кажущуюся нелогичность, ее поступки выстраиваются в определенную последовательность, которая изумляет своей логикой. Но то, что при этом она произносит, приводит меня в ужас. Сейчас я пойду к отцу Феодосию, спрошу, что да как, а потом нужно будет везти Лилию в Черкассы.
__________________________________________
Пообщался я с отцом Феодосием, мудрый он мужик. Он, как те светлые в аду, и стиль общения такой же, и говорит очень мудро. Я поначалу все в штыки. Ты же понимаешь, я к попам изначально с большим сарказмом относился, а после моих путешествий все еще больше усугубилось. Все-таки там все по-другому, нежели они говорят. Я подхожу к нему, он на лавочке был возле церкви. Он мне говорил, что я всегда его здесь найду. Там бабульки эти вокруг него порхали, все мешали мне к нему подойти и сесть. Я вроде не стеснительный человек, а тут прямо робость какая-то взяла, стоял, переминался с ноги на ногу, пока он сам меня не заметил.
– Все, милые мои дамы, разошлись, ко мне гость почетный явился. Идите в церковь, приберитесь, да трапезу приготовьте, я скоро приду. Иди ко мне, Николай, садись вот тут рядышком, покумекаем.
Мне так стало неловко, мне почему-то было стыдно, почему и робко. Я подошел и сел на лавку рядом, хотя сидеть рядом с ним мне казалось каким-то кощунством. Я не понимал, почему я робею перед этим стариком в черном одеянии с крестом на шее. Что в нем было такое, что словами так просто не передать. В моих путешествиях, рядом со Светлыми, я тоже чувствовал робость, но там вся обстановка своей нереальностью, или точней невозможностью, снимала любой страх.
Я подошел и сел на скамейку. Отец Феодосий откинулся на стену церкви, закрыл глаза и вдруг спросил:
– Что, венчаться хочешь?
–Откуда вы узнали?
– Ты бы сам ко мне не пришел просто так, жена тебя ко мне твоя прислала, а ее зацепил мой вопрос.
–Да так и есть.
– Ты наверняка ведь думаешь, бред все это, не стоит на это время тратить?
– Ну, если честно, то да.
– Да я бы тоже на твоем месте так же думал, какой-то старый выживший из ума дед, в рясе с крестом на пузе, что он может толкового предложить. Это же все предрассудки, пережитки темного прошлого, не достойные современности. Так?
–Ну не совсем так, если бы все это было месяц назад, то вы были бы правы на все 100%, но сегодня я уже с такой уверенностью сказать не смог бы.
Отец Феодосий открыл глаза, и посмотрел на меня внимательно.
– Интересно, что же с тобой такое произошло, за последний месяц? Голубушки мои светлые говорят, что ты из своего сарая не выходишь.
Тут мне немного стало не по себе, я все больше и больше понимал, что моя уединенность – чисто моя иллюзия, которой на самом деле не существует.
–Да в деревне все на виду. Они не то, чтобы следят, но все обо всех тут знают, и везде свой нос суют окаянные. Бабы есть бабы, такими их создал Бог, чтобы нас шлифовать.
– Да уж, шлифуют они нас постоянно, без сна и отдыха, и перерывов на обед,– продолжил я шуточный тон отца Феодосия.
«Голубушки» его вроде благообразные бабушки, но с какой же ненавистью они на меня смотрели, что я столько времени проговорил с отцом. Они выбегали из дома рядом с церковью каждые 20 мину, пока он ласково так на них не рыкнул.
– Голубушки мои, если вы не перестанете выбегать, я на вас епитимью наложу и отлучу от церкви на месяц! Ну-ка кыш, чтобы не видел вас больше! Этот отрок важней трапезы.
«Голубушки» испарились и смотрели на нас только через окошко, я то и дело ловил их взгляды на себе.
– Ну так и что же с тобой такое произошло, что помогло тебе с вероятностью менее 100% придти ко мне?
– Это очень долгий рассказ.
– Ты спешишь сегодня куда-нибудь?
– Да в общем-то нет, но я же сейчас за другим пришел.
– Ты про венчание? Сын мой, чтобы пустить тебя к венцу, я ведь должен понимать, во что ты веруешь! Ты уж прости старика, но не возьму я грех на душу за пустой обряд. Это вот ты можешь в Черкассах в любую церковь обратиться, с тебя там возьмут гривну и обвенчают, за 20 минут. Но со мной дело другое, я денег не беру, но если обвенчаю, так обвенчаю пред Богом.
Лех, вот странное дело, ведь я несмотря на то, что крещен был в детстве бабушкой, к вере всегда относился с большим скепсисом. Помнишь, как мы с тобой вдвоем всегда ржали над старушками, которые в церковь ходили. А тут вот зацепило что-то в его словах. Мне показалось, что за этим вот таинством венчания действительно что-то есть, великое и мистическое. И поэтому я стал рассказывать отцу Феодосию о своих опытах, и о тебе, и об Элронде, и о моих походах в ад, в общем, обо всем. Он слушал меня, иногда удивленно вскидывая брови, но в основном слушал спокойно, так, как будто все ему было известно. Я говорил больше часа, может быть даже больше. Когда я закончил, он минут пять молчал, потом произнес:
– Воистину, пути Господни неисповедимы. Что я хочу сказать тебе, Николай, не все знания одинаково полезны. Тот путь, которым вы с Алексеем идете, крайне опасен и труден. Но и награда ваша будет великой, если вы пройдете свой путь до конца. Правильно тебе светлый сказал, что сам человек себе ад создает, и рай себе он сам создает.
– Но почему тогда церковь рисует совсем не те образы, которые есть на самом деле?
– А почему ты решил, что они не те? Потому что ты не встретил котлов и кипящего масла? Ты же ведь сам сказал, что не верил в котлы, вот ты и не нашел их. Ты нашел именно то, что вот что сам и веришь. Да и не прошел ты еще 2 двери. Хоть лично я тебе бы не рекомендовал больше туда ходить. У церкви большая и великая история, как бы ты к ней ни относился. Мы тоже ищем пути обращения людей к Богу, а человечества – к счастью, но ведь церковь – это тоже люди со всеми пороками и грехами, которые есть у людей. И потому осуждать нас, не поняв, дело глупое и вредное. Знаешь, как лучше? Приходи и
