— Я серьезно. Создадим дружную семью, я рожу ребенка и будем жить всем на зависть! Сможешь нас обеспечить?
— А то.
— Тогда. слушай. — вдруг изменила тон Лада, и Николай увидел чуть заметные слезы. — Я сегодня узнала, что забеременела. Представляешь, у нас с тобой будет ребенок?!
— Ты что — у врача была?
— До врача мне не дойти, но узнала… Скорее всего так и есть. Так что он, совсем еще маленький, уже живет во мне. Вот здесь! — Лада аккуратно обхватила низ живота, словно резким движением могла навредить тому, кто в ней поселился.
Только после этих слов, а более от движения ее рук, Николай понял, что Лада не разыгрывает. Блестевшие слезы это подтверждали. Разве их можно выжать по заказу?! Шишкину и самому было в пору прослезиться. И у него действительно душа заткнулась, и какое–то время он сидел, не зная, что сказать Ладе, как донести до нее удивление, а главное, ту радость, которая начинала в нем расцветать. Ведь это надо представить: он будет отцом, у него будет ребенок! И как только так подумалось, то сразу резанула мысль: «А где ютиться с этим ребеночком? Или она ничего не понимает?»
— Чего молчишь–то?! — спросила она, когда неопределенное молчание затянулось.
— На моем месте любой–каждый замолчал бы. Где жить- то будем?
— Я же сказала!
— А отец?! Он ведь житья не даст!
— Квартиру снимем, в общежитие уйдем! Да, кстати, о какой казенной койке ты упоминал?
— А ты разве ничего не знаешь? По местному телевидению показывали!
Лада посмотрела вопросительно и удивленно.
— Барак мой сгорел. Так что теперь я бомж. Спасибо, что койку в фабричной общаге дали! Тебе нужен такой муж?
— Нужен. А если отец моего будущего ребенка — бомж, как ты говоришь, то я пока далека от этого статуса и не по- зволю сделать нашего ребенка несчастным. Так и знай! — Лада откинулась на кресле, закрыла глаза и затряслась в плаче.
— Извини, не хотел обидеть, но ты действительно пойми меня и то положение, в каком я очутился.
— Понимаю и поэтому еще больше люблю! Поцелуй!
* * *Пожар в Княжске почти никак не повлиял на настроение Самохвалова, хотя злорадство от всего случившегося нет–нет да прорывалось в душу. Ведь то, что он хотел сделать с Шишкиным, случилось без его на то разрешения. Совесть его была чиста. Лишь на другой день, когда Антон Тимофеевич находился в полусотне километрах от Княжска на охоте и стоял на номере, ожидая появления лосей, он вспомнил, что перед Новым годом в разговоре с начальником милиции обмолвился, когда зашел разговор о Шишкине, что, мол, этого кобла давно бы надо поджечь и по миру с сумой пустить! Самохвалов о том разговоре в тот же день забыл, а Гунько, видно, запомнил и принял как руководство к действию. Хотя теперь об этом не спросишь напрямую, но это, когда–никогда, а всё равно раскроется. Единственное, что Самохвалов не оставил без внимания, — это то обстоятельство, что, получив список погорельцев и увидев, что Шишкин жил в приватизированном жилье, внутренне обрадовался и подумал, что Бог есть, если он решил таким способом наказать этого нахала.
Все последующие дни, вернувшись с охоты, он и так и эдак обдумывал сложившуюся ситуацию, которую никак нельзя отнести к неразрешимой и неподъемной. Подумаешь, барак сгорел! Главное, что люди не пострадали. Поэтому Антон Тимофеевич относился спокойно ко всему, что происходило вокруг погорельцев, хотя и сразу не переживал особенно, давая карт–бланш Лаврику и не желая вмешиваться в его административную епархию. Так что это, считай, забытое дело, теперь другое не давало покоя.
Самохвалов более переживал и тревожился по поводу затянувшейся проверки, когда всё чаще приходили от Нистратова тревожные сообщения. Ведь проверяли не только финансовую деятельность, но и хозяйственную, докапывались до самой мелочи — вплоть до проверки приборов учета и контроля. Все эти дни Антон Тимофеевич не показывал явного беспокойства, а когда позвонил Нистратов и сказал, что его просили приехать, Самохвалов отправился к нему, никому не сказав о своем визите. Секретарь Нистратова аж подскочила на стуле, увидев Самохвалова, зачем–то испуганно спросила:
— Вы к Алексею Леонидовичу?!
На глупый вопрос Самохвалов даже не отреагировал. Властно рванул дверь, за ней вторую и увидел Нистратова, копающегося в бумагах и одетого на сей раз цивильно. Не сразу оторвавшись от стола, Нистратов, увидев шефа, поднялся навстречу, подал руку для пожатия. Самохвалов спросил:
— Где они?
— В бухгалтерии окопались. Всё вверх дном перевернули! Уже пятьдесят нарушений нашли! Сейчас позову.
Нистратов выскочил из кабинета, а Самохвалов сел в свое бывшее кресло и задумался, представляя тех людей, которые с таким нахальством считают его деньги! «Мелкие щипачи так вести себя не станут, кто–то серьезный за ними стоит, если местная налоговая для них не указ. Знают дело ребята! Ковровую бомбардировку применили. Теперь главное — узнать, чего хотят, и кто за ними стоит. И то и другое сами, конечно, не скажут, но намёк могут подать. Главное, чтобы не прозевать!» — думал Самохвалов, чувствуя, как кровь приливает к вискам.
Он даже забылся, почти упустил тот момент, когда двери в кабинет распахнулись и раздался смех незнакомого человека, на вид весьма интересного: высокий, в меру носатый, прическа — волосок к волоску, и подтянутый, ухоженный — сразу видно, что птица высокого полета; рядом с этим человеком Нистратов казался пастухом, хотя был в костюме и при галстуке.
— Познакомьтесь. — угоднически сказал Нистратов, обращаясь к проверяющему и указав глазами на Самохва- лова.
Тот вышел из–за стола, подал руку:
— Самохвалов. Антон Тимофеевич, глава района!
— Шастин Герман Львович — начальник отдела камеральных проверок губернской налоговой инспекции.
— Очень приятно. Прошу к столу.
Пока гость усаживался, Самохвалов попросил Нистратова:
— Алексей Леонидович, распорядись, чтобы организовали чаю! — И когда тот выходил из кабинета, незаметно показал, какой чай имел в виду: с огурцом!
Отдавая распоряжение, Самохвалов все–таки заметил, как гость рассматривал его в этот момент, и подумал: «Смеешься!» Вслух же спросил так, словно только что помолился за него:
— Как у нас работается, Герман Львович?!
— Хорошо работается, в вашем приветливом городе на редкость приятная атмосфера понимания. У вас, как нигде, умеют понять суть нашего визита, всячески способствуют работе. Так что с этим проблем нет.
— А с чем же есть?! Налоги это предприятие платит своевременно, говорю это как глава муниципального района, и в этом заключается наша приоритетная забота, да и в губернии к нам претензий нет, хотя понимаю: при желании. — Самохвалов не договорил, когда Шастин напористо сказал:
— Вы не лучше и не хуже других: у вас налицо отвлечение средств на непрофильные организации, занижена налоговая база, несвоевременные платежи по налогам, нарушение планов по закупке и поставке природного газа, задолженность по выплате зарплаты. К тому же, мелькнула фирма–однодневка, и не одна. И это только за последние месяцы, а если проверить за несколько лет?!
— Это текущие недоработки бухгалтерии, производственного отдела. Мировые проблемы и нас не обошли стороной, но мы всеми силами пытаемся выходить из кризиса. А по прежним годам у нас всё в ажуре, говорю это как основной акционер.
— Всё может быть, но сейчас нас интересует отчетность за последние кварталы. Наша комиссия завершает работу и мы готовы представить на ваше рассмотрение результаты проверки, чтобы затем отправить в губернское управление.
В этот момент в дверь заглянула секретарь с подносом, на котором стояла бутылка коньяку, шоколад, лимон на блюдцах и две рюмочки. Поставив поднос, секретарь ушла, а Самохвалов, наполнив рюмочки, сказал:
— Говорить можно бесконечно, но от разговоров горло пересыхает!
— А почему рюмочки лишь две? Алексея Леонидовича надо позвать! Все–таки главный администратор, первое лицо! — спросил Шастин.
— Ни–ни, — мотнул головой Самохвалов. — Он человек новый, прежде мне приходилось здесь работать — скрывать этого не буду, — да вы наверняка всё знаете. К тому же у Нистратова язва и ему категорически нельзя спиртное. Так что уж не будем подвергать риску его здоровье. Прошу вас!
Шастин слегка коснулся своей рюмкой рюмки Самохвалова, чуть отпил и поставил на стол. Зато Самохвалов выпил всю и бросил в рот дольку лимона, словно сказал: «Вот так надо!» Когда выпили повторно, Антон Тимофеевич, слегка почувствовав тепло коньяка, сказал почти панибратски:
— Вообще–то здесь не то место, где можно по–настоящему отдохнуть. Какие у вас планы, Герман Львович, на сегодняшний вечер?
— Обычные: отдых до утра. У вас тут особенно не разгуляешься из–за объемов работы.
