Лужа, разлившаяся в уличной низине, преградила нам путь.
Навстречу нам из проулка вдруг вывернул огромный открытый черный джип, забитый людьми в форме.
– Стой, урюки! – резко прокричал кто-то сзади.
Джип затормозил прямо перед нами. Я поднял голову.
Пять или шесть пассажиров джипа в американских камуфляжах, обвешанные оружием, разглядывали нас с явным любопытством. Они больше походили на актеров, чем на боевиков. Закатанные рукава, загорелые руки, автоматы, пистолеты, ножи и у всех солнцезащитные очки. Их явно подбирали один к одному, все были плотные, мощные, примерно одного роста и с одинаковыми короткими стрижками и бородками. На станке, прямо над лобовым стеклом открытого салона, торчал пулемет.
– Чья-то охрана, – тихо произнес сквозь зубы Артур. Он стоял рядом и тоже разглядывал джип и сидящих великолепных военных в нем.
Парень рядом с водителем приподнялся, встал, оперся руками на стекло и что-то спросил у чеченцев, которые нас взяли в плен. Он был явно моложе всех остальных, но надменность и уверенность в себе сквозили в каждом его жесте и слове. Сложен он был хорошо – мощные плечи и накачанные мышцы рук бугрились под американской солдатской майкой, выдавая в нем действующего спортсмена. Автомата при нем не было, только пистолет торчал в разгрузочном ремне на поясе. Говорил он негромко, но голос его хорошо был слышен в мгновенно наступившей тишине. Даже дети перестали орать.
Наш конвоир, тот самый ублюдок, который так сильно ударил меня, выступил вперед и со смехом стал что-то рассказывать. Пару раз я уловил слово «Маша». Мы с Артуром стояли, с тоской озираясь по сторонам, и на нас никто не смотрел. Все внимание толпы было приковано к парню в джипе.
Нам можно было использовать шанс и перекинуться парой слов. Все наши попытки обсудить ситуацию на ходу сразу же пресекались ударом приклада в спину.
Конечно же, я размышлял над тем, что нас ждет в плену. Но это были, скорей всего, чисто эмоциональные рассуждения, обильно приправленные верой в чудо. Разум уже давно видел закономерный финал, а вот сердце никак не желало с ним соглашаться. Я с ужасом начал ощущать, как холодная и влажная рука страха начала уже поглаживать мое сердце.
«Убьют нас, скорей всего, как и всех, – вдруг убедительно произнес мой внутренний голос. – Свяжут руки и перережут горло, как баранам… Расстреливать «чехи» не будут, это тебе не солдаты».
И он был прав, мой противный и правдивый голос. Прав на все сто процентов. Я уже видел записанные на пленку видео с похожим сюжетом, в Чечне их хватало, как избитые парни в тельняшках и со связанными сзади руками корчились на земле в предсмертных судорогах, выхаркивая кровь, а резавший им горло чеченец под одобрительные крики своих товарищей быстро отпрыгивал в сторону, чтобы не испачкаться… И где была гарантия, что и мы не станем героями следующего короткого смертельного и такого увлекательного фильма? Я отчетливо понял, что долго мы в плену не протянем.
И тут же безотчетная внезапная ярость толкнула меня изнутри и заставила поднять голову. Я не хотел так умирать. Упрашивать боевиков расстрелять нас – бесполезная затея. Вряд ли среди них найдется человек, знакомый с честью офицера. Так нас не пожалеют. Надеяться на чудо не стоит, нас не напоят чаем и не отвезут в Ханкалу.
Я сжал челюсти, огромным усилием воли отогнал мысли о своих родителях (мать не выдержит, сердце у нее…), повернул голову и глянул на Артура. И встретил его угрюмый взгляд. Он был очень бледен, крепко сжатые губы были похожи на две бескровные суровые нитки. Его черная щетина вдруг явственно стала видна из-за отлива крови от лица. Мы несколько секунд пристально смотрели друг на друга, не отрывая глаз, как безумно влюбленная парочка, словно пытаясь заглянуть в самую глубину души, затем он разлепил губы и хрипло произнес:
– Я, – он помотал головой, – живым им не дамся.
Значит, он все уже решил. Ну что ж, вовремя.
Я вздохнул очень глубоко и проговорил:
– Я, – горло свело, но на откашливание времени не было, слова еле проталкивались наружу, – с тобой. Я с тобой вместе…
Глаз мы не опускали, словно пытаясь прочитать на лице у каждого поддержку и понимание.
Он удовлетворенно, словно и надеялся получить этот ответ, кивнул.
– Прощай, брат, – произнес Артур тихо, и его взгляд стал отрешенным. Я увидел в его глазах печаль, разгорающийся огонь сумасшествия и любовь ко мне.
– Я помогу, брат, – ответил я севшим голосом, – я с тобой до конца. Прощай…
Солнечный день слегка померк и затуманился в моих глазах. Все вокруг – люди, боевики, дома, джип, голубое небо, грязная дорога и легкий ветерок – исчезло, и я чувствовал только гулкие, резкие, шумные удары своего сердца и нарастающий звон в голове. Я приготовился к смерти и искал жертву, чтобы напоследок вцепиться ей в горло зубами.
Вдруг сильный толчок в спину сбил меня с ног и опрокинул прямо в лужу. Грязь залепила лицо, нос и рот. Я моментально разогнулся и поднялся на ноги, как волк. Быстро и хищно. Адреналин выбрасывался в организм мощнейшей волной.
– Я говорил тебе, Бекхан, каких русских свиней мы взяли?! – вернул меня к реальности резкий грубый голос. Говорили на русском, видимо, специально для нас.
– Видишь, это натуральные свиньи, как грязь любят! А сейчас они еще захрюкают! – проговорил все тот же голос, и до моих ушей донесся короткий лязг автоматного затвора. Я резко обернулся.
Люди вокруг громко засмеялись. Они смеялись от души. Мужчины, стоявшие вокруг нас, были одеты в шляпы, кепки, старые галифе и армейские сапоги. Женщины разного возраста в цветных или белых платках на голове и в платьях ниже колен. Дети подпрыгивали от возбуждения и показывали на нас пальцем. Чеченцев среднего возраста я не заметил (воюют, конечно…). Я быстро обвел всех взглядом. Никто не молчал. Их лица выражали самое живое веселье.
– А ну, хрюкай!!! Кто хрюкнет, живой останется! Давай! – И стоявший сзади молодой конвоир навел на нас автомат.
– Подожди, чеченец! – вдруг сказал хрипло голос рядом. – Подожди!
Артура тоже сбили в лужу, и теперь он стоял, вытирая грязь с лица и неторопливо оглядываясь. Парень с автоматом слегка растерялся. Он бы мог, конечно, застрелить нас, но тогда бы не получилось потехи. А потеха требовалась, ведь он же обещал…
И вдруг все чеченцы вокруг внезапно замолчали.
Артур вытер грязную ладонь об куртку и потянулся ею к левому плечу. Затем он старательно оттер грязь с эмблемы с надписью «СОБР», поплевал на руку и еще раз почистил эту надпись. В толпе установилась тишина.
– Ты меня будешь хрюкать заставлять? – негромко и очень страшно спросил собровец, развернулся и сделал шаг навстречу автоматному стволу. Артур был так жуток в этом своем шаге, что чеченец сначала невольно отшатнулся, затем опомнился, лицо его затвердело, глаза сузились, и он молча вскинул оружие к плечу.
Артур сделал неуловимое движение влево, сильно припадая на согнутую ногу. И резко кувыркнулся по грязной земле вперед. Воздух рванула оглушительная короткая очередь. И тут же кто-то очень громко закричал на чеченском, отдавая команду, произнося все время одно и то же слово. То, что я потом видел и как действовал, уместилось в несколько секунд. Адреналин окончательно заложил уши, и я только очень четко и ясно видел перед собой врага, на которого должен кинуться. Все остальные предметы по границе периферии зрения будто затянуло легкой дымкой.
Артур вставал на ноги и распрямлялся уже возле стрелка. Пули прошли над его головой. Собровец быстро обхватил чеченца за туловище, слегка подсел и стал опрокидываться всем телом назад, производя классический бросок «прогибом через спину».
Я рванулся к стоящему с ним рядом боевику, который судорожно пытался вытащить пистолет из кобуры. Краем глаза я отметил, что недавно так весело смеющиеся люди, раньше окружавшие нас, бросились врассыпную во все стороны, прямо по луже, отталкивая друг друга локтями.
«Не удалось вам похихикать, ребята, не вышел номер…» – вспыхнула в моем мозгу даже не мысль, а ощущение момента.
Глядя на меня расширенными глазами, боевик понял, что вытащить пистолет не успеет, что я преодолею эти несколько метров быстрее, чем он выхватит оружие, и бросился на меня с растопыренными руками. Я от души ударил его левым кулаком в лицо, хорошо попал, и он сразу рухнул ничком на землю, непроизвольно хватая меня за ноги. Я развернулся.
Уши заложило, но все равно был слышен громкий голос, отдающий приказания на чеченском. Времени вытаскивать пистолет у упавшего боевика не было, я понимал, что так же буду долго копаться, как и он, расстегивая клапан его кобуры, а за эти секунды меня просто убьют.
Но никто не стрелял, не считая пущенной очереди в сторону Артура. Я вспомнил о нем и повернулся. Спецназовец уже дрался с другим.
Тот парень, которого мой товарищ так сильно бросил, неуклюже ворочался в грязи, как раздавленный червяк, медленно шевеля ногами и руками, нащупывая ими опору, чтобы подняться.
