Бригадир, выслушав, что к чему, усмехнулся:
— Я против. Не шутки шутим — хлеб сеем.
Трактор испортит — ищи-свищи…
Капитан сидел молча. Бригадира уламывал сам директор. И тот смягчился:
— Ладно, берем. Только знай: в 6.30 мы уже в борозде. А кончаем часов в 10–11 вечера…
В полевом стане утром Капитана встретили с полунасмешливым любопытством. Хорошо знакомый «Кировец-700» ему не доверили.
Подвели к гусеничному…
— Да он его только по телевизору видел! — хихикнул кто-то из острословов.
«Я понимал всю сложность своего положения. Главное было не потеряться. Спокойно сказал: «Да, ребята, этот я плохо знаю. Но, надеюсь, поможете?..» И острословы сразу сдались:
— Конечно, поможем!
Оказалось: трактор с осени не заводился и не был в ремонте. Три дня Капитан провозился возле него, регулируя поршни, управление, зажигание. Помощников было много. Помогали охотно, с азартом. Трактор ожил. И Капитан повел свою первую борозду.
— Братцы, да он как будто всю жизнь пахал! Как по струнке идет!..
Трактористы не знали умения моряка вести судно «по створам», иначе говоря, прицеливаясь по двумя лежащим на одной линии точкам. Это умение тут пригодилось.
— Ну давай действуй, моряк, — примирительно сказал бригадир. — Что такое огрехи, надеюсь, знаешь?..
Так началась работа. «Я очень старался.
Спал в сутки по четыре часа. Раньше всех поднимался — проверить, отладить трактор — боялся: в борозде стану, и придется кого-нибудь звать… Первым в нашей бригаде все время шел Иван Соколко. Следом был его сын.
Против этой семейной фамилии на доске в полевом стане бригадир ежедневно выводил мелом цифру: «250 %». У меня тоже получалось неплохо — полторы нормы. Но Иван Максимук, сеявший по моей пахоте, подгонял: «Отстаем, морячок…»
В одну из ночей Капитан остался на поле подготовить для сеяльщика задел гектаров хотя бы в десять. Работа шла споро. Но пахарь увлекся и проглядел, как вода в радиаторе закипела.
Где-то недалеко, вспомнил, была ложбина с водой. Пошел искать и потерялся впотьмах.
«Брожу с ведерком — ни трактора, ни воды! И тут пошел дождь, холодный, с ветром. Ничего не оставалось как напрямик по пашне бежать на огонек в село. Девять километров трусцой пробежал…»
С рассветом в общежитие к Капитану явились четверо трактористов и бригадир. «Живой? — поставили бутылку на тумбочку. — Нет-нет, на этот раз не откажешься, согревайся!»
Это было на восьмой день работы. А всего Капитан просидел за рулем трактора двенадцать дней. Отпраздновать вместе со всеми окончание сева ему не пришлось. Из Москвы пришла телеграмма: «Выезжайте немедленно. В пятницу вылет на Кубу».
Больше всех огорчился известием бригадир:
— Ах, жалко, Женя. Так ты кстати пришелся, людей-то, сам видишь…
Вся бригада собралась на часок проводить Капитана. Опять шутили. Но в этот раз и гость шутил со всеми на равных.
— Ты, Женя, теперь у нас свой человек, — сказал бригадир. — Приезжай в любой час. Лучший трактор дадим. И вообще…
В бухгалтерии, как полагается, подбили бабки. Вспахал Капитан 240 гектаров. Заработал 102 рубля. За вычетом проезда в два конца из Москвы, покупки рабочей одежды и платы за харч остался у Капитана еще капитал — купить в сельской лавке хорошо сработанные яловые сапоги.
— Сто лет носить буду, — шутил Капитан, примеряя в Москве обновку.
— Да, в таких тысячу верст отмахаешь…
А скажи-ка, Евгений Иванович, — спросил я уже напоследок, — верно ли сделан выбор тогда, в 45-м. Может, все же не в капитаны, а в агрономы надо было держаться?
— Нет, ошибки не вижу. Море — моя судьба. Просто одного только моря моряку маловато…
Капитан дальнего плавания Евгений Иванович Захаров с сыном на корабле.
* * *
Капитану дальнего плавания Евгению Ивановичу Захарову сорок восемь лет. Приказом Министерства морского флота он послан на Кубу учить молодых мореходов безопасности плавания.
И опять Наталья получает от Капитана письма. В последнем с обычными шутками написал он о службе, о заморском житье-бытье.
Пишет, что разыскал своих старых друзей- пастухов. «По воскресеньям бываю у них. Даже старая лошадь меня признала… Володьку научил держаться в седле…»
Из совхоза «Россия» тоже пришло письмо. Там убирают хлеб. Все на пашне взошло и выросло без огрехов. И на празднике урожая в этом хлебном краю хорошим словом, конечно, помянут майского гостя, моряка, мир у которого очень велик — Море и Суша.
Фото автора. 22 августа 1976 г.
Ночлег на мельнице
Уже несколько лет в разных местах я спрашивал: «А не осталось ли где-нибудь водяной мельницы?» Ответ был всегда одинаков.
И я решил уже: увидеть мельницу невозможно. А ужасно хотелось. И как некоторым чудакам кажется, что не все мамонты вымерли, что где-нибудь в недоступных лесах остался все же ну хоть один из этих покрытых шерстью слонов, так и я верил в чудо. И не напрасно!
Недавно в Брянске поплавок моей на удачу заброшенной удочки вдруг шевельнулся. Вместо обычного «нет, не помню» один человек сказал: «Мельница?.. Да хотите сегодня же съездим…»
В тот же час мы и тронулись.
И обнаружилась мельница эта не в глухомани, не в забытом богом и техническим прогрессом дремучем лесном углу, а в семидесяти километрах от Брянска, почти у самой дороги в древний Трубчевск.
Сначала мы увидели речку. Она отличалась от многих маленьких речек, текущих в этих местах: в ней вдоволь было воды. Русло было заполнено до краев.
Берега опушали заросли таволги, ивняка и рогоза. По заводям плавали гуси. Расходились круги от рыб. И шел от речки волнующий запах здоровой воды, запах прибрежных трав и донных растений. Мельница была где-то недалеко, за холмом.
Мы с другом вышли из «газика», чтобы пешком, по тропке, пробитой в упругой траве, не спеша подойти к этому «мамонту», уцелевшему среди телефонных столбов, среди дорог, покрытых асфальтом, среди опор электрических линий, среди всего, что быстро и не всегда к лучшему меняет облик земли.
* * *
— Вот она вся тут, глядите… — Встречный пастух оказался прирожденным экскурсоводом.
Он сразу повел нас на место, откуда лучше всего было глянуть на мельницу. — Поставлена без промашки. Откуда ни глянь — благодать для села. — Старик поглядел: понимаем ли смысл дорогого ему словца благодать? — Этим и взял молодой председатель. «Давайте, говорит, мельницу подымем. Была же когда-то». Ну, мы, конечное дело, молчим. Не было еще такого председателя, чтобы с мельницы начинал. Выжидаем. Говорим для порядку: «А зачем она, если электричества вдоволь, исправно мелем зерно-то». А он на своем: «Вода в хозяйстве нужна? Нужна. Зерна много надо молоть? Много. Ну и благодать-то какая будет — украшение всей деревни!» И ведь не наш, не чижовский. Приезжий. Агрономом до этого был… Ну вот и взялись с его легкой руки.
И сделали. В одно лето все сделали.
Мы испытали редкое удовольствие, беседуя с пастухом. Мы рады были увидеть хотя бы остатки водяной мельницы. А тут не просто поэтический символ — настоящая крепкая мельница исправно делает свое дело! И вокруг нее — та самая необходимая человеку благодать.
Вода, вербы возле воды, гуси пасутся и лошади, ребятишкам есть где резвиться.
По словам пастуха, мельница тут стояла спокон веков. «Никто не помнит — ни дед мой, ни прадед, — когда поставили первую. Сгнивало дерево — новый сруб ладили».
Всего на Посари стояло девять мельниц. Плотины строили из плетней, земли и соломы. В каждое половодье их уносило. Строили новые.
Хлопот было много. Однако все окупалось — было у деревенек воды сколько надо, «водяной силой» мололи тут хлеб, толкли коноплю, ловили у мельниц порядочно рыбы…
Чижовская мельница пережила все остальные. После войны ее разок починили.
Но потом, когда пришла в деревню «удобная электрическая сила», возиться с мельницей поленились… Молодой председатель Алексей Верховец не просто хозяйским глазом глянул на землю и на житье деревеньки. Он сразу же уловил: мельница всегда была радостью для Чижовки. «Алексей Петрович разыскал стариков, какие по этому делу мерекали. И сам наблюдал, чтобы все было сделано как полагается», — сказал нам пастух. От «технического прогресса» председатель тоже взял, что годилось к этому случаю. Специалисты хорошо спроектировали колхозу плотинку. Хорошо ее и построили — из бетона со сливными проемами…
Три колеса крутились у сруба. С белым шумом лилась на колеса вода. У плотины стояли подводы с мешками, мальчишки удили рыбу. Гусиные стаи обрамляли эту картину.
* * *
Устройство мельницы не нуждалось в каком-нибудь пояснении. Все было почти на виду. Подпертая вода по трем деревянным лоткам лилась на колеса с широкими «перьями». Валы колес деревянными шестеренками («зубья кленовые, поглядите, как кость блестят», — объяснил мельник) соединялись с валами, вертевшими жернова.
