Путин стал многократно перепроверять всю информацию, которую ему давали. В чем основная проблема? Люди, излагающие факты, сами ими не владели. Когда сведения доходили до самого верха, то проверить, где истина, а где ложь, оказывалось крайне тяжело. Путин поэтому вынужден рассматривать ту или иную проблему на самых «низких» уровнях, поскольку неясно, с какого момента и кому можно верить, а кому нет. И это общая проблема России — то есть не только армии, но и армии в том числе.
Путин не скупится на награды, причем тогда, когда люди этого заслуживают. И делает это действительно с удовольствием.
Благодаря армии Путин во многом, если угодно, реализует свои детские мечты: примерить на себя разную форму, полетать на самолете, спуститься в подводную лодку, постоять на мостике корабля, поприсутствовать при запуске ракеты. При этом он испытывает чувство гордости, — это все и по-пацански, и очень по-мужски, и вызывает глубокую симпатию.
Путин хорошо стреляет. Я беседовал с нынешним премьер-министром Армении Сержем Саркисяном, который хорошо знает Путина: он был удивлен, насколько Путин на «ты » с оружием и действительно хорошо стреляет. Кстати, это отличает и всю команду Путина. Немногие знают, что Герман Греф блестящий стрелок. Он вообще снайпер. И немногие знают, что Герман служил, и служил замечательно. Есть, правда, маленькие нюансы, связанные с тем, что Герман служил в спецназе внутренних войск, которые почему-то считались не самыми престижными, и говорят, что, когда Сергей Борисович Иванов возглавил Министерство обороны, Герман Оскарович обращался к нему с просьбой присвоить ему очередное звание по другому роду войск. Я думаю, что это, скорее всего, шутка. Но то, что Герман отличный стрелок плюс сильный рукопашник и вообще очень спортивный человек, — абсолютно точно.
Что отличает Путина от Ельцина и многих других? Есть в Путине офицерская косточка. Он отно-сится к армии очень личностно и всегда «примеряет шинель на себя». Он все время «прикидывает»: а вот я бы смог? А мне эта одежда была бы удобна? Интересно было наблюдать за ним, когда он присутствовал на выставке новых образцов обмундирования, — было видно, что он просто мысленно примеряет на себя форму. Наверное, поэтому и на известной фотографии, где он на рыбалке, он тоже в стиле «милитари». Он все время «примеряет» на себя: если бы что-то случилось, мне было бы с этим оружием удобно? А в этой амуниции мне будет удобно? А с людьми вот этой степени профессионализма смог бы я решить поставленные задачи?
Путину всегда интересно общаться с людьми, которые прошли через войну, через боевые операции. Он этих людей понимает, они близки ему по духу. И не случайно, когда случилась трагедия «Норд-Оста», детали операции разрабатывал сам Путин (это многие подтверждают), и он же брал на себя ответственность, хорошо понимая, что, как и почему нужно делать.
Так что у Путина отношение к армии, с одной стороны, реалистичное, а с другой — по-детски личностное.
И армия очень не спеша, очень постепенно из состояния «задохлика» (и структуры, о которой было принято говорить как о месте, где совершаются только ужасающие трагедии, как с рядовым Сычевым) постепенно переходит — правда, пока еще недостаточно быстро, — на качественно новый уровень. При Путине армия и флот начали выходить из гигантского кризиса, стали выделяться деньги на учения, а сами учения стали проводиться постоянно. Мы начинаем гордиться техническими достижениями, начинаем говорить и об уровне выучки, и о контрактных частях. И наши генералы наконец-то пролезают в хула-хуп... Что такое ельцинский генерал? Это куча челяди в форме, строящая «барину» дачу, золотые цепи и хула-хуп, который давит назад. Сейчас, конечно, многое изменилось.
Но здесь опять-таки проявляется вечная проблема Путина. Он всегда оказывается чуть прогрессивнее, чуть демократичнее, чем само общество. Общество скрипит, упирается, а Путин все равно осуществляет реформы: и изменение сроков службы, и служба на контрактной основе... Но какую же гигантскую волну негативизма подымают его действия! Это потому, что у критиков Путина (многие из которых не служили) представление однозначное: армия — это плохо, там наших детей убивают, их унижают... Но трагедия состоит в том, что, если народ отказывается кормить свою армию, он начинает кормить чужую.
Разницу между советской армией и новой русской армией (ельцинского призыва) показала первая чеченская война. Для чеченца, ингуша, для любого кавказца не служить в армии — это позор, значит, ты чем-то болен. Когда они служили в армии, то всегда пытались овладеть специальностью — снайпер, разведчик, кто угодно. Поэтому в первую чеченскую кампанию кавказцы, взрослые мужики, довольно успешно воевали с этими голодными и несчастными солдатиками. А когда началась вторая чеченская война, все изменилось: спецы стали мстить за убитых друзей, и тогда бандиты начали проигрывать. Складывалась совсем иная ситуация.
И вот когда укоренится понимание того, что новая армия — это армия профессионалов, когда вместо строительства дач у проворовавшихся генералов солдат будут учить военному делу, когда родители не будут бояться отдавать своих детей в армию, — тогда произойдет перелом, и тогда можно будет сказать, что Верховный главнокомандующий свою задачу по реформированию Вооруженных Сил смог решить. Тогда и отношение общества к армии станет совсем другим. Но пока эта гигантская инерционная машина только-только начала постепенно менять направление движения.
Отношения между солдатами и офицерами — это тоже вопрос денег. Когда у офицера появляется достойная зарплата, он начинает жить в казарме, он видит, что там происходит, следит за тем, чтобы солдат был накормлен, хорошо одет. Когда в армии профессионалы, то исчезает вопрос дедовщины. Дедовщина — это удел больного общества. И в армии происходит то же, что и в обществе, только доведенное до абсурда. Путин это понимает очень хорошо: пошли деньги офицерам (правда, пока еще не очень большие), постоянно ставится вопрос о довольствии, индексации.
Праздная армия — это всегда трагедия. Армия должна постоянно учиться, должна овладевать боевыми навыками, иначе это сборище бездельников. А это — страшно.
«Союз солдатских матерей» — уже давно организация политическая. Они стоят за контрактную армию, только непонятно, кто такие эти контрактники. Учитывая численность населения и те вопросы, которые перед армией стоят, мы не можем «закрыть» все направления контрактной армией. Боевая часть у нас и так становится контрактной: и погранвойска, и много еще чего... Но здесь же стоит еще и вопрос денег: сколько надо платить контрактникам?
Невозможно, к слову, не заметить и иные колоссальные подвижки: например, человек, который отслужил в армии, сможет получить помощь при поступлении в институт и т. д. Внедрен целый социальный пакет, изменения идут постоянно. Но общество старается многого не замечать. Ему нравится считать, что все плохо, поэтому «все — плохо ». И по-другому быть не может!
Голодная армия — это всегда фактор дестабилизации. Я уверен, что в конечном итоге правоохранительные органы и Вооруженные Силы России вернутся к положению, когда офицерская профессия будет считаться престижной, когда опять возродится конкурс в военные училища. Но это, опять же, вопрос денег: когда офицер вынужден служить в окружении материально-технической базы образца 1957 года, он, конечно, будет чувствовать себя «странно». Естественно, что наши летчики теряли квалификацию, когда они не могли летать, потому что не хватало денег на тренировочные полеты. Сейчас эта ситуация постепенно меняется.
На встрече в Сочи Михаил Леонтьев прокомментировал следующую фразу Путина: они нас обвиняют в том, что у нас самолеты 80-х годов, а сами-то на чем летают? Видно было, что со всей этой информацией Президент не просто хорошо знаком, а знает ее назубок: технические характеристики как наших, так и американских машин, их сравнения в том числе.
Нет сомнений, что самолеты должны летать, а территория должна быть закрыта. Это безопасность государства! Путин, как государственник, считает, что Россия может быть либо великой, либо не быть вовсе. Но «не быть» шансов нет, поэтому, конечно, Россия — великая!
Есть такая профессия — родину защищать. И здесь никакой роли не играет, находимся мы в окружении друзей или врагов. Вспомните фразу Уинстона Черчилля о том, что у страны нет ни друзей, ни врагов, а есть политические интересы. Гораздо лучше, когда ты сильный. Мы не нарушаем никаких международных законов, мы делаем то, что вправе делать. Все раздающиеся вопли и крики основываются на одной базовой предпосылке (и в этом беда представителей российской интеллигенции): то, что хорошо для Америки, то хорошо и для России. А это не совсем так, вернее, совсем не так. Как показывают опыт и международная практика, многое из того, что американцы считают подходящим для себя, для других стран неприемлемо и даже может обернуться трагедией. Посмотрите на Югославию, на Ирак, на страны Африки. То, что делает Америка, — не всегда, далеко не всегда благо для окружающих.
