей женой. — Изабель занималась на лошадях, принадлежащих «Гут Вальдхоф», это правда.
— И вы действительно ничего не знали об аборте? — Пия что-то записала и вновь подняла взгляд на собеседника. — Я имею в виду, что Изабель после этого какое-то время не могла заниматься. Вы ведь должны были это заметить.
— Вы ведь уже спрашивали об этом вчера.
— Иногда я задаю вопросы даже чаще, — парировала Пия, но решила на первый раз больше не возвращаться к данной теме и вместо этого осведомилась, когда Кампманн видел Изабель в последний раз.
— Пару недель назад она продала свою лошадь и с тех пор редко появлялась в конюшне. Но в субботу во второй половине дня она ненадолго заезжала сюда.
— В самом деле? В субботу? В котором часу?
— Ближе к вечеру, но очень быстро уехала, — добавил Кампманн. — Она хотела поговорить со своим мужем, но у него не было времени.
— А что делал доктор Керстнер здесь в субботу вечером?
— С одной из лошадей Дёринга произошел несчастный случай, — сказал Кампманн, — поэтому он приехал.
— В котором часу это было?
— Бог мой, — вспылил Кампманн, — откуда я знаю?! Я ведь не смотрю постоянно на часы! В половине шестого или, может быть, в половине седьмого.
Пия мгновенно отметила, что Изабель после своего появления в ветеринарной клинике еще была жива. Заправочная станция, ветеринарная клиника, «Гут Вальдхоф». Вскоре после этого она была убита.
— Вы разговаривали с Изабель в субботу?
— Да, — ответил Кампманн после едва заметного колебания, — но недолго. Она спросила, здесь ли еще Дёринг, но он уехал еще за час до этого. Это все. — Инструктор бросил взгляд на часы и отодвинул стул. — Извините, но я должен идти. У меня сейчас начинаются занятия.
— Кстати, — Пия вспомнила слова Боденштайна, — Дёринг ведь тоже ваш клиент? Но его имени нет в списке, который мне дала ваша жена.
— Наверно, она забыла в этой суете.
— Конечно, — улыбнулась ему Пия. — Большое спасибо за помощь.
Кампманн встал, кивнул ей и быстро вышел из зимнего сада. Пия посмотрела ему вслед, затем взяла кончиками пальцев бутылку из-под колы, которую оставил инструктор.
— Большое спасибо, господин Кампманн, — довольно пробормотала она и сунула бутылку в пластиковый пакет.
Полчаса спустя Пия уже была у «Цауберберга» в Руппертсхайне. Боденштайн и группа из научно-экспертного отдела уже ожидали в фойе, расположенном в центре великолепного здания.
— Если она действительно здесь жила, — сказала Пия своему шефу, — то ее муж ведь должен был об этом знать. Все-таки он работает всего лишь в километре отсюда, если следовать по кратчайшему пути.
Прежде чем Боденштайн смог что-либо возразить, они услышали позади себя покашливание и обернулись. Это был Буркхард Эшер, руководитель группы инвесторов, тучный загорелый мужчина лет шестидесяти с иссиня-черными, явно крашеными волосами. Он мельком взглянул на Пию и сотрудников научно-экспертного отдела, а затем приветливо поздоровался с Боденштайном как со старым другом.
— По телефону ваш голос звучал очень таинственно, — улыбнулся Эшер. — Что же все-таки произошло?
— В воскресенье у башни на Атцельберге был обнаружен труп молодой женщины, — объяснил Оливер, — и мы узнали, что эта женщина жила в пентхаусе.
— В самом деле? — Эшер, казалось, был удивлен. — Я даже не знал, что кто-то живет в этой квартире.
По пути через запутанные переходы и лестничные марши гигантского здания Эшер, тяжело дыша, объяснял, что «купол», так называется мансардный этаж, уже несколько лет пустовал. Долгое время предпринимались тщетные попытки продать квартиру сначала как «полуфабрикат», после основных строительных работ, а потом уже с отделкой, но не нашлось ни одного желающего, кто бы вдохновился идеей раскошелиться за квартиру в двести пятьдесят квадратных метров и с десятиметровыми потолками, что казалось разорительной роскошью с точки зрения отопления помещения такого объема.
