— Какая практичность!
— Качество, которое восхищало тебя в твоей матушке.
Он фыркнул.
— Ты напоминаешь мне ее. Часто.
— Принимаю это как комплимент, — засмеялась Наоми. — И чем же я ее напоминаю?
— Как и ты, она имела привычку спускать меня с небес на землю.
— Вот уж чего я не хотела! — сказала Наоми, свертывая салфетку. — А теперь, если ты закончил с ужином, предлагаю приступить к читке. Сегодня я сделала более обычного, поэтому лучше начать пораньше.
— Но не раньше, чем я допью вино, женщина! Наоми покорилась.
— О, прошу прощения. Сказать Мейган, чтобы подала кофе на веранде?
— Нет. Сегодня я хочу послушать тебя в мастерской.
— Не лучшая перспектива. Именно в этом помещении Наоми как нигде чувствовала, что означает для Брана слепота. Здесь она наиболее глубоко осознавала его трагедию. Среди атрибутов его творчества от этой мысли некуда было уйти. И именно в этом месте совесть мучила Наоми более всего. Ведь, как бы она ни сочувствовала Брану, все же она использовала его в своих интересах. То, что она старалась для Дианы, отнюдь не успокаивало укоры совести. «В конце концов, — думала Наоми с раздражением, идя в мастерскую вместе с Браном, — чем так уж поможет ее сестре эта статья? Всего лишь продвинет ее немного по служебной лестнице. А если Диана действительно верит, что благодаря ей сможет заслужить любовь Энтони Крейга, то она обманывает себя. Любовь приходит нежданно-негаданно. Это Наоми очень хорошо знала по себе. И так же неожиданно чувство проходит, оставляя лишь пустоту внутри. Какой-то замкнутый круг. Без любви и поддержки сестры Наоми не смогла бы пережить, когда Грег ушел из ее жизни, а теперь Диана нуждается в ней.
— Ты сегодня, похоже, чем-то расстроена, — заметил Бран, когда она села на софу в мастерской.
— Да нет, просто немного устала. Задержалась за работой, хотелось закончить главу. — Наоми налила кофе и осторожно, как всегда, протянула чашку Брану.
— Уверен, что Мейган свистала всех наверх ровно в пять, но ты настояла на том, чтобы подольше поработать. — Его рот напрягся. — То, что ты так торопишься поскорее сбежать отсюда, я воспринимаю как личное оскорбление. Наоми, что в Лондоне такого, что так торопит тебя вернуться назад?
— Основная работа.
— А может, одержимый любовник, жаждущий твоего возвращения?
— Моя личная жизнь, мистер Ллевеллин, — мое частное дело, — спокойно ответила Наоми. — А теперь могу я начать?
Он, будто не слыша, поставил чашку на поднос.
— Подожди. Расскажи мне об этом любовнике.
Наоми вскочила.
— Раз ты не расположен работать…
— Садись! — Он простер в ее сторону указующий перст. — Наоми Берри, я решаю, когда я не в настроении слушать, а не ты.
Она умолкла и зашелестела рукописью.
— Ну, хорошо, хорошо, — раздраженно сказал он. — Прекращай дуться — и давай займемся сим великим делом. Если хочешь знать, я и сам хотел бы поскорее покончить с формальностями.
Задетая и обиженная, Наоми начала читать, но очень скоро забыла все обиды и огорчения и втянулась в увлекательнейшее повествование о битве Брана Ллевеллина за свою судьбу. Автобиография дошла до того момента, когда художник влачил жалкое существование в Кэмбервилле, и только денежная поддержка матери давала возможность платить за аренду крохотной мастерской. Из рассказа следовало, что в эти трудные годы он мог бы благодарить судьбу за тот ее дар, который привлекал к нему бесплатных натурщиц.
— Судя по тону, ты смущена, — с вызовом заявил Бран.
— Вовсе нет. Ты уже говорил мне, что никогда не платил натурщицам, по крайней мере деньгами.
— Если ты имеешь в виду, что за позирование мне приходилось оказывать сексуальные услуги, то ты права. — Он засмеялся. — Но, Наоми, говоря начистоту, я никогда не рассматривал это подобным образом. Вся эта возня с щедрыми на любовь девицами была просто частью моей жизни, потребностью выразить мое внутреннее видение на бумаге, на холсте, на чем угодно, к чему я мог бы приложить руку.
К счастью для Брана, на него обратили внимание еще до окончания колледжа. Преподаватели говорили о нем как о подающем надежды, даже блестящем рисовальщике. А раннюю серию рисунков, изображающих его мать и односельчан, Бран продал, еще учась в колледже. А затем один известный актер, потрясенный талантом молодого валлийца, предложил ему попробовать себя в качестве живописца-портретиста. И получилось так удачно, что молодому человеку посыпались заказы. Но он вовсе не собирался превращаться в бизнесмена от живописи. Основной его страстью всегда был пейзаж. Даже тогда, когда он, зарабатывая на хлеб, рисовал молоденьких натурщиц, он мечтал о выставке пейзажей своего родного Уэльса. Его мечта сбылась, и он заслужил признание как наиболее одаренный пейзажист своего поколения.
Следующее утро началось с того, что, казалось, планам Брана насчет прогулки не осуществиться. Когда Наоми пришла на кухню, там царил редкий беспорядок и Мейган нигде не было видно.
Гадая, что же случилось, Наоми нарезала хлеб и заложила куски в тостер. Затем начала уборку, что вконец смутило прибежавшую вскоре Мейган.
— Зачем ты это делаешь? — протестовала она.
— А почему нельзя? — искренне удивилась Наоми. — Что-то случилось, Мейган?
— Тал плохо себя чувствует. Наверное, грипп. Он так ругал меня за то, что я позвонила доктору.
— И правильно сделала. А теперь садись. Я как раз заварила чай.
— Наоми, некогда мне рассиживаться. Надо еще приготовить завтрак Брану…
— Не к спеху, — заявила Наоми, усаживая Мейган в кресло. — Лучше скажи мне, чем я могу помочь.
— Да ты уже помогла! — Мейган с благодарностью подчинилась. — Я так волнуюсь за Тала. У него ведь очень слабые легкие. Та же болячка, что была и у отца Брана, — правда, не в такой сильной форме. Стоит ему простудиться, и он так ужасно кашляет. — Она взглянула на часы и вскочила. — Ой, смотри, который час. Бран уже наверняка психует…
— Скажи, что ему нужно, и я отнесу, — твердо сказала Наоми.
— Не могу тебе этого позволить!
— Мейган, успокойся. Конечно, я все сделаю. У меня сегодня выходной. Послушай, пока я буду есть этот тост, приготовь завтрак для Брана, а я отнесу его в мастерскую.
Только беспокойство за мужа заставило Мейган разрешить Наоми отнести завтрак Брану. Девушка постучала в дверь в конце коридора, осторожно открыла ее и, стараясь не уронить поднос, вошла в мастерскую.
— Тал! — окликнул Бран с галереи. — Ты опоздал. Что-то случилось?.. — Он замолчал, слушая, как Наоми поднимается по винтовой лестнице. — Аллилуйя. Если Тал не приобрел привычку пользоваться духами, то это ты, Наоми.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});