«Не сомневаюсь, так и было», — подумала Джулс, изучая сестру. Ей показалось, или у Шаны наконец-то немного округлился животик? Пора бы. Ведь она была беременна.
— Когда вы узнаете, кто будет — мальчик или девочка?
Шана пожала плечами.
— Не уверена, хотим ли мы знать. Полагаю, сюрприз лучше.
Их выбор, но если бы у нее был ребенок, она бы хотела знать.
— Папа когда-нибудь говорил тебе, что наша бабушка по материнской линии родила тройню?
Шана нахмурилась.
— Нет, и тебе он этого тоже не говорил, так что не разыгрывай меня, Джульетта. Кстати об отце, я так понимаю, ты ночевала у него.
— Да, а он упомянул, что его не было дома, когда я пришла?
— Нет, не упомянул. Мы, должно быть, уехали от Далтона после двух.
— Вот именно. Он не возвращался домой всю ночь, и у меня такое чувство, что это не в первый раз. — Когда Шана ничего не сказала, просто села и улыбнулась, глаза Джулса расширились. — Ты знала?
— Да, и задавалась вопросом, сколько времени потребуется тебе, чтобы во всем разобраться. Мне кажется, он начал проводить ночи у Моны после их поездки в Нью-Йорк. Так что, думаю, теперь все действительно серьезно.
Джулс отмахнулась от слов Шаны.
— Мужчины все время спят с женщинами, и в этом нет, черт возьми, ничего серьезного.
— Верно. Но мы говорим о нашем отце, Бенджамине Брэдфорде, человеке, который до Моны не знакомил нас ни с одной из своих женщин. Поверь мне, это серьезно.
— Может, он перегорит.
Шана пристально посмотрела на сестру.
— Надеюсь, ты не рассчитываешь на это? Папа счастлив. Я рада за него, и ты тоже должна радоваться.
— Да, но...
— Что «но»?
Джулс с минуту ничего не говорила.
— Но после смерти мамы нам никогда не приходилось делить его ни с кем.
Шана понимающе кивнула.
— Знаю, но тебе не кажется, что время пришло? У нас обеих своя жизнь, и теперь настал его черед жить своей жизнью. С нашей стороны было бы эгоистично не хотеть этого для него.
Джулс знала, что Шана права, и признала бы, что Мона ей нравится. Но все же...
— Подумай о светлой стороне, — сказала Шана, прерывая ее мысли.
— О чем именно?
— Он нашел кого-то особенного. Того, кем мы можем восхищаться. Она очень сильная женщина, такая же сильная, какими он воспитал своих дочерей. Мона не позволила слепоте помешать ей жить полноценной жизнью. Я думаю, это одна из причин, по которой папа в нее влюбился.
— Возможно, ты права. Хорошо, что мы закончили обедать до того, как она ему позвонила. Ты бы видела, как он выскочил за дверь.
— Да, наш папочка действительно влюблен, — сказала Шана с довольной ухмылкой. — А теперь расскажи. Почему ты сидела в машине возле дома Далтона прошлой ночью, ожидая его возвращения?
Джулс глубоко вздохнула. Она знала, как работает разум сестры, и видела, как крутятся шестеренки в ее голове.
— Не потому, о чем ты подумала, Шана. Что бы ни говорил тот парень Бобби, я не собиралась спать с Далтоном. Единственная причина, по которой я поджидала возле его дома так поздно, — это ты.
У Шаны от удивления отвисла челюсть.
— Я?
— Да, ты. Разговаривая с тобой вчера, я поняла, как ты разочарована отказом Далтона присутствовать из-за меня на званом обеде в эту субботу. Я решила, что мы с ним могли бы поговорить как два разумных и зрелых взрослых человека и научиться выносить друг друга. Излишне говорить, что у нас никогда не было такого разговора.
— Но вы действительно целовались?
Джулс нахмурилась. Она знала, что Шане не надо было спрашивать об этом после громкого заявления Бобби об инциденте прошлой ночью.
— Он воспользовался ситуацией. Заметив за ним слежку, я поняла, что мне придется проявить творческий подход, чтобы выяснить, кто это был. Я позвонила в его дверь, и когда он открыл, сказала ему притвориться, что мы целуемся, и тут он в полной мере воспользовался преимуществом.
Шана рассмеялась.
— Да, похоже на Далтона. Он из тех, кто «пользуется преимуществом», определенно, беспринципный тип. Теперь ты знаешь, с кем имеешь дело.
Джулс встала и покачала головой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я ни с кем не имею дела. Я понимаю, обсудить с ним что-либо не получилось бы. Он невыносим.
— Но хоть хорошо целуется?
Джулс пожала плечами, а затем направилась к двери.
— Разве это важно?
Шана улыбнулась.
— Для тебя, очень даже. Я знаю, что ты бросаешь парней после первого свидания, если они хреново целуются. Итак, он справился?
Джулс остановилась, не дойдя до входной двери.
— Честно?
— Конечно, честно.
Какое-то мгновение она ничего не говорила, зная, что Шана — единственная, кому бы она призналась в этом.
— По шкале от одного до десяти, — больше десятки, я бы дала ему двадцать или выше.
Глаза Шаны расширились.
— Настолько хорош?
— Лучше, чем хорош, — призналась Джулс с выражением, которое указывало на то, что сама мысль привела ее в ярость. — У Далтона Грейнджера много недостатков, но то, что он паршиво целуется, определенно, не входит в их число.
Глава 9
— Бен, спасибо, что пришел.
Бен кивнул и опустился в кресло напротив Шеппарда Грейнджера. Бен проработал полицейским достаточно долго, чтобы понять, насколько необычно пребывание Шеппарда в тюрьме. Во-первых, большинство заключенных не имеют права пользоваться конференц-залом для встреч с кем-либо, особенно таким просторным, как этот. Бен вспомнил эту комнату с предыдущего визита к Шеппарду.
Он заметил, что помещение примыкало к тюремной библиотеке. Огромная комната без окон, которая, как решил Бен, была своего рода залом, где начальник тюрьмы и комиссия по условно-досрочному освобождению определяли судьбы заключенных.
А охранник, тот самый, что был там в прошлый раз, являлся единственным человеком в комнате, и присутствовал только для вида. Он не указывал Шеппарду на какие-либо нарушения, как, например, пожатие рук. При обычных обстоятельствах пришлось бы следовать политике «не прикосновения».
Из рассказа Джейса Бен знал, что несколько лет назад начальник тюрьмы разрешил Шеппарду Грейнджеру оставаться одному на любых встречах со своим адвокатом или близкими членами семьи. Эта привилегия предоставлялась не всем заключенным, а только тем, кого считали заслуживающими доверия. Очевидно, Шеппард Грейнджер снискал расположение как начальника тюрьмы, так и губернатора, который должен был одобрить такие права и почести, прежде чем они будут распространены на Грейнджера.
Бен поудобнее устроился в кресле, изучая сидящего напротив мужчину. Они с Грейнджером были одного роста, хотя он полагал, что Грейнджер, вероятно, на несколько фунтов тяжелее. Тем не менее, было очевидно, что он регулярно посещал тренажерный зал и казался подтянутым и здоровым. А потом появилась та же аура, что окружала его в прошлый раз. Аура человека, который не только принял свою судьбу пятнадцать лет назад, но и упорно трудился, чтобы справиться с ней в позитивном ключе. Бен серьезно сомневался, что большинство мужчин смогли бы провернуть нечто подобное, в том числе и он сам.
— По телефону ты сказал, что тебе нужна моя помощь, — сказал Бен, нарушая тишину в комнате.
— Да. Но сначала я хочу кое-что сказать, и это то, что тебе нужно услышать непосредственно от меня.
— Что именно?
— Я не убивал свою жену.
Бен не был уверен, почему Шеппард хотел его видеть, но после его признания понял, что на формальности времени нет. Также как и на игры в кошки-мышки.
— Честно говоря, я и не думал, что ты на такое способен, — ответил Бен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он увидел облегчение на лице Грейнджера, когда тот сказал:
— Спасибо.
Бен покачал головой.
— Тебя заперли на пятнадцать лет за преступление, которого ты не совершал, и все же благодаришь меня?
— Да, потому что ты поверил мне, когда присяжные не поверили.
