* * *
Институт шефства был сравнительно молодым — ему было всего около семи лет и он еще считался педагогическим экспериментом. Истоки нововведения терялись в архивах министерства просвещения, там же, наверное, находилось и всестороннее обоснование проекта. Ведомственные документы найти было непросто, прочесть и понять — еще сложнее, но к счастью для всех исследователей вопроса, смелый педагогический эксперимент привлек внимание общества и прессы. В продолжительной и бурной дискуссии высказывались разные мнения и доводы — сторонники нововведения утверждали, что с его помощью удастся повысить уровень ответственности молодежи и подавить развитие инфантилизма, противники же предрекали падение успеваемости шефов ввиду возросшей нагрузки или вырождение начинания в пустую формальность. Не осталась незамеченной и некоторая вторичность идеи — сходство шефов с пионервожатыми также расценивалось неоднозначно. На министерство образования сыпались многочисленные упреки и обвинения в формальном копировании традиций советской школы. Хватало, впрочем, и положительных отзывов и благодарностей — за возрождение тех же традиций. В министерстве решили что вопрос выходит из чисто педагогической плоскости в плоскость политическую и вылили в бушующее море общественной дискуссии несколько бочек масла, заявив об ограниченном введении новшества. Педагогические советы совместно с родительскими комитетами школ решали, стоит ли принимать участие в экспериментальной программе и в случае положительного решения подавали заявку в министерство. Последнее, рассмотрев полученные заявки, определило достойных и эксперимент начался. Учителя из выбранных школ прошли необходимую подготовку, провели необходимые занятия с учениками и печально посмотрели на новые формы отчетности. Через некоторое время в избранных школах начался отбор первых шефов из числа учащихся пятых классов — каждому из них предстояло взять под свою опеку от одного до трех первоклассников и вести их до окончания начальной школы.
* * *
Завершив чистку брюк, Женька с Сушкиным вновь двинулись к кабинету математики. По дороге Женька выяснил, что в последнем домашнем задании Сушкину попалась заковыристая задача про два поезда и ужасно длинный стих про ледовое побоище. С задачей сообща решили разобраться позднее, в более спокойной обстановке. Проверить же стихотворение можно было хоть сейчас — в свое время Женька тоже учил его наизусть и приблизительно помнил, о чем там речь.
— Излагай — скомандовал он.
Улыбка медленно исчезла с лица Сушкина. Он страдальчески сморщился, уставился в потолок и затеребил пуговицу на куртке.
— Это… В субботу, пятого апреля… м-м… пятого апреля… Ага, сырой, рассветною порой, передовые рассмотрели… идущих немцев темный строй. На шапках перья птиц веселых, на шлемах… На шлемах конские хвосты… Ерунда какая-то! Хвосты, перья!.. Зачем на шапках хвосты?!
— На шлемах, — машинально поправил Женька. — Для красоты. И чтобы видно было издалека.
— Глупость какая, лучше бы они веток понатыкали для маскировки.
— Тогда еще маскировку не изобрели. Давай дальше.
— Э-э… А на чем я остановился?
— На хвостах.
— Ага… Хвосты… хвосты.
— Мечты!.. Цветы!.. Не чтец, не декламатор ты! — раздался сзади знакомый голос.
Улыбаясь, Женька обернулся и протянул руку старому приятелю. Алексей Стогов — человек редких увлечений, любитель фантастической и приключенческой литературы, нумизмат и филателист, весело сиял очками, с интересом приглядываясь к Сушкину.
— Не выйдет, Евгений, из вашего экземпляра второго Пушкина. Посмотрите, какой неприязнью к поэзии горит его взор!
— И пусть, — добродушно сказал Женька — Нам же сейчас сочинять ничего не нужно, только выучить. Давай пока без критики и без подсказок.
К тому времени, когда они втроем дошли до кабинета математики, Сушкин с грехом пополам добрался до первого натиска немцев на княжескую дружину и запросил пощады. Взяв с него честное слово, что к сроку он выучит все остальное, Женька усадил его на широкий подоконник и вручил награду за труды — румяное яблоко, принесенное из дома.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А где Генка? Я думал, он тут — сказал он Алику.
— Был тут. Но у него в седьмом «А» знакомый есть, он как раз сейчас должен быть на третьем этаже. Может Генка его караулит на лестнице, ждет когда он спустится?
— Может быть. Александр Сергеевич, ты пока тут посиди, а мы пойдем поищем нашего сокола, — сказал Женька.
Третьеклассник кивнул, перестал грызть яблоко и настороженно спросил:
— А в спортзал когда?
— А в спортзал — сразу же, как его найдем. Алик, пошли.
Два приятеля двинулись на поиски третьего. По пути Алик сообщил Женьке, что седьмой «А» уже почти прошел собеседование, осталось человек семь — так что пара-тройка часов у них еще есть. Женька поинтересовался подопечными Алика, и тот вздохнув объяснил, что одного сегодня повел в зоопарк отец, работающий сутки через трое, а другой болеет и сидит с бабушкой дома. Затем он слегка оживился и заметил, что сушкинской энергии вкупе с Генкиными близнецами вполне должно хватить для того, чтобы он не чувствовал себя одиноким и всеми покинутым.
— Ранимая творческая натура — сказал Женька, — бедная Лиза.
Алик возразил в том смысле, что бедная Лиза творческой натурой считаться не может и пригрозил оставить всех критиков и завистников без помощи и поддержки на следующем сочинении. Пришлось признавать неправоту — Алик каким-то образом ухитрялся за время, отведенное на классное сочинение не только написать свое, но и помочь одному-двум соседям тезисами и подсказками по части орфографии и пунктуации. Изучением правил, изложенных в учебнике, он себя не обременял и из всего их богатства знал только метод выявления мягкого знака в глагольных окончаниях. Когда у него спрашивали, откуда ему известно как пишется то или иное слово, он пожимал плечами, говорил что просто знает — и очень редко ошибался. В плане пунктуации дела обстояли чуть хуже, но все равно оценки за сочинения у Альки были всегда положительными. Все объяснялось довольно просто — хорошей памятью и начитанностью. В начальной школе Алька запоминал стихи, которые строчка за строчкой читали всем классом, и как-то раз вызвал подозрения у студентки-практикантки, дававшей им небольшое изложение. Прочитав текст вслух, она попросила изложить услышанное как можно более точно. Алька постарался на совесть и вручил удивленной девушке дословную копию прочитанного. Обвинив его в списывании, она немного испугалась — в классе начался галдеж, смысл которого сводился к тому, что Алька запоминает все сходу и на уроках русского, наоборот, списывают у него. К сожалению, удивительная и полезная способность помогать окружающим не распространялась на другие предметы, а в части точных наук Алька и вовсе отставал от основной массы учеников седьмого «Б».
На третий этаж вели две лестницы, в левом и правом крыле, но идти в левое крыло не имело смысла: дверь левого крыла третьего этажа, выходящая на лестничную площадку сегодня была заперта. Шагая по длинному и широкому коридору, Алик и Женька обсуждали последние события, не забывая всматриваться в лица ровесников и малышей, ища даже не столько самого Генку, обладавшего довольно заурядной внешностью, сколько его подопечных близнецов Севку и Савку, всегда неразлучных и тем примечательных. Первыми увидел их Алик.
— Смотри, вон они, — указал он Женьке на дальний угол холла. Близнецы стояли рядом у стены, но друг на друга не смотрели. Перед ними на корточках сидел Генка, и что-то говорил, положив ладони им на плечи и слега встряхивая близнецов, видимо в такт словам.
— Воспитывает, — предположил Алик. — Вкручивает вовсю. Не иначе молодежь довела бабулю свою до инфаркта. Или дом спалила, к примеру.
— Геннадий, друг мой, — вкрадчиво произнес он, подойдя поближе. — Позвольте вас ненадолго прервать. Я привел вам еще один объект воспитательной работы. Запущенный случай — на встречу со мной прибыл с опозданием. Разберитесь, прошу вас.
