Этой ночью «Белый олень» принимал одного из своих наиболее частых, но довольно скромных посетителей. Вышеупомянутый посетитель щедро платил за услуги, хотя не мог похвастаться громким титулом и его одежда выдавала в нем скорее купца, нежели городского франта.
Этот человек занимал одну из самых роскошных комнат. Он никогда не оставался надолго, никогда не позволял себе фамильярности, редко разговаривал со слугами. Ночной житель, он никогда не появлялся до захода солнца, когда постоялый двор погружался в глубокие тени и общие комнаты освещались одними лишь свечами.
Этой ночью у человека был посетитель. Тимоти Айр пробрался на постоялый двор, оглядываясь через каждые несколько шагов, взбежал по ступеням на восточную галерею, быстро прошел по ней к третьей двери, дважды постучал, подождал и постучал еще три раза. Дверь открылась, и он скользнул внутрь, незаметно для мальчиков-конюхов внизу, во дворе, не дав им повода посудачить на свой счет.
Помещение, куда он ввалился, освещалось одной-единственной свечой, стоящей на столе. На столе красовалась пара башмаков, и это была единственная принадлежность обитателя комнаты, которую вошедший смог разглядеть, ибо тот откинулся на спинку стула и находился в тени.
Тимоти судорожно пританцовывал перед столом.
— Она умерла. Вы слышали? Она мертва. Что она сказала Сесилу? Мы разоблачены, я знаю.
Голос, прозвучавший из темноты, был настолько же спокойный, насколько Тимоти был взволнован.
— Успокойся, дурень. Я знаю, что она умерла.
Тимоти Айр кончил свой танец. Он был одним из тех людей, у которых попытки объяснить что-нибудь сопровождаются игрой лицевых мускулов и движением бровей. Чем серьезнее был разговор, тем мучительней становились спазмы.
— Вы убили ее! — пронзительно крикнул Тимоти.
— Спокойно, дурень. Не думаешь ли ты, что я доверил бы эту миссию тебе? Ты такой нервный, словно кобыла в загоне с тремя племенными жеребцами.
— Но Сесил!
— Ничего не знает. И теперь мы будем действовать, как я и планировал, Dei gratia, мой дорогой Айр, Dei gratia .
Дерри проснулся и почувствовал, что его лицо закрыто в длинных черных локонах. Он абсолютно не отдохнул, словно и не ложился спать. Он убрал пряди прекрасных волос Теи со своего лица. Его тело обвило ее во сне, как ракушка улитку. Развязав ремни, которые соединяли их запястья, он освободился от ее теплого тела, не потревожив сна. Сам же он был очень встревожен.
Запустив пятерню в волосы, он встал над Теей, созерцая ее бледное лицо. Она солгала ему. Он не знал точно, каким образом, но чувствовал, когда женщина говорит не правду. Намотав кожаный ремень на руку, он размышлял над тем, в чем она созналась прошлой ночью.
Она защищала кого-то; кого-то, кто пытался разрушить Англию. Это мог быть кто-то из ее семьи или даже возлюбленный. Пуговичные шифровки Лесли Ричмонда были обнаружены много недель назад. Они были схожи с теми, что лежали в шкатулке у Теи. В верху шифровок, найденных у Ричмонда, были рисунки, мифические существа, используемые в геральдических девизах.
Человек Сесила, который занимался расшифровкой, сказал, что послания были адресованы людям, которых олицетворяли мифические существа. Шифровки Теи содержали те же самые символы — единорог, грифон, зверь, похожий на леопарда, называемый ирбисом, тритон, и двуногий крылатый дракон, называемый уайверном. В шифровке Теи уайверн был изображен в низу каждого клочка бумаги. И каждая бумага упоминала один из других символов. По мнению Дерри, Уайверн был главарем английских заговорщиков.
Слишком много посланий проносилось между Англией и Шотландией. Оса вила гнездо, ячейка за ячейкой, в самом сердце Англии. Ему необходимо было знать, кто же такой этот Уайверн, и только Теа могла сказать ему это или дать ключ к шифрам. Он был слишком мягок. Он ничего не добьется, если будет и дальше таким милосердным.
Он крутил в руках ремень, размышляя о различных способах добиться от нее правды. Он мог принудить ее рассказать все, что она знает, и быстро, менее чем за две недели. Подняв голову, он увидел Стабба, согнувшегося над котелком, подвешенным над вновь разожженным огнем. Он бросил последний взгляд на свою пленницу и едва удержался, чтобы не прикоснуться к этим мягким волосам и нежным щекам.
Он присоединился к Стаббу, который помешивал и нюхал кашу. Позади него храпела во сне Хобби. У нее вынули кляп.
— Хорошо придумано, — сказал Дерри.
Стабб хрюкнул.
— Ей не нравится, когда ее тянут за волосы. Разрази меня гром, эта старая свинья не любит этого.
— Все же, это отлично сработало. Она вопила, как будто ей ломали руки.
— Но старая свинья ни о чем не подозревала. Я разрешил ей взглянуть, что вы делали с ее госпожой. Стоило только сказать ей, что вы собираетесь поиметь ее, а затем то же самое сделают остальные, и старая Хобби стала визжать, как трехпенсовая курица. Она же ничего не знает и полагает, что ее госпожа невинна, как младенец Христос.
Дерри потер свой подбородок.
— Очень хорошо, пусть Дубина отвезет ее на Север, на попечение Блэйду Фитцстивену. Я бы не хотел, чтобы по пробуждении госпожа Хант обнаружила, что с ее служанкой ничего не случилось, несмотря на ее вопли. Это разрушит мою устрашающую репутацию. Скажи им, чтобы отправлялись немедленно, и тихо, пока леди не проснулась. Я пошлю кого-нибудь к Сесилу с новыми шифровками.
— Да, милорд.
Подхватив ломоть хлеба с полотна, разостланного перед огнем, Дерри огрызнулся:
— Дурень, меня зовут Роб.
— О-о-о. Что-то мы сегодня не в духе. — Стабб сунул деревянную ложку в свою кашу. — Трубим и надулись, как петух, да?
Дерри хмуро глянул на Стабба, сунул хлеб в рот и откусил кусок.
— Я видел, как вы смотрели на нее, — проговорил Стабб. — И то, что эта женщина заставляет вас ходить на подкашивающихся ногах, удивляет всех нас. Заметьте, она не безобразна, но она не Чудесная Мэг и даже наполовину не такая врушка, как Дженни, которая, как бы то ни было, встретит нас в Равенсмере.
— А как ты смотришь на то, чтобы по прибытии в Равенсмер приступить к выгребанию дерьма из тех трехсотлетних уборных? — Дерри опустился на землю, продолжая есть.
Стабб снял котелок с крюка над огнем.
— Она не выглядит сильной, эта девица. Вы могли бы запросто и удовольствие получить, и добиться от нее правды.
— Она слишком напугана.
— О, так вы уже пытались, — захихикал Стабб, держа котелок. — Я мог бы разбогатеть, рассказывая эту историю некоторым леди при дворе. Могу назвать, по крайней мере трех, которые посмеялись бы, узнав о женщине, отказавшейся от вас хоть однажды.
Стряхнув хлебные крошки, Дерри поднялся.
— Стабб, я собираюсь весь сегодняшний день провести, обдумывая изысканные пытки для нашей госпожи Хант. Если ты не закроешь свой рот, я испробую их сначала на тебе.
