— Жигунов! Стой, мерзавец!.. Стой!..
Тот, как и следовало ожидать, не остановился.
Тогда Степанова ринулась к машине, на ходу вытаскивая из кармана брюк несвежий носовой платок. Нагнувшись над дверью, она попыталась стереть надпись, однако ни к чему хорошему эта попытка не привела — буквы потеряли контуры, но остались на своих местах, а площадь загрязнения увеличилась вдвое.
Незнакомка взяла воспитателя за плечо и потянула ее от машины.
— Ради бога, только не троньте…
Тут и Степанова и сама, наконец, поняла тщетность своих усилий. Она зачем-то скомкала платок, испачканный краской, и поспешно засунула его обратно в карман брюк. Грудь ее вздымалась.
Наконец, глаза ее остановились на Кеше. Тот, ухмыляясь, торопливо курил, и огонек сигареты тлел уже где-то у самого фильтра.
Одной рукой Степанова молниеносно вырвала недокуренную сигарету из его рта, другой, одновременно, жгутом скрутила ему ухо. Кеша застонал и сморщился от боли.
— За него теперь ты ответишь, негодяй! — крикнула Степанова, наливаясь кровью.
— Да ладно вам… — отозвался Кеша, пригнув голову. — Ухо же оборвете… Все можно исправить… Прямо сейчас.
На помощь Кеше неожиданно пришла именно незнакомка. Она схватилась за руку Степановой и попыталась разжать ее стальные пальцы.
— Да пустите же вы его!.. — проговорила она. — Исправить можно, говоришь?
Пальцы Степановой разжались. Кеша запрыгал, тряся головой и массируя пунцовое ухо.
— Во, блин, чуть не оборвала… Да конечно можно! Если не смыть сейчас, то ацетон разъест лак. Тогда краска встанет и всю дверь придется перекрашивать. Но минут пять еще есть. А у меня бутылка растворителя заначена. В палате. Только где — не скажу.
Степанова возмущенно скрипнула зубами.
— На ночь нюхают, негодяи!.. А ну, марш за ней! Живо!..
Кеша не ответил, даже не повернул в ее сторону головы. В этот момент раздается гул пролетавшего вертолета. Кеша поднял голову и принялся с интересом смотреть на небо, однако вертолет летал где-то за домами, и Кеша его так и не увидел.
Степанова угрожающе двинулась к нему.
— Да что ж ты стоишь, а?…
Смысл паузы, которую держал Кеша вдруг дошел до незнакомки. Она вдруг посмотрела на Кешу с искренним и неожиданным интересом. Взяла Степанову за локоть, останавливая ее. Затем раскрыла сумочку.
— Сколько? — спросила по-деловому она у мальчика.
Кеша перевел на нее взгляд.
— Сто баксов, — зевнув, ответил он.
Незнакомка усмехнулась и, не проронив ни слова, достала из сумочки купюру. Глаза Степановой сверкнули. Она посмотрела на деньги с тоской и плохо скрываемой брезгливостью.
* * *
Степанова нервно вышагивала по своему кабинету. Оставляя шлейф, в зубах воспитателя дымилась папироса с мятым гармошкой мундштуком. Сумрачно смотрел из-под потолка, сверху вниз, педагог Макаренко. Незнакомка, все в тех же очках, сидела на стуле, приставленном к столу Степановой. Нога ее была закинута на ногу, а пальцы руки барабанили по столешнице.
— Только три дня, — сказала девушка. — С ним ничего не случится. Мальчику нужна медицинская помощь, а уколы я делать умею.
— Как вы смеете предлагать мне такое! — нервно реагировала Степанова. — Я педагог! Заслуженный учитель Российской Федерации!
Незнакомка вздохнула. Она достала из сумочки паспорт, пачку американских долларов и выложила все это в центр стола.
Степанова закашлялась дымом, сверкнула взглядом и остановилась как вкопанная.
Она подошла к столу вплотную.
— Что это?.. — с ненавистью спросила она. — Это… Это деньги?..
— Деньги, — невозмутимо согласилась незнакомка и ногтем, покрытым лаком, подтолкнула пачку воспитателю.
— Уберите немедленно! — почти визжа, прокричала Степанова.
Девушка вздохнула и накрыла пачку ладонью.
— Вы не совершаете никакого преступления. Я просто хочу провести с ним выходные. Паспорт и деньги останутся у вас как залог. Через три дня я верну мальчика и заберу только свой паспорт. А деньги останутся у вас. Они превратятся в пожертвование детскому дому.
* * *
Незнакомка была теперь в кабинете Степановой одна. Она встала со стула и подошла к окну. Внизу, на асфальте, лежали нарисованные мелом клетки. Несколько девочек в одинаковых платьях прыгали в них, играя в классики.
Внезапно за ее спиной послышался звук открываемой двери. Незнакомка задвинула шторы и быстро обернулась.
В комнату вошел Кеша. Теперь он был серьезен, почти сердит. На нем был надет пиджак, рукава которого едва прикрывали кисти. Обеими руками он прижимал к себе полупустой, заклеенный скотчем пластиковый пакет с какими-то вещами. Кеша остановился у порога и поднял на девушку глаза.
Незнакомка вдруг порывистым шагом пересекла комнату и остановилась перед мальчиком. Она нагнулась, сняла очки и внимательно посмотрела ему в лицо. Потом поправила воротник его рубашки. Глаза ее вдруг блеснули.
— Не надо. Ничего не говори. Ты меня не помнишь, Кеша, но… Но все-таки я твоя мать. Вот так…
Она прижала его к груди.
Кеша встретился взглядом со строгим Макаренко и хмуро ответил:
— Посмотрим еще, какая ты мне мать…
Глава 10
Ракитин купил в киоске свежую газету, потом сел в свою машину, хлопнул дверью и пустил мотор. Несколько секунд он сидел неподвижно, прислушиваясь к холостым оборотам. Двигатель был прогрет, но все равно обороты плавали.
Капитан пообещал себе, что в ближайший выходной он займется машиной всерьез. Снимет карбюратор, разберет его и промоет бензином каждую деталь. Поставит новый ремкомплект.
Поскольку у Ракитина не было ни семьи, ни детей, он привык относиться к своей «шестерке» как к живому существу, которое предано ему и которое всегда где-то рядом. Ни расход масла, ни неумеренный бензиновый аппетит, ни многочисленные и почти ежедневные поломки не доставляли капитану существенных неудобств — он был старшим по званию и по возрасту, и относился к машине по-товарищески. Он снисходительно терпел ее самые фантастические капризы.
Наконец, Ракитин включил первую скорость и тронулся с места.
Он свернул за угол и поехал по Пролетарской. Сразу же за перекрестком, между собесом и книжным, была арка с лепниной, которая вела в подворотню. В глубине ее стояла машина с тонированными стеклами.
«Жигули» проехали мимо. Машина из подворотни почти бесшумно завелась, медленно выехала и остановилась, не включая поворотный сигнал. Ракитин проехал перекресток. Когда расстояние до его «жигулей» увеличилось метров до ста пятидесяти, машина с тонированными стеклами вывернула на проезжую часть и двинулась следом.
* * *
За рулем этого автомобиля сидел Антон Каратаев. Рядом, на пассажирском сиденье, расположилась Дементьева. На коленях ее был раскрытый ноутбук. Юлия Николаевна смотрела на монитор, не поднимая на дорогу глаз.
Каратаев двигался медленно — потому что не гнал и объект, за которым они вели охоту. Каратаев посмотрел на заднее стекло «шестерки», на которое был налеплен треугольный знак с чайником, испускающим облачко пара.
Подполковник усмехнулся.
— Ну и тип. Как ты его оцениваешь? — спросил он.
Глаз своих от монитора Юлия Николаевна не подняла. Она ответила:
— Знаешь, Антон… Двойственно. В кабинете у прокурора я наблюдала за ним и попыталась сделать анализ. Когда он отвечал на вопросы, все было вроде бы как нужно. Рефлекторные движения мышц, жесты. Однако… Мне показалось, что он почувствовал, что я веду над ним наблюдение. И за ответами его будто бы что-то стоит еще. Не исключаю, что он просто играл с нами.
Машина Ракитина остановилась на светофоре. Каратаев не стал подъезжать ближе и пристраиваться ей вслед. Он взял к обочине и остановился у тротуара, сохранив дистанцию.
— Думаешь, он так непрост? — спросил Каратаев.
Дементьева подняла на секунду глаза на объект слежки. Потом вновь опустила взгляд на монитор.
— Пока еще ничего не знаю, Антон… — сказала она. — Ты к нему близко не подходи. Пусть он не видит нас. С маяком все равно далеко не уйдет.
На мониторе ноутбука был спутниковая карта, увеличенная до такой степени, что на крышах различались решетки телевизионных антенн. В ее геометрическом лабиринте двигалось пульсирующее световое пятно. Это была машина Ракитина с установленным на ней маяком.
На перекрестке включился зеленый. «Шестерка» поехала. Каратаев подождал, пока она не скроется за поворотом.
— Теперь давай, — сказала Дементьева. Каратаев тронулся с места. — Тут направо… и немного прибавь. Метров через двести левый поворот, он пошел туда. Послушай, Антон…
Каратаев бросил на нее удивленный взгляд.
— Может, — спросила Юлия Николаевна. — Стоило ему рассказать все, как есть?
