Наконец, мадемуазель пригрозила, что если против неё возбудят дело, она огласит список именитых жителей Брюсселя, которые во время оккупации умоляли попросить за них её возлюбленного. Процесс странным образом заглох.
Глава четвертая
Средства связи
Опыт показал, что получить информацию не представляло большого труда для смышленого агента, но своевременно передать ее было чрезвычайно трудной задачей. Можно сказать, что контрразведка боролась не столько с самим шпионом, сколько с его средствами связи; сведения, которые удалось собрать агенту, имели значение лишь тогда, когда он мог передать их дальше. Шпион избирал способы связи в зависимости от того, где ему приходилось действовать — в больших городах или непосредственно в тылу вражеских позиций.
В начале войны агенты, работавшие во Франции Фландрии, прибегали иной раз к не совсем обычным способам передачи своих донесений. Сейчас эти методы могут показаться комичными, но нужно помнить, что обстановка в начале войны существенно отличалась от той, которая сложилась позднее. Вначале полевая контрразведка союзников была слишком малочисленна, чтобы справиться с работой в прифронтовой зоне, кишащей неизвестными штатскими и добровольцами в военной форме.
Кроме того, немногочисленные работники разведки были ещё неопытны. Шпионы этим пользовались. В 1914 году шпион ещё мог безнаказанно пользоваться радиостанцией.
Расположившись в тылу союзников, он мог получать шифрованные инструкции, передаваемые немецкими радиостанциями из Бельгии и Северной Франции. Мог ли он, в свою очередь, передавать информацию на приемные станции противника — другое дело.
Хотя в начале войны союзники и не имели эффективной системы полицейского надзора за недозволенной радиопередачей, а шпионы могли передавать серьёзнейшую информацию по радио, однако надо учесть, что радиопередатчик — довольно сложный аппарат. Прежде всего, для него необходимы бензин и мотор, но получить бензин было трудно, а мотор шумел. Всё это — серьёзные препятствия для шпиона. Во всяком случае, если на Западном фронте противнику и удавалось безнаказанно пользоваться радиостанцией, что весьма сомнительно, то его счастье длилось недолго.
Широкая публика считала, что в британской зоне фламандские крестьяне, подкупленные немцами, и немецкие офицеры, изображавшие собой фламандских крестьян, прибегали к каким-то особым средствам связи.
Говорили, например, что некая монахиня из Фламертинга каждый раз, когда британские войска проходили через деревню, сигнализировала клубами дыма из печной трубы; это позволяло германским артиллеристам вести меткий огонь.
Затем была паника из-за воздушных шаров. Иногда на большой высоте появлялись маленькие воздушные шары, которые ветром относило к германским позициям, там, по словам наших «мудрецов», в них стреляли немцы и якобы находили донесения в «корзинке», прикреплённой к шарам. По армии был дан приказ: сбивать детские воздушные шары, не давая им долетать до немцев.
Паника возникала нередко. Одним из поводов были вспаханные поля. Тревогу забил некий впечатлительный офицер королевского авиационного корпуса; он высказал предположение, что, вспахивая особым образом поля соответственно заранее согласованному коду, можно передавать сообщения лётчикам. Так, если поле вспахано «тигровыми полосами», это могло указывать германскому пилоту, что британцы готовятся к местной атаке. Даже невспаханное поле могло означать «на участке без перемен». Германские лётчики, — рассуждал наш романтический офицер, — могут ежедневно наблюдать за «шпионскими полями» или даже фотографировать их для детального изучения. В 1915 году подобная мысль не казалась смешной. Отсюда и произошла паника. Лётчикам-наблюдателям было поручено регулярно производить полную аэрофотосъёмку тыла наших позиций, а фотографии направлять в штабы. Затем эта панорама полей лесов и дорог тщательнейшим образом изучалась через увеличительное стекло, вроде волшебного фонаря, чтобы обнаружить малейшие изменения на местных пашнях. Если поле вызывало подозрение, туда направляли офицера разведки, чтобы расспросить крестьянина об искусстве вспахивания; это лишний раз укрепляло фламандских простолюдинов в мнении, что англичане — народ храбрый, но слегка свихнувшийся.
Поговаривали также о чьей-то предательской руке, которая якобы передвигала стрелку часов на ратуше Ипре таким образом, чтобы передавать информации противнику.
«Часы всегда врут, — доказывали паникёры, — и, несомненно, бургомистр негодяй и предатель». Вскоре часы «были разбиты немецким снарядом, попавшим прямо в башню. Может быть, немцев не удовлетворяла информация, исходящая из этого таинственного источника?
Более основательной была тревога, вызванная ветряными мельницами, которых так много во Фландрии. Если дымом из печных труб или вспаханными полями можно передавать только самые общие сообщения «прибыли новые войска» или «свежие войска не прибывали», то крыльями ветряной мельницы возможно передавать сигналы по системе Морзе, пуская их то медленнее, то быстрее. Было произведено даже специальное испытание, которое подтвердило это, после чего большую часть мирного населения либо удалили от ветряных мельниц, расположенных на виду у противника, либо подвергли особому надзору.
Время от времени приходилось изучать и другие формы сигнализации, доступные мирному населению. В 1915 году подозрения возникли в связи с тем, что в беспощадно бомбардируемых и разрушенных деревушках ипрского выступа, например в Брилане, продолжали находиться женщины. Почему эти женщины, окружённые смертью и несчастьем, остаются на местах? Видимо, некоторые из них должны быть шпионками! Автору однажды поручили доложить о преступной деятельности этих фламандок. Первое злодеяние, которое инкриминировалось им, заключалось в том, что эти женщины, большая часть которых добывала хлеб насущный стиркой солдатского белья, периодически сигнализируют лётчикам-наблюдателям противника, развешивая бельё условленным образом. Так, один день поле может быть усеяно большим количеством нательных рубашек, расположенных по кругу, на другой день — не меньшим числом кальсон, развешенных крестообразно.
Наблюдение за бриланскими женщинами приходилось вести и по ночам: были сообщения и о световых сигналах противнику. Ночи напролёт мне приходилось дрогнуть в ожидании — не поднимется ли штора, не вспыхнет ли лампа в окне. Но женщины Брилана, очевидно, не страдали бессонницей. Так заглохли «бельевая» и «световая» паники.
Следующим номером: была «голубиная» паника. Говорили, немцы пользуются домашними и почтовыми голубями для сношений со шпионами. Отдали приказ безжалостно уничтожать каждую «голубеобразную» птицу. Что эта паника имела какие-то основания, было доказано впоследствии убийством голубя, окрашенного в зелёный и красный цвета, «под попугая». Компетентное и тщательное исследование этой диковинной птицы в штабе 14-го корпуса никогда не выветрится из моей памяти. Под ослепительной электрической лампой командир корпуса лорд Каван и его штаб стояли, вытянув шеи, вокруг офицера разведки (его жена разводила голубей в графстве Сюррей), который прочёл лекцию «о методах, применяемых для сокрытия пересылки сообщений с голубями».
Затем возникла тревога иного рода. Бельгийцами севернее Меркама были пойманы два немецких солдата в водолазных костюмах. Эти головорезы перешли через затопленную разливом территорию и два дня провели в тылу бельгийских позиций, отмечая все детали организации фронта. «Водолазов» обнаружили в воронке от снаряда. Несмотря на то, что при них нашли начерченные от руки карты бельгийского сектора, а также большое количество записей, с ними обошлись, как с обыкновенными военнопленными.
Интересно знать, были бы так великодушны немцы, если бы обнаружили двух солдат союзников, одетых водолазами и шпионящих в тылу?
Если два немца могли проникнуть через линию, то, очевидно, то же могли сделать и другие. По всем фламандским полям и деревням началась облава на замаскированных гуннов.
Было ещё много всяких тревог. Особенно серьёзную тревогу вызвало подозрение, что существует тайная телефонная линия, проходящая от какого-нибудь города, вроде Армантьера, через «ничью землю» в немецкие окопы. Проверка десятков неработающих линий на передовых позициях была нелёгким делом.
Когда в 1917 году в Аррасе приблизился день, намеченный для наступления, умники из местного штаба опять решили, что мирные жители, несколько десятков которых упорно продолжало оставаться в разрушенном и отравленном газами городе, держат связь с противником, пользуясь в качестве курьеров собаками и рыбами.
Во время этой «собачьей» паники шёл сильный снег, и каждое утро можно было увидеть офицера разведки, тщательно изучающего следы вокруг Арраса.
