Посол сцепил пальцы:
, — Сколько это нам будет стоить?
Хемингуэй улыбнулся:
— Ни гроша, господин посол. Это будет самая дешевая контрразведывательная организация, которой когда-либо располагали Штаты. Я возьму на себя все расходы. Вероятно, нам потребуется ручное оружие и другие мелочи... может быть, радиостанции или оборудование для «Пилар», если мы воспользуемся ею... но все остальное будет делаться на добровольной основе либо оплачиваться из моего кармана.
Браден выпятил губы и постучал кончиками пальцев по столу.
Хемингуэй налег на стол посла. Я увидел шрам на его левом локте и обратил внимание на то, какие мощные и волосатые у него предплечья. Мне было трудно поверить, что это руки автора романов.
— Господин посол, — негромко заговорил Хемингуэй, — я верю в свой замысел. Это серьезный план. Я не только готов нести основное бремя расходов, но и отказался от приглашения в Голливуд, чтобы писать там сценарий этого дурацкого кино-сериала «Марш времен» о «Летучих тиграх» в Бирме. Две недели работы, сто пятьдесят тысяч долларов. Но я сказал им «нет», поскольку считаю, что «Хитрое дело» намного важнее.
Браден посмотрел снизу вверх на нависшего над ним гиганта.
— Понимаю, Эрнест, — мягким голосом произнес он. — Мы тоже считаем, что это важное дело. Чтобы получить разрешение, я должен переговорить с кубинским премьер-министром, но это чистая формальность. Госдепартамент и ФБР уже одобрили твой план.
Хемингуэй кивнул, улыбнулся и сел в свое кресло.
— Отлично, — сказал он. — Отлично.
— Но есть два условия, — произнес Браден, вновь заглядывая в бумаги на своем столе, как будто эти условия были напечатаны там.
— Как скажете, — отозвался Хемингуэй, удобно откидываясь на спинку кресла.
— Во-первых, — заговорил Браден, — ты будешь посылать мне донесения. Они могут быть короткими, но должны поступать еженедельно. Боб и Эллис устроят так, чтобы ты встречался с ними с глазу на глаз... так, чтобы вас никто не видел.
— В моем кабинете на четвертом этаже есть запасной выход, Эрнест. Ты можешь входить через магазин на углу, и никто не будет знать, что ты находишься в посольстве.
— Прекрасно, — ответил Хемингуэй. — Можно считать, что мы уладили это.
Браден кивнул.
— Во-вторых, — негромко сказал он, — тебе придется взять в свою команду господина Лукаса.
— Вот как? — Все еще улыбаясь, Хемингуэй посмотрел на меня ледяным пронизывающим взглядом. — Это еще зачем?
— Джо консультирует Госдепартамент по вопросам контрразведки, — объяснил Браден. — Он прекрасный практический работник. Я встречался с ним в Колумбии, Эрнест. Он был очень полезен там.
Хемингуэй продолжал буравить меня взглядом.
— И чем же он может оказаться полезен «здесь», Спруилл? — Не дождавшись ответа посла, Хемингуэй обратился ко мне:
— Вам знакома Куба, господин Лукас?
— Нет, — ответил я.
— Бывали здесь когда-нибудь?
— Ни разу.
— Habia usted espanol <Говорите по-испански?>?
— Si, — ответил я. — Un poco <Да, немного.>.
— Un poco, — с легким презрением повторил Хемингуэй. — Вы носите с собой пистолет, господин Лукас?
— Нет.
— Знаете, как из него стрелять?
— Теоретически, — сказал я и пожал плечами. Мне не хотелось продолжать это собеседование при приеме на работу.
Видимо, посол разделял мои чувства, потому что он сказал:
— Это второе и последнее условие, Эрнест. В Госдепе настаивают на нем. Им нужен связной.
— Связной, — произнес Хемингуэй, смакуя слово, будто какое-нибудь французское ругательство. — И перед кем ты будешь отчитываться, Джо?.. Я могу называть тебя по имени?
Я улыбнулся.
— Только перед вами. По крайней мере до завершения операции. Потом я составлю рапорт для начальства.
— Рапорт, — повторил писатель, посерьезнев.
— Да, рапорт, — сказал я.
Хемингуэй потер нижнюю губу костяшкой пальца.
— Значит, ты никому не будешь докладывать, пока мы работаем вместе?
Я покачал головой.
— Это входит в твои обязанности, Эрнест, — сказал Браден. — Ты будешь иметь дело с Бобом и Эллисом... либо связываться непосредственно со мной, если того потребуют обстоятельства. Джо Лукас будет твоим заместителем... впрочем, можешь распоряжаться им по своему усмотрению.
Хемингуэй рывком поднялся на ноги и подошел ко мне.
Нависнув надо мной, он потребовал:
— Покажи мне свои руки, Джо.
Я протянул руки.
Хемингуэй повернул их к себе ладонями, потом тыльной стороной.
— Ты занимался настоящим делом, Джо. Не просто отстукивал на машинке доклады. Вот эти пятна, наверное, старые ожоги?
Я кивнул.
— Умеешь ходить на малых судах?
— Довольно неплохо, — ответил я.
Хемингуэй выпустил мои руки и повернулся к послу.
— Так и быть, — сказал он. — Я принимаю ваши условия и нового члена команды. Когда я могу начать свое «Хитрое дело», Спруилл?
— Может быть, завтра?
Хемингуэй широко улыбнулся.
— Может быть, сегодня? — Он быстрым легким шагом двинулся к выходу. — Боб и Эллис, я угощаю вас выпивкой за обедом... Джо, где ты остановился?
— В «Амбос Мундос», — ответил я.
Писатель кивнул.
— Я жил там когда-то. Написал там большую часть чертовски хорошей книги. Но ты там больше не живешь, Джо.
— Не живу?
Он покачал головой.
— Если ты хочешь участвовать в «Хитром деле», должен поселиться в нашей штаб-квартире. Собирай свои вещи. Я заеду за тобой примерно в три часа. Поживешь в усадьбе, пока мы не переловим немецких шпионов или не устанем друг от Друга. — Хемингуэй кивнул послу и вышел.
Глава 6
Выйдя из посольства, я отправился в долгий путь до отеля «Амбос Мундос», пробираясь по улочкам Старой Гаваны. Я купил в табачном киоске газету, прошагал до портового шоссе и спустился по улице Обиспо. За мной следили.
В девяти кварталах от отеля я увидел черный «Линкольн», остановившийся у обочины. Из машины выбрались Эрнест Хемингуэй, Боб Джойс и Эллис Бриггз. Они вошли в бар «Флоридита». Еще не было одиннадцати утра. Я бросил взгляд в стекло витрины, убеждаясь в том, что «хвост» по-прежнему идет за мной, выдерживая дистанцию в половину квартала, после чего свернул с Обиспо направо и еще раз — по направлению к порту. Человек тоже повернул. Он был настоящим профессионалом, все время держался за спинами прохожих и не смотрел на меня, но было видно, что ему безразлично, знаю я о его присутствии или нет.
Миновав площадь кафедрального собора, я вошел в бар «Ла Бодегида дель Медио» и занял место у открытого окна, выходящего на улицу. Человек, шедший за мной, остановился напротив, облокотился о подоконник, развернул выпуск «Диарио де ла Марина» и углубился в чтение. Его голова находилась в половине метра от меня. Я рассматривал медно-рыжие волосы на его подбритой шее и линию над белым воротником его рубашки там, где заканчивался темный загар.
Ко мне подбежал официант.
— Un mojito, рог favor, — попросил я.
Официант вернулся к стойке бара. Я раскрыл свою газету и принялся изучать таблицы боксерских поединков в Штатах.
— Чем все закончилось? — спросил человек за окном.
— Хемингуэй добился своего, — ответил я. — Сегодня после обеда он перевезет меня к себе на финку. Я буду жить там.
Человек кивнул и перелистнул газету. Его широкополая шляпа была глубоко надвинута на лицо, прикрывая даже щеки и подбородок, видневшиеся в тени. Он курил кубинскую сигарету.
— Связь через явочный дом, — сказал я. — По условленному расписанию.
Дельгадо вновь кивнул, выбросил окурок, сложил газету, отвернулся от меня и произнес:
— Присматривай за писателем. «Era un saco de madarrias». — С этими словами он ушел.
Официант принес «mojito», который Дельгадо порекомендовал мне накануне вечером — коктейль из рома, сахара, льда, воды и мяты. У него был вкус лошадиной мочи, и вообще я редко пью до полудня. «Era un saco madarrias». Непростой парень. Что ж, посмотрим.
Я оставил бокал на столе и зашагал по улице Обиспо к своему отелю.
* * *
Я встретился с Дельгадо вчера вечером. Покинув отель «Амбос Мундос», я пешком добрался до бедного района Старой Гаваны, где многоквартирные дома уступали место хижинам.
В зарослях носились цыплята и полуголые ребятишки, ныряя в прорехи некрашеных оград. Я узнал явочный дом по описанию, которое содержалось в инструкциях, нашел ключ под покосившимся крыльцом и вошел внутрь. Там царила непроглядная темнота и не было электричества. Я ощупью отыскал стол, который должен был стоять в центре комнаты, нашарил на нем металлическую лампу и поджег фитиль зажигалкой. Свет был тусклый, но после темноты в доме и снаружи он резал глаза.
Человек сидел в четырех шагах от меня, развернув задом наперед старое деревянное кресло и небрежно положив руки на его спинку. В правой ладони он сжимал длинноствольный «смит-и-вессон». Его дуло было направлено мне в лицо.
