В метро Игорь заговорил, точнее, произнес одно слово:
– Игорь.
– Наташа, – буркнула Наташа.
Ехали долго. В вагоне, как всегда, было тесно. Толпа прижимала Наташу к Игорю. Наташа прижималась, не забывая при этом чуть виновато улыбаться.
Игорь не обращал внимания ни на прижимания, ни на улыбку.
И это было потрясающе!
Потом еще шли по каким-то зеленым пустырям, раскиданным между одинаковыми белыми домами. Наташа по-прежнему старалась не отставать, ей казалось, что на них все обращают внимание – она была убеждена, что они с Игорем – очень красивая пара.
В квартире Игоря пахло краской и пылью. В кухне была навалена гора грязной посуды, черные тараканы радостно сновали по грязным тарелкам.
Наташа поняла, что влюбилась окончательно.
Игорь стал отовсюду вынимать свои картины. Картины были везде. Казалось, их даже больше, чем тараканов.
Понятно, что картины Игорь писал мрачные, в темных тонах. И люди на них были отвратительные – неестественно толстые или болезненно худые, со злыми, похотливыми выражениями отвратительно некрасивых лиц. Глаза у всех людей были крошечными – точечки, а не глаза.
– Мир катится к апокалипсису, – сообщил Игорь. – И не надо делать вид, что это не так. Это не я вижу мир таким, этот мир такой и есть. Просто мы боимся в этом признаться даже самим себе.
Игорь снял куртку.
Наташа почувствовала холод, поднимающейся от живота к горлу.
Никаких поцелуев не было.
– Наташа, говоришь? – усмехнулся Игорь и кинул Наташу на диван.
Обидно не было. Было очень страшно, но и ужасно интересно – как в кино.
Игорь навалился на нее и тяжело задышал. И она тоже задышала тяжело и, как ей казалось, страстно. Игорь раздевал ее профессионально и бесстрастно. Она поняла, что должна подчиняться этому человеку, – и подчинялась. На всякий случай – молча.
Противно не было. И хорошо – тоже. Боли особой она не почувствовала. И восторга не ощутила. Однако, одеваясь, поняла, что полюбила этого человека на всю жизнь.
Наташа пошла в душ, а потом на кухню и вымыла посуду, не обращая внимания на обиженных тараканов, которые разбегались по углам.
Когда вернулась в комнату, Игорь стоял у мольберта.
– У меня – вдохновение, – сообщил он. – Может быть, в эти минуты рождается шедевр.
Наташа не знала, что ей делать. Некоторое время смотрела на рождение шедевра. Игорь молчал, но излучал недовольство.
Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Почему-то Наташа очень хорошо помнила, что, когда вышла на улицу, подумала: «Как хорошо, что теперь у меня появился человек, ради которого я готова на все».
Где метро, она точно не помнила – и двинулась навстречу потоку, справедливо рассудив, что люди в это время возвращаются с работы. Изучала плывущие навстречу ей усталые лица и думала: «Ну вот, я и стала такой же, как все. И слава богу».
Странное дело: прошло почти двадцать лет, а она абсолютно точно помнила все свои мысли и, главное, это ощущение невероятного восторга и счастья.
А дальше все было скучно, банально и предсказуемо.
Игорь ее не замечал. Видел, конечно, даже здоровался, но не замечал.
Наташа подкарауливала его. Она ждала, пока он уберет аудитории. Она просила его показать новые картины.
Один раз он согласился. Оглядел с ног до головы и бросил:
– Поехали.
Он спешил – ехали на такси. Молчали. Приехали.
Он обнял ее. Поцелуй был долгим и даже, как показалось, страстным. Так, в поцелуе, дошли до дивана.
Наташа очень старалась быть с ним настоящей женщиной, делала все то, что видела в фильмах, которые смотрела по видаку у подружки, чьи родители были дипломатами.
А когда все кончилось, Игорь сказал:
– Тебе… Как тебя?.. Наташа? Нужен учитель. А я, девочка моя, не педагог. Я хочу от этого вот всего, – он обвел кровать широким жестом, – удовольствие получать. Для художника секс, если хочешь знать, своего рода топливо. Чем лучше секс – тем лучше творчество. А с тобой… – Игорь договаривать не стал.
Она оделась и посмотрела на него, как могла выразительно. Выразить пыталась пренебрежение.
Игорь лежал на диване, слегка прикрывшись одеялом.
– Учиться, учиться и учиться! – расхохотался он. – Пока, ребенок! – Он вдруг стал очень серьезным: – Преследовать меня не надо. Не раздражай.
Потом Наташа придумывала, как ему отомстить. Ничего не могла придумать. Проходила как бы случайно мимо аудиторий, в которых он убирался, и думала: вот сейчас бы… Мысль стопорилась. Что бы такое ужасное сделать Игорю, Наташа никак не могла придумать.
Вскоре Игорь и вовсе исчез.
Наташа хотела его найти. Хотела пробраться как-нибудь в его квартиру и, например, сжечь картины. Или облить их какой-нибудь гадостью. Даже на метро один раз доехала до нужной станции. Но дом Игоря не отыскала.
Обида была первой и потому не забывалась. Но с тех пор Наташа твердо поняла: мужчины – это такие существа, которых нужно научиться использовать, а иначе они используют тебя.
Эта неутоленная месть жгла ее. Позже она не только научилась мстить мужчинам, но и ужасно полюбила это дело. Наташа даже не очень понимала, а как еще, по-другому можно научиться уважать себя, как не через отмщение. Месть возвышала. Дарила самоуважение и силы.
Она и в журналистки-то пошла, в желтую прессу, потому что эта работа давала ей прекрасную возможность мстить, и в основном мужикам. За что? Да за все. Не родилось еще такого мужчины, которому женщина не нашла бы за что отомстить.
Игоря она встретила относительно недавно, когда уже стала журналисткой. Он ее, конечно, не узнал – мало ли у него было таких Наташ? А она угадала в этом, весьма потрепанном человеке с подобострастной улыбкой свою первую страдальческую любовь. Если в юности он был принцем, то теперь стал похож, скорее, на официанта из не очень дорогого ресторана.
Наташе стало интересно все про него узнать. Это оказалось не трудно. Она выяснила, что Игорь уехал в Америку, где его картины тоже не продавались. Тогда он перестал писать и стал зарабатывать. Превратился в бизнесмена. Женился на русской эмигрантке и был вполне счастлив.
Макароны, конечно, переварились.
Наташа ела макароны и думала о том, что за всю ее жизнь, которая (об этом думать нельзя!) резко движется к финалу, у нее не было ни одной светлой любви. Разные встречались жанры, но так, чтобы с хеппи-эндом, – никогда. Как началось – так и продолжилось. Ее посылали – она посылала. Ей мстили – она мстила. Ну и жизнь! Столько мужиков, и ни одного она не вспоминала с радостью!
Собой во многих историях гордилась – как она умела поставить их на место, как умела показать, кто в их отношениях охотник, а кто – дичь. Но чтобы вспомнить кого-нибудь просто по-доброму… Не находилось такого человека! Ни одного!
