Снова зазвенела сталь сшибившихся клинков. Затем наставник Криницкого, сделавшийся сегодня ему врагом, с силой подался вперед. Илью отбросило, от этого толчка он еле удержался на ногах… точнее, не удержался вовсе. Однако уже в следующий миг ловко подскочил, вновь принимая боевую стойку.
— Танцевать любишь? — шепотом осведомился юный наставник-противник, когда их с Криницким мечи скрестились вновь, а лица оказались совсем близко одно от другого, — тогда тебе лучше не к нам. А к какому-нибудь вельможе имперскому в служение. У имперцев много таких вельмож… которым нра-а-авятся мужчины. Гибкие, ловкие мужчины… как они танцуют. Стройные, красивые…
Монолог Малрана оборвался, едва Илья попробовал повторить его давешний толчок. Лукавая улыбка, почти мальчишечья, враз сменилась звериным оскалом. А нога, обутая в сапог из воловьей кожи, рывком двинулась в направлении живота Криницкого. Не успей тот увернуться, одновременно не упуская меча Малрана, блокированного собственным клинком, поединок мог на том и закончиться. Причем наверняка бы стал последним событием в жизни Ильи.
— Кажется, я тебя раскусил, — уже не ехидничал, но, скорее, бесновался Малран, — ты задумал измотать меня, да? Ждешь, что я устану… что мне надоест за тобой бегать… как псу за строптивой сучкой?!
Следующие несколько минут противники кружили на площадке утоптанной земли, то атакуя, то отражая чужие удары или отклоняясь от них. А зрители, включая вождя, следили за поединком, теперь уже напряженно замолчав и затаив дыхание. Мало того, что участие в схватке невольника — само по себе событие редкое. Так, вдобавок, вопреки словам Малрана и ожиданиям большинства зрителей, невольник этот оказался вовсе не беспомощным рохлей. «Как держать меч» он теперь знал точно. Да и не только держать.
А потом череда обменов атаками и блоками закончилась. Причем далеко не красиво и не благородно. Почему-то Малрану вспомнилась уловка Ильи, к которой тот прибегал еще в самом начале занятий. И юный, а потому нетерпеливый, наставник, решил вдруг с ее помощью поскорее завершить поединок.
На миг присев, Малран едва заметным движением подхватил свободной рукой горсть песка. И когда Криницкий подошел поближе, чтобы предпринять очередную атаку, наставник метнул горсть прямиком ему в лицо.
Ослепленный и ошеломленный, Илья едва успел прикрыться мечом — благодаря исключительно инстинктам, выработанным за время тренировок. Первую, последовавшую за горстью песка, атаку, он отразил. Но затем сильнейший толчок сбил его с ног.
— Прощайся с жизнью! — воскликнул Малран, занося клинок под вздохи зрителей — где-то исполненные облегчения, но где-то и горестные.
Вот только ни сдаваться, ни прощаться Криницкий не собирался. Успев худо-бедно сморгнуть попавший в глаза песок, он в последнее мгновение встретил удар меча Малрана собственным, выставленным плашмя, клинком.
Наставник опешил. Не иначе, подумал уже, что победа у него в кармане, что поединок по большому счету завершен. А тут — гляди ж ты: дополнительное время, как на футбольном матче. Такая невезуха!
Замешкался Малран на считанные мгновения, но и этого Илье хватило, чтобы ударить ногами по его щиколоткам. Противник зашатался и даже взвыл от неожиданной и острой боли, чем напомнил уже не бравого воителя, но побитую дворнягу.
А затем Криницкий подсек ноги Малрана, и тот повалился на песок.
Так, в течение нескольких секунд расклад в поединке изменился с точностью до наоборот. Теперь уже Илья, поднявшись на ноги, двинулся на поверженного противника, занося над головой меч.
Хуже — для Малрана, не для Криницкого — было то, что меч юного наставника глубоко и прочно воткнулся в землю. Больше чем наполовину! Малран явно не успевал достать его, а значит, и отразить атаку Ильи едва ли имел возможность.
Дабы снять даже эту, последнюю неопределенность, Криницкий пинком в грудь снова поверг, приподнявшегося было противника-наставника на землю, одновременно отбрасывая его от меча и вынуждая выпустить рукоять из дрогнувших пальцев.
Следом Илья намеревался ударить уже мечом — дабы снести, наконец, голову Малрана. Эту некогда насмешливую, нагло и презрительно ухмылявшуюся голову…
Пот застилал глаза и, смешанный с грязью, чуть ли не слепил. Сердце билось в груди с силой кузнечного молота. Криницкий, кажется, даже ушами мог слышать этот, доносящийся изнутри, грохот. Но рука была тверда и готова нанести последний удар.
— Стой! — в последний миг вдруг окликнул Илью голос… кажется, вождя Вольгрона — обычно, громогласный, но на сей раз прозвучавший, словно откуда-то издалека, — стой, ты! Своей властью, врученной мне кланом, я останавливаю поединок.
— В чем… дело? — судорожно вздыхая, вопрошал Криницкий, едва обернувшись, но меч все-таки опустил, — разве бой… не до смерти?
— Я останавливаю поединок, — повторил Вольгрон, и прозвучала эта фраза, на сей раз, с заметной ноткой упрямства, — ты доказал, что достоин называться воином… что тебе больше не место среди невольников. Но время сейчас тревожное. Каждый воин нынче на счету, и я не вправе разбрасываться людьми, умеющими держать оружие. Ты слышишь… понимаешь меня? Так что давай… закончим на этом!
«Угу. Закончим на этом, — не без иронии повторил про себя Илья, — отчего бы не закончить? Вот только интересно, если бы победил Малран, ты бы так же остановил бой?»
11
Снова перенесемся лет примерно на десять назад. В детство Киры, чей странный дар уже тогда доставлял ей самой неприятности, зато окружавшим ее людям — незаслуженное везенье.
Так сложилось, что ночевать девочке пришлось в брошенной норе-берлоге. А, проснувшись, она обнаружила, что было место ночлега на самом деле не норой, не берлогой, но чьим-то тайником. Каких-то, и непременно лихих, людей. Потому что только лихие люди прячут свои богатства в таких вот глухих местах: в лесной чащобе, или, скажем на необитаемом островке посреди моря. Не говоря уж о том, что, по мнению хотя бы отца Киры даже сами по себе золотые горы и россыпи обычно добывались ну как угодно, но только не честным трудом.
А уж золотишка-то в лесном тайнике обнаружилось немало. Кира не слишком разбиралась по малости лет в денежных вопросах, однако догадывалась, что ее родителям за всю жизнь столько не заработать.
Монеты и слитки соблазнительно поблескивали, вызывая в душе девочки борьбу противоречивых чувств. С одной стороны, она понимала, что чужое брать нехорошо, не говоря уж о том, что хозяева тайника наверняка были людьми опасными, скорыми на расправу. Едва ли они выказывали хотя бы каплю милосердия к тем, кто пробовал поживиться за их счет. Но в то же время уж очень хотелось Кире порадовать родителей. Тем паче, она знала: папа с мамой наверняка переволновались оттого, что их любимое чадо не вернулось с прогулки. Надо ж было как-то возместить им эту неприятность.
С полчаса девочка предавалась раздумьям, пока, наконец, не решила: горсточка золота неведомых хозяев лесного тайника наверняка не разорит. Да что там — ее пропажи не будет даже заметно в этих россыпях драгоценного металла. Тогда как для семейки из маленького городка даже ничтожная часть найденных сокровищ потянет на целое состояние. Как говорится, и овцы целы и волки сыты.
Придя к такому выводу, Кира сняла с головы косынку и завернула в нее с десяток золотых монет, подобранных с земляного пола пещеры. Этого ей показалось мало: девочка еще и оторвала лоскут побольше от платья, надорванного одичавшими собаками. В него, правда, завернуть удалось даже меньше, чем в косынку — монеты четыре, да и то не самых крупных.
Вот с такой добычей девочка выбралась из своего ночного убежища и отправилась домой. В каком именно направлении следовало идти, она думала недолго. Поскольку знала кое-что о частях света и ориентировании на местности. Например, про мох, растущий на деревьях с северной стороны. Или про то, что солнце, недавно взошедшее, начинает свой путь по небу с востока. Ну а лес находился к западу… вернее, к северо-западу от Геруна. Так что Кире следовало идти лицом к солнцу, не забывая при этом, что ближе к полудню дневное светило перемещается в южную часть неба. И потому, чтобы не сбиться с пути, не лишним было время от времени присматриваться к деревьям и росшему на них мху.
За время обратного пути Кира успела удивиться, сколь далеко в лес занесли ее вчера ноги. И ведь пробежала-то от окрестностей родного городка до лесного тайника с сокровищами на удивление быстро-быстро. Совсем за короткое время — движимая смертельным страхом. Теперь же из леса она вышла только к полудню, ни от кого не удирая и никого не боясь. Вернее, страх возник ближе к концу пути, уже на лесной опушке. Кира испугалась новой встречи со вчерашней стаей. Да и боязнь попасться хозяевам золота из лесного тайника тоже неожиданно в ней пробудилась. «А вдруг пойдут проведать свои сокровища, а вдруг меня по дороге встретят, — думала девочка, покрываясь мурашками и холодным потом, — а у меня монеты… их монеты! И что тогда?..»
