На следующее утро она отправилась на поиски своего проводника. Его она, пока не узнает настоящего имени, решила звать Спиралью. Спираль сидел на краю приподнятой платформы в комнате, которую делил с больным туземцем, и плел большую корзину. Больной забился в свою подстилку из листьев и то ли спал, то ли был без сознания. На груди проводника при появлении Джуны вспыхнул сложный рисунок. Проводник подозвал ее поближе и указал на большой зеленый лист, на котором лежали фрукты, мясо и мед.
Джуна села и поела, одновременно продолжая следить за работой Спирали. Корзина, которую он плел, имела в длину около метра и больше всего походила на кокон. Узор на корзине отличался сложностью и включал множество символов. Джуне было очень интересно, зачем понадобилась такая корзина.
Спираль завершил еще несколько рядов своего плетения, но тут больной зашевелился и издал тихий стрекочущий звук. Спираль подошел к его постели. Различные цвета на коже быстро сменяли друг друга, пока они о чем-то оживленно говорили. Спираль взял корзину и передал ее больному. Тот осмотрел корзину и принял густую зеленую окраску. Он явно был чем-то доволен. Потом принялся заканчивать плетение сам.
Спираль подобрал несколько заплечных сумок, сплетенных из травы, дал две Джуне, а остальные перекинул через плечо. Затем вывел Джуну из дерева и потащил за собой в кроны верхнего яруса леса. Видимо, теперь туземец понял, что Джуна боится упасть, а потому двигались они медленно, в особо опасных местах туземец даже помогал Джуне. Наконец они добрались до дерева, обильно увешанного плодами. Пока они собирали фрукты, Спираль давал Джуне уроки лазанья, ставя ее ноги на самые надежные ветки или показывая, за что следует ухватиться рукой. Туземец был хорошим учителем. Уже через час Джуна перемещалась по кроне куда увереннее.
Примерно в полдень над их головами стали собираться дождевые облака. Спираль вручил Джуне свой набитый фруктами мешок и ушел, показав ей знаком, чтобы она ждала его на этом месте.
Джуна уселась на прочной удобной ветке и стала наблюдать жизнь на вершинах деревьев. Где-то вдали какая-то птица нарушала тишину джунглей печальными воплями, которые завершались особенно высокой нотой. На базе этих крикунов называли пууиит, имитируя их грустные голоса.
Несколько ящериц размером с белку перелетали с ветки на ветку. Длинные складки кожи между передними и задними лапками распускались при прыжках, как туго натянутые паруса. Ящерицы предпочитали висеть на ветках вниз головой, ухватившись за них хвостами, поедая сочные плоды. Красный фруктовый сок стекал с их безгубых ртов. Джуна заметила, что из сумки на теле одной ящерицы показалась головка детеныша. Он стал пощипывать плод снизу, тогда как мамаша объедала его сверху, время от времени осторожно поглядывая по сторонам.
Это были сумчатые ящерицы, похожие на тех крупных травоядных рептилий, которых экспедиция обнаружила на необозримых пространствах саванн по ту сторону гор. Эти же были первыми сумчатыми ящерицами, найденными в джунглях. Джуне оставалось лишь гадать, насколько сходны их репродукционное системы. У нее просто руки чесались. Был бы тут ее компьютер, она тут же записала бы эту сценку для экспедиции. Девять месяцев срок небольшой, в него вряд ли удастся уложить изучение хотя бы ничтожной части видов, обитающих на этой планете. При такой нехватке времени данные по каждому виду имеют огромную ценность. Большая черная птица пууиит тяжело опустилась на ветку, заставив мелких ящериц разбежаться, с тем чтобы вновь собраться на другой ветке, возмущенно издавая пронзительное попискивание. Птица притягивала к себе тонкие веточки когтями, имевшимися на сгибе крыла, и жадно клевала плоды размером с крупную сливу. Один из плодов она подкинула в воздух и ловко поймала большим красным клювом.
Джуна громко рассмеялась, наблюдая проделки птицы. Та подозрительно глянула на Джуну, затем тяжело поднялась с ветки, с шумом раскрыв широкие короткие крылья, и опустилась на соседнее дерево. Там она отряхнулась, сложила крылья и снова принялась издавать свои громкие вопли — ггу-у-и-ит. На таком близком расстоянии эти крики были просто мучительны для слуха Джуны. Она схватила перезрелый плод, готовясь швырнуть его в птицу, чтобы прогнать ее прочь.
Однако птичий призыв закончился криком боли, птица вдруг обмякла и стала падать. С соседнего дерева прыгнул Спираль и поймал падающую птицу на лету. Потом он успел вцепиться в ветку, мимо которой пролетал, и закачался на ней. Туземец вытащил из тушки длинную заостренную стрелу и с триумфом показал ее Джуне. Затем снова перепрыгнул на дерево, с которого застрелил птицу, и отыскал там свою духовую трубку из тростника, имевшую около метра в длину. Он сделал какое-то быстрое движение, и трубка сложилась как подзорная труба, превратившись в палочку длиной в руку Джуны. Спираль сунул свою добычу и духовое ружье в туго набитую сумку и легко перепрыгнул сквозь ветви туда, где сидела Джуна. Там он вынул из сумки птицу и нескольких ящериц, с торжеством продемонстрировав их Джуне. Спираль окрасился в светло-голубой цвет, а на его груди зажегся символ слова «еда».
— Хорошая еда? — спросила Джуна, кивнув головой в знак того, что поняла.
Прохладный влажный порыв ветра качнул вершины деревьев, и тяжелые редкие капли дождя упали на охотников. Туземец спрятал добычу обратно в мешок и приказал Джуне идти за собой. Раздался оглушительный удар грома, за которым последовала ослепительная вспышка молнии. Начался ливень. Он лил как из ведра, обрушивался на листву крон со звуком падения крупной гальки. Сильный ветер клонил вершины и усыпал землю листьями и сучками. К огромному облегчению Джуны, они спустились на землю и пошли в деревню пешком, вместо того чтобы карабкаться по скользким, бешено раскачиваемым ветром веткам вершин. Идти было холодно и изнурительно. Когда они наконец достигли деревни, Джуна тряслась от холода.
Широкие полотнища воды стекали по стенам дупла, обрушиваясь прямо в пруд, находящийся на его дне. Жители деревни наполняли водой фляжки и другие тыквенные сосуды. Кое-кто играл, резвясь в водопадах, плескаясь в воде и крича что-то друзьям.
Рябь — так решила Джуна пока называть больного туземца — сидел на пороге комнаты, любуясь, как наслаждаются ливнем другие жители деревни. К радости Джуны, комната осталась сухой и теплой. Она скорчилась на полу, мокрая и дрожащая, мечтающая лишь о сухой одежде и тепле очага. Рябь подошел к ней, весь пурпурный от любопытства. Туземец коснулся ее кожи, а затем показал на одну из охапок листьев, служивших им постелями. Сделав в листьях углубление, он жестом велел Джуне лечь туда. Когда она повиновалась, Рябь навалил на нее еще охапку. Гора листвы, согретой процессом гниения, была так тепла и приятна, что Джуна ничего подобного и представить себе не могла, хотя, конечно, она и сейчас все равно предпочла бы огонь очага. Она вспомнила деревню своей матери, вспомнила, как сидела в кольце своих тетушек, бабушек и кузин вокруг открытого очага, наслаждаясь вкусной едой и испытывая приятнейшее чувство родства со всем окружающим. С этим она и задремала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
