— Из Парижа, мадам.
— Так-так… Верно ты ужасно испугалась, узнав утром, что уехала из своего города?
— Вовсе нет, мадам. Ведь я знала, что уезжаю, когда легла спать.
Совиные глазки синьоры посмотрели на Меллису с одобрением.
— Разве ты знала, что попала к комедиантам?
— Я не могла точно знать, мадам, — отвечала Меллиса, — но я примерно так и думала, что попала в цирк.
— Да-да, — закивала мамаша Кальяро, — скажи еще, что ты знала, где легла спать.
— По крайней мере, в том, что в фургоне есть звери, я была уверена, — гордо ответила Меллиса. — Сперва я думала, что там только лошади. Потом поняла, что не только. Но я отложила выяснение до утра, мне уж очень хотелось спать.
Синьора посмотрела на девочку с большим интересом.
— Ты, должно быть, пряталась от кого-нибудь? — спросила мамаша Кальяро, делая вид, что ее совершенно не интересуют подробности, и она согласна удовольствоваться самым простым ответом.
— Да, мадам, пряталась. От полиции, — без смущения объяснила Меллиса.
— Так, так, так… — покачала головой мама директора. — Если надумаешь остаться у нас, — сурово сказала она наконец, — тебе придется выучить итальянский язык.
— Си, синьора, — ответила Меллиса и сделал реверанс.
Мамаша Кальяро басовито расхохоталась.
— Я подумаю, где ты сможешь жить, — пообещала она.
— Меллисс может жить у нас, — горячо заверил Никко. — Она будет помогать мне в зверинце!
— Мне очень нравится ваш цирк, — вежливо добавила Меллиса, хотя еще не успела хорошенько изучить всё вокруг. — Вы наверное знамениты и зарабатываете много денег?
— Ах, мамма мия! — вздохнула синьора. — Вот если бы у нас был слон, мы и правда могли бы считать себя большим знаменитым цирком. Если бы только у нас был слон!..
Никко сдержанно хихикнул. Позже Меллиса узнала, что "Если бы у нас был слон!" — любимая присказка мамаши Кальяро. Никто из артистов этого цирка никогда не видел живого слона. Но мамаша Кальяро родилась в большом цирке, где среди прочих дрессированных зверей был и огромнейший серый слон. И, вспоминая золотое время своего детства, мамаша Кальяро видела причину любых бед и невезения только в отсутствии в их нынешнем цирке слона. Будь у них слон, все проблемы с деньгами, публикой и полицией сразу решились бы сами собой. И даже если дела цирка шли хорошо, синьора не уставала вздыхать: "Всё-таки, если бы у нас был слон…"
Получив благословение мамаши Кальяро, Меллиса могла уже считать себя своей в труппе. Она познакомилась со всеми артистами.
В восьмом фургоне, как она уже знала, ехал зверинец. Там же обитали Никко и его отец.
Седьмой фургон принадлежал самому синьору Кальяро, его жене, трём сыновьям и матери. Когда-то здесь жил и его отец, бывший директор цирка. Но два года назад синьор Кальяро-старший умер и оставил свое дело сыну. Однако мамаша Кальяро считала, что пусть ее сынок вполне самостоятельный и совершеннолетний, оставлять его без присмотра никак нельзя. И она не оставляла своего единственного сына без совета и помощи. Даже скорее она, словно королева-мать, держала всё руководство делами труппы в своих крепких руках. У ее сына хватало других забот, кроме борьбы за власть, которая и так от него не ушла бы. Жена синьора директора, Антонелла, была наездницей и выступала с мужем. Однако сейчас она еще слишком недавно родила младшенького Паоло и временно не появлялась перед публикой. Да и вообще молодая синьора Кальяро замечала, что стала полнеть с тех пор, как ее муж сам стал директором, и по хозяйству прибавилось столько забот…
Меллиса отлично поняла ее. Конечно, будучи матерью маленьких будущих директоров цирка, лучше посвятить себя всю домашним делам. Зато в шестом фургоне жила семья акробатов-французов, где Мари — мать семейства — сама была словно девочка, тоненькая и ловкая. Она шутила с Меллисой и задирала ее. Мари не могла посидеть и дня без работы. Мари и ее муж, совсем молодые, воспитывали уже шестерых детей (правда, среди них была пара двойняшек). При этом и она, и муж выросли в манеже, встретились в манеже, воспитывали детей в опилках манежа и умирать собирались тоже в этом заколдованном кругу. Старшей их дочери было лет десять, младшим, двойняшкам, всего по три года. И все они уже работали, выступая с родителями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Меллиса с завистью смотрела на эту семью. Она подсчитывала, сколько времени потратила зря, мечтая о герцогской короне в приюте.
Пятый фургон принадлежал арабу — дрессировщику обезьян. У него было три забавных обезьянки, и Меллисс охотно задержалась бы там подольше. Но сам Фарим добротой не отличался, и Никко потащил свою новую подружку дальше.
10(3)
В четвёртом фургоне дети оставались дольше, чем в других. Этот фургончик, убогий снаружи, был роскошно обставлен внутри и напоминал маленький будуар знатной дамы. С обитыми кремовым шёлком стенами, с резным бюро, на котором стояли бронзовые подсвечники с ангелочками. С зеркалами и кроватью, застеленной стёганым узорчатым одеялом из голубого атласа. А еще там было множество музыкальных инструментов и костюмов из бархата и шуршащей тафты.
Хозяевами фургона была пожилая пара. Муж и жена, музыкальные эксцентрики. Они играли на различных музыкальных инструментах забавные пьески, изображая юных влюблённых. В их возрасте это было очень смешно и трогательно. Публика их любила. А одевались супруги Жармон всегда очень изящно, словно знатные господа. Они и вправду обожали друг друга и говорили очень тихо и ласково. Никко сказал, что точно никто не знает, но возможно, они и правда знатного рода. Только, их постигло несчастье, они разорились и попали в цирк. Говорят, уже и тогда они были немолоды. Зато очень музыкальны. Это странная история, но, кто знает? — может, так оно и есть в самом деле. Мэтр Жармон, наверное, английский лорд, но большую часть жизни они с женой жили в Бельгии и Швейцарии. Когда Меллиса увидит их выступление, она сама убедится, какие это удивительные люди.
Меллиса не спорила. Супруги Жармон показались ей сразу достаточно удивительными, милыми и совсем беззащитными. Меллиса почему-то жалела их, как выпавших из гнезда птенцов. Старички казались ей маленькими и хрупкими. Дети долго болтали с ними и рассматривали удивительные вещи, которых столько было в этом фургоне. Никко бывал здесь прежде тысячу раз, а Меллиса — впервые. Но им было одинаково интересно.
Мадам Жармон расспрашивала Меллису о ее жизни. Девочка рассказала только о своей жизни в приюте, не особенно углубляясь в подробности своей встречи с цирком. Она сама не могла сказать, отчего испытывает смущение, но отчетливо понимала, что не хочет огорчать благовоспитанную старушку, думавшую о Меллисе намного лучше, чем та была в действительности. Потом, вместе с Никко она попрощалась с этими милыми людьми, повидавшими на своём веку так много, но, по мнению Меллисы, совершенно не знавшими жизни и беззащитными перед ее жёсткой стороной.
Дети перешли в третий фургон, засвидетельствовать свое почтение братьям-жонглёрам. Энрико и Марио встретили Меллису как старую знакомую. Они уже были наслышаны о ее подвигах в зверинце, но были не прочь послушать еще раз. Меллиса в свою очередь узнала, что они жонглируют десятью зажжёнными факелами, стоя друг напротив друга или когда Энрико взбирается на плечи Марио. Никко завидовал их ловкости и восхищался такими друзьями.
В соседнем фургоне, втором, жил великий маг и волшебник синьор Артоданти. Он мог глотать шпаги и дышать огнём, словно дракон. А еще умел заставлять появляться и исчезать любые предметы. Но он был очень гордым и важным этот синьор. Артоданти был занят, что-то репетировал и не мог уделить детям больше двух-трёх минут из своего драгоценного времени. У Меллисы разбегались глаза от сокровищ, находившихся в фургоне волшебника. Но более подробное и близкое знакомство с ними пришлось отложить до следующего раза. Впрочем, Артоданти милостиво показал девочке несколько фокусов и подарил ей настоящий цветок, взятый прямо из воздуха. В Париже Меллиса видела много мошенников и шулеров, способных показывать фокусы с картами или с платком, но цирковой маг выгодно отличался от них. Меллиса прониклась к фокуснику уважением и вместе с Никко не стала отвлекать синьора мага от важных дел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
