— Я не убивал ее, — сказал тут же Трентон.
— Я знаю, — сказала я.
Я похлопала его пару раз, затем вытащила свои ключи из сумки.
— Ты в порядке?
— Да, — сказал он.
Его взгляд не мог сфокусироваться, и я понимала, что он не в порядке. Я прекрасно знала, каково это — потеряться в своих собственных плохих воспоминаниях, даже год спустя, одно воспоминание о той аварии, отослало Трентона в «кроличью нору».
— У меня есть бутылка хорошего виски в моей квартире и кое-что перекусить. Пойдем, выпьем, пока нас не вырвет от сэндвичей с ветчиной.
Один уголок его рта приподнялся.
— Звучит очень даже клево.
— Неужели? Поехали. Увидимся завтра, Хейзел, — крикнула я ей.
Трентон поехал со мной ко мне домой, где я сразу пошла к бару.
— Виски с колой или просто виски? — спросила я из кухни.
— Просто виски, — сказал он, позади меня.
Я подпрыгнула, и он рассмеялся.
— Господи, ты напугал меня.
Трентон изобразил небольшую улыбку.
— Извини.
Я подкинула бутылку в воздух левой рукой и поймала ее правой, затем налила два двойных шота в два стакана.
Его улыбка стала шире.
— Это очень клево — иметь своего личного бармена.
— Я удивлена, что до сих пор умею это делать. У меня было слишком много выходных. К тому же, я вернусь на работу только в среду, и, возможно, забуду все. Я отдала ему стакан и чокнулась с ним.
— За виски.
— За промахи, — сказал он, и улыбка исчезла с его лица.
— За выживание, — сказала я, сжимая свой стакан губами и закидывая голову назад.
Трентон сделал то же самое. Я взяла его пустой стакан и налила нам еще выпить.
— Мы пьем, пока не онемеют зубы или пока не начнутся пьяные исповеди?
— Я узнаю это, когда напьюсь.
Я отдала ему стакан, взяла бутылку и повела Трентона к небольшому дивану на двоих. Я подняла свой стакан.
— За вторую работу.
— За то, чтобы проводить больше времени с классными людьми.
— За братьев, которые делают жизнь невозможной.
— Я выпью за это дерьмо, — сказал Трентон, опрокидывая свой шот. — Я люблю своих братьев. Я сделаю все для них, но иногда, мне кажется, что я единственный, кому не пофиг на отца, понимаешь?
— Иногда мне кажется, что я единственная, кому пофиг на отца.
Трентон посмотрел в свой пустой стакан.
— Он старой закалки. Не перечь. Не высказывай свое мнение отличающееся от его. Не плачь, когда он выбивает дерьмо из твоей матери.
Глаза Трентона приняли жестокое выражение.
— Он не делает этого больше. Но он привык к этому. Сраться с нами, детьми, понимаешь? Но она осталась с ним. Она смогла продолжить любить его… О, Боже, это ужасно.
— Твои родители любили друг друга? — спросила я.
Небольшая тень улыбки тронула его губы.
— Безумно. — Мои эмоции стали такими же, как и его. — Мне нравится это.
— И… что теперь?
— Все ведут себя так, как будто ничего не было. Он стал лучше сейчас, как будто никто не понимал, что с утра ей нужно было больше времени для того, чтобы скрыть свои синяки от плохого парня. Итак… я плохой парень.
— Нет, не плохой. Если бы кто-нибудь обидел мою маму, даже если бы это был мой отец, я бы никогда не простила этого. Он извинялся?
— Никогда, — сказал он без колебаний. — Но ему бы стоило. Для нее. Для нас. Для всех нас.
Он отдал свой пустой стакан. Я налила нам еще, и мы подняли их снова.
— За верность, — сказал он.
— За побег, — сказала я.
— За это я выпью, — сказал он, и мы оба чокнулись стаканами.
Я поджала свои колени к груди, и положила щеки на колени так, чтобы было видно Трентона. Его глаза были в тени от его красной бейсболки. У него были братья, которые были идентичны ему, словно все четверо были близнецами.
Трентон потянул меня к себе за рубашку и положил на грудь. Он положил свои руки на меня и обнял. Я заметила на его левом предплечье тонкий рукописный шрифт, на котором читалось: «Диана», а несколькими сантиметрами ниже можно было прочитать: «Маккензи».
— Это…
Трентон повернул руку, чтобы можно было лучше разглядеть.
— Да.
Мы посидели некоторое время в тишине, затем он продолжил.
— Все эти слухи — неправда, я-то знаю.
Я села и отмахнулась от него.
— Нет, я тоже это знаю.
— Я просто не могу вернуться туда, где все смотрят на меня так, будто я убил ее.
Я потрясла головой.
— Никто не думает так.
— Ее родители думают.
— Они должны кого-то винить, Трент. Кого-то еще.
Его телефон зазвонил. Он поднялся и посмотрел на экран, и улыбнулся.
— Горячая встреча?
— Шепли. Трэвис назначил драку. У Джефферсона.
— Отлично, — сказала я. — Каждый раз, когда он назначает драки, Red открыт, он пуст.
— Серьезно?
— Я полагаю, что ты не можешь этого не знать, так как ты был на них на всех.
— Нет, не на всех. Сегодня не пойду.
Я подняла брови.
— У меня есть занятия поинтереснее, чем смотреть, как Трэвис надирает кому-то задницу. Снова. Кроме того, у него нет того, чем он меня может удивить.
— Верно. Уверена, что ты научил его всему, что он знает.
— Одной тридцатой того, что он знает. Это мелочи. Мы надирали ему задницу столько раз, пока он рос, но он делал все, чтобы не вмешиваться в драки. Сейчас же, он может надрать задницу каждому из нас… одновременно. Не удивительно, что никто не может побить его.
— Я видела, как ты дрался с Трэвисом. Ты победил.
— Когда?
— Около года назад. Прямо после того, как … он сказал тебе, чтобы ты бросил пить, пока не напился до смерти, затем ты врезал ему достаточно хорошо.
— Да, — сказал он, потирая шею. — Я не горжусь этим. Мой отец до сих пор не может оставить меня в покое с этим, даже, несмотря на то, что Трэвис простил меня в следующую секунду после случившегося. Я люблю этого ублюдка.
— Ты уверен, что не пойдешь к Джефферсону?
Он покачал головой, а затем улыбнулся.
— Ну, … у меня есть «Космические яйца».
Я засмеялась.
— Что за страсть к «Космическим яйцам»?
Он пожал плечами.
— Я не знаю. Я часто их смотрел, когда был ребенком. Это было то, что мы делали вместе с братьями. Это просто заставляет меня чувствовать себя хорошо, понимаешь?
— Он у тебя в машине? — спросила я скептически.
— Нет, он дома. Мы можем поехать туда. Посмотришь их со мной как-нибудь?
