На самом деле то, что происходит в политических кругах, — это всегда сбор Путиным информации по реальной мотивации поступков и понимание, есть там предательство и обман или нет. И к большой чести Путина как личности надо отметить, что он не принимает решений под давлением, то есть не позволяет оказывать на себя избыточное эмоциональное влияние. Хотя, с другой стороны, многие начинают этим пользоваться, публикуя компромат на людей, которые, каким кажется, могут быть назначены, засвечивая фамилии, как бы пытаясь вынудить Путина принять решение (зная, что Президент к этому относится крайне негативно), и тем самым пытаются не допустить этих людей до власти. Боязнь Президента оказаться под давлением врагов или манипуляторов общественным мнением является важным фактором. Достаточно изуверский подход.
Как говорит Сергей Борисович Иванов: «Путин не любит победу нокаутом. Путин всегда предпочитает победу по очкам». Когда возникло, например, противостояние спецслужб, Путин никогда не давал одной группе забить другую. Он, проанализировав, подождав, использовал возможность развести противоборствующие группировки и прийти к победе — но по очкам, не через нокаут. Это очень важный момент, потому что часто в ближнем окружении Путина возникают вот эти ссоры и склоки, и их он всегда разрешает с базовой позиции.
Это очень серьезная тема — разрешение споров и конфликтов в окружении Путина. Повторюсь, Путин может простить все, кроме предательства по отношению к себе. Он может простить небезупречность, он может простить слабости, может простить неэффективность, невозможность справиться с той или иной задачей. Но чего Путин не прощает никогда — это предательство. Причем предательство может быть совершенно разным. Как, например, в случае с Леонидом Геннадьевичем Парфеновым.
Многие почему-то считают, что Парфенов был чуть ли не последним представителем свободной журналистики, вместе с Савиком Шустером, что, вежливо говоря, весьма далеко от действительности. Напомню, что после того как старая команда НТВ ушла сначала на канал ТНТ, а потом на канал ТВ - 6, который позже стал каналом ТВЦ, активней всех там бегал и кричал «Нет, нет, мы не смеем бросать Гусинского!» именно Шустер, первым ушедший на новое НТВ к Иордану. Позже к нему присоединился и Леонид Геннадьевич Парфенов. Так вот, Парфенов всегда хорошо знал правила игры, но ему на пятки очень плотно наступала программа Герасимова, который, помимо всего прочего, исполнял роль его непосредственного начальника. Когда тогдашний руководитель НТВ Николай Сенкевич был за границей, господин Парфенов запустил бомбу — поставил в эфир на Дальний Восток интервью с вдовой убитого Яндарбиева, которое он снял не без помощи Администрации Президента, выставившей единственное условие — не показывать интервью до вынесения окончательного приговора. Дело в том, что по законам Катара эмир не имеет права помиловать обвиняемого в случае, если члены семьи жертвы публично заявят о том, что они против помилования. Поскольку речь шла о жизни российских граждан, обвиняющихся в убийстве Яндарбиева, очень важно было соблюсти все формальности. Но Леонид Геннадьевич решил по-другому. Он, несмотря на договоренности, все же показал этот сюжет до оглашения приговора и стал ждать реакции. Реакция последовала незамедлительно — был, как говорят, звонок из Кремля, и Герасимова попросили снять сюжет из эфира.
Парфенов согласился это сделать, но попросил начальство выдать ему письменное распоряжение. Герасимов допустил ошибку и требуемое распоряжение выдал. Парфенов тут же переслал его в газету «Коммерсантъ», чего не имел права делать, так как все работающие на НТВ подписывали эксклюзивный договор о неразглашении внутренней документации — это нормальная практика во всем мире. «Коммерсантъ», конечно же, с радостью вцепился в эту историю. Парфенов, выйдя в прямой эфир, сюжета не дал, хотя по закону о средствах массовой информации вполне мог его поставить или хотя бы сказать, что ему это сделать запретили, после чего обежал практически все важные кабинеты. Я знаю это точно, поскольку он заходил и к Грефу, и ко многим другим моим друзьям — просил о помощи. Но тут была совсем другая ситуация — фактически Парфенов ради попытки снять неугодных ему начальников не только нарушил установленные с Кремлем договоренности, но и подверг людей ненужному риску, чем бесповоротно подтвердил, что ему нельзя верить. Он-то был уверен, что общественность выступит за него и потребует смены Герасимова и Сенкевича. Однако Сенкевич, поступив как настоящий воин, проявил твердость и тут же уволил Парфенова за нарушение закона. Сам Путин и его окружение отнеслись к происшедшему не как к внутрителевизионной склоке, а как к несоблюдению договоренностей, как к факту предательства, где во имя абстрактных телевизионных целей жертвуют конкретными человеческими жизнями, жизнями наших офицеров. И это уже за гранью. Кремль ни в коей мере не настаивал на увольнении Парфенова — просто он его не восстановил. Кремль ведь не всегда запрещает, иногда он всего лишь убирает руку. А если ты изначально приходишь туда с просьбой о помощи, то после таких жестов, конечно же, начинает казаться, что ты теперь в страшной опале и гонении.
Как Путин любит удивлять
Путин ломает людей. Я знаю многих, кого постигла эта участь. Он, например, абсолютно сломал Шендеровича. Причина проста — они все вечно от него чего-то ждут. Знаете, у телевизионщиков есть такое: ты начинаешь, сидя в ресторане, ждать, узнают тебя или нет. А шампанского пришлют или нет, а понравится или нет? Они все время сидят и глазами стреляют. Это входит в привычку. Так было у Евгения Алексеевича Киселева, у Владимира Познера, да практически у всех происходит такая аберрация сознания. Начинает казаться, что если ты на экране, то ты значим. А если ты появляешься там со знаковыми людьми, то ты значим невероятно. Создается экстраполяция авторитета приходящих людей на себя. Именно поэтому многие начинают считать себя гуру, идут в политику. Им кажется, что каждое их слово ловят, и если они скажут всем пойти и скинуться с обрыва, то все не просто туда пойдут, а помчатся вприпрыжку. А потом, когда выясняется, что ничего подобного не происходит, они искренне удивляются. И как только исчезает это магическое зеркало телевизионного экрана, они вдруг все куда-то деваются. Они сбиваются, становятся неинтересны.
Вот Путин действует как такое магическое контрзеркало. Он «сдувает» человека до его реальных размеров. Наработанные приемы не действуют, потому что ты вдруг встречаешься с человеком, который знает, кто ты. И формально он может относиться к тебе хорошо, терпеть твою критику, но, когда речь зайдет о конкретном вопросе, он не станет смотреть тебе в рот. Он не будет кокетничать, подыгрывать тебе, обращать внимание на то, как ты всем нравишься, и говорить: «Молодец! Ах, как талантливо! Ах, какой умница! Ах, смешно сказал!» Он не принимает этот игривый жанр. Он ведь не только легкий, спокойный и ироничный, но еще и знает, о чем говорит. И когда ему заявляют: «Послушайте, но это же нарушение свободы слова!» — он смотрит не на звучную красоту произнесенного, а на то, что имеется в виду на самом деле. И спрашивает: «А Гусинский квартиру купил? Деньги в кредит брал? Кредит-то возвращать надо». И все! Все. Можно сколько угодно кричать о свободе слова, но есть простой вопрос: «Деньги ты возвращать собираешься?» После такого вопроса все моментально стихает и становится на свои места. И это, конечно, страшно людей убивает. Это их разрушает! Причем Путин ломает не только журналистов. У него есть прием, обычно не свойственный политическим лидерам, — ирония, ирония во всем. Как он срезал Немцова — «когда ты со своими бабами разберешься? ». Я об этом уже рассказывал в «Русской рулетке»[3], но повторюсь, потому что необходимо внести небольшую поправку — Путин сказал это не в Кремле, а в Сочи. Так что вношу — случилось это в Сочи, что, тем не менее, дела не меняет.
Путин вообще любит обращать внимание на мелочи, делать что-либо случайно не в его правилах. Мы, журналисты, как-то сидели у Путина на Старый Новый год, и он нас угощал — был очень вкусный обед. Я смотрю — по стилю еды это скорее всего Аркадий Новиков. И как было приятно, когда мои подозрения подтвердились: после окончания праздника Путин пригласил Аркадия в зал, тот вышел из-за дверей, где находилась кухня, и все ему поаплодировали. Президенту совершенно не обязательно было так поступать, он просто понимал, насколько это было важно и приятно для Аркадия. И сделал это только для того, чтобы его поддержать. Вот и все.
Владимир Владимирович такие вещи делает довольно часто, и это поражает. Я никогда не забуду, как он навсегда покорил сердце Андрея Макаревича. Когда проходил концерт, посвященный тридцатилетию «Машины времени», Путин, бывший тогда еще премьер-министром, посетил это торжественное мероприятие. После представления к музыкантам пришли люди и сказали: «Владимир Владимирович Путин приглашает вас к себе в ложу!» На что ребята шутя ответили: «А может, лучше вы к нам?» И Путин пришел. И — на газетке хлебушек порезанный, колбаска, сальце, килька или там шпроты, водочка, — вместе с ребятами отпраздновал дату. Причем был абсолютно адекватен, весел и спокоен, без всяких лишних понтов, самолюбования и самообожания.