его заключения по обвинению в изнасиловании пяти девушек, 1943 год
18 июня 1944 года Ласалля условно-досрочно освободили[84] из тюрьмы после четырнадцати месяцев заключения. Он снял комнату в здании Юношеской христианской ассоциации на углу Бродвея и Федерал-стрит, встал на воинский учет, получил карту социального обеспечения. Также ему пришлось встать на учет в городском совете как осужденному преступнику; с размытой фотокарточки, сделанной 29 июня 1944 года, смотрит седой голубоглазый мужчина средних лет, косой, с высокими скулами. На этом снимке вид у него посмирнее, чем на тюремной фотографии, снятой в марте 1943 года: там он с деланой беззаботностью ухмыляется в объектив.
В Филадельфии Ласалль устроился автомехаником, но у него то и дело приключались нелады с законом. На Хэллоуин с него сняли обвинение в развратных действиях, однако уже в августе следующего года его задержали в Третьем национальном банке Кэмдена при попытке обналичить фальшивый чек на 110 долларов[85]. В следующем месяце ему предъявили обвинения и осудили за «получение денег обманным путем». Процедура развода близилась к завершению: 21 августа суд по семейным делам передал матери полную опеку над Маделин, а 23 ноября Фрэнка и Дороти наконец развели.
18 марта 1946 года Ласалля снова посадили в тюрьму штата в Трентоне[86]; на этот раз он провел здесь 18 месяцев из пяти лет, назначенных по новым обвинениям. А учитывая, что по обвинению в изнасилованиях его освободили условно-досрочно, к новому сроку прибавился и остаток прежнего. Оба срока Ласалля закончились в январе 1948-го, и 15-го числа его выпустили на свободу – снова условно-досрочно.
Скорее всего, в здании Юношеской христианской ассоциации в центре Кэмдена Ласалль остановился, потому что это было дешево. А напротив как раз и располагался универмаг «Вулворт», в котором несколько недель спустя, промозглым мартовским днем, Ласалль заприметил десятилетнюю девочку, которая пыталась стащить пятицентовую тетрадь.
ВОСЕМЬ
Одинокая мать ждет
Шло время, а о Салли Хорнер по-прежнему не было ни слуху ни духу, и с каждым месяцем ее отсутствия родные все живее ощущали утрату. Тяжелее всех приходилось Элле. Ведь она мать Салли. И она отпустила дочь с посторонним, потому что тот назвался отцом школьных подружек Салли, которые дожидаются девочку на побережье в Джерси. Этот человек вынудил ее дочь солгать, а Элла и поверила. А теперь Салли исчезла.
Возможно, время от времени ее посещали мысли, что Салли уже нет в живых, но если и так, то Элла никогда об этом не говорила. Она устроилась швеей на интендантский склад[87], так что денег хватало, чтобы оплатить счета за свет и телефон. Салли больше так и не позвонила, но если вдруг надумает, будет ужасно, если телефон окажется отключен за неуплату.
О своих мучениях Элла поведала в статье, которую 10 декабря 1948 года опубликовали в газете Philadelphia Inquirer под заголовком «Рождественская елка сияет, одинокая мать ждет». К тому времени Салли отсутствовала уже почти полгода. Элла, образно выражаясь, не гасила свечу надежды, что дочь вернется домой целой и невредимой. До Рождества оставалось чуть более двух недель, и ель, которую нарядила Элла, по выражению безымянного автора статьи, «обременяли воспоминания о других, счастливых празднованиях Рождества», отчего «крошечное пламя свечи разгоралось ярче»: Элла, как умела, выразила надежду, что Салли все-таки вернется.
И когда это произойдет (Элла даже мысленно не говорила «если» – только «когда»), Салли придется привыкать к тому, что в семействе произошли большие перемены. Когда в Inquirer опубликовали ту статью, Диане, племяннице Салли, было пять месяцев. И бабушка, и Сьюзен, и ее муж очень радовались рождению малышки, но к их радости примешивалась горечь: они до сих пор не знали, где Салли. А ведь ей так не терпелось стать тетей!
Отчаяние и сомнения молодая чета прятала за каждодневной заботой о маленькой дочери. Поменять подгузник, укачать, да и самим урвать часок-другой сна. А ведь еще нужно было ухаживать за теплицей: цветы и растения сами себя не вырастят.
Элла радовалась, что стала бабушкой. Но радость ее омрачало то, что Салли нет рядом. В статье Inquirer Элла обещала, что когда дочь наконец переступит порог дома номер 944 по Линден-стрит, она не станет ее наказывать: «Что бы она ни натворила, я ее прощаю. Лишь бы только она вернулась».
18 апреля 1949 года Салли Хорнер исполнилось двенадцать, и о ней по-прежнему не было никаких известий. Как в воздухе растаяла. Удастся ли найти хотя бы тело? А может, Салли живехонька и только ждет, когда ее отыщут, надеется вернуться домой? Полиция Кэмдена не закрывала дело; Маршалл Томпсон проверял каждый след.
Месяцем ранее дело приобрело еще более серьезный оборот[88]: 17 марта прокуратура округа Кэмден добавила к имеющемуся обвинению против Ласалля еще одно, более тяжкое – в похищении с корыстными целями и насильственном удержании несовершеннолетней. Если за похищение как таковое могли посадить всего лишь на несколько лет, то добавившееся к этому насильственное удержание без какого бы то ни было законного основания увеличивало срок лет до 30–35, то есть для человека в возрасте Фрэнка Ласалля фактически означало пожизненное заключение.
Документы, которые пролили бы свет на ужесточение обвинения, не сохранились. Возможно, прокуратура или управление полиции Кэмдена получили донесение о предполагаемом местонахождении Ласалля и надеялись, что известие о новом обвинении заставит его покинуть укрытие. А может, опасались, что по существующему обвинению истечет срок давности уголовного преследования, если Салли объявится нескоро или не вернется вовсе.
В прессе об этой истории больше не писали. Годовщина исчезновения Салли прошла незамеченной. На Рождество 1949 года уже не публиковали статей, в которых выражали надежду на то, что Салли вернется целой и невредимой. Прочие скандальные происшествия – в частности, массовая перестрелка в кэмденском районе Ист-Сайд и еще одна загадочная пропажа (на этот раз исчезла жена Джулса Форстейна, мирового судьи Филадельфии) – вытеснили из местных газет упоминания о девочке.
Исчезновение Дороти Форстейн[89] поставило следователей в тупик. Четыре года назад Дороти чуть не убили на пороге собственного дома, и с тех пор женщина жила в постоянном страхе. Вечером 18 октября 1949 года Джулс, муж Дороти, отправился в гости один. По его словам, он предлагал жене поехать с ним, но она ответила, что лучше останется дома с детьми – девятилетней падчерицей Марси и семилетним сыном Эдвардом.
Джулс вернулся домой в половину двенадцатого. Дороти исчезла, и дети не помнили себя от страха. Сказали, что в дом ворвался
