В темноте, не доходя двух верст до указанного для ночевки села, полк остановил истекающий кровью боец. Он передал, что Махно порубил всех квартирьеров и разогнал разведку.
Полк ощупью вошел в село и после долгих поисков узнал от ускользнувшего в темноте от бандитов мальчишки-трубача, что банда пошла на север.
Командир полка двинулся до следам, послав донесение командиру бригады.
У Махно пятьсот сабель и десятка два пулеметов, а в полку триста бойцов и пятнадцать пулеметов.
Двигаясь с остановками, прощупывая каждый домишко хуторов и деревень, полк на рассвете увидел в километре от себя всю банду. Началось преследование.
Ехать можно только дорогой: направо и налево от дороги пахоть. Банда остановится — полк развернется для атаки. Банда двинется дальше — полк снова соберется по пахоти и на дорогу и преследует в колонне.
У банды кони движутся спокойно, а у полка мотаются по пашне вправо и влево.
Так разворачивался и свертывался полк раз десять. Лошадей замучили вконец.
Ближе и ближе банда. Вот-вот решительный бросок, и победа обеспечена. Впереди на пути река с болотистыми берегами, через нее мост, а за мостом высота. Махновцы в панике бросились к мостику, перескочили на другую сторону реки и скрылись в беспорядке за бугром.
Командир полка, вместо того чтобы разведать, что делается за бугром, и пулеметами обеспечить переправу, приказал эскадронам броситься в преследование.
И вот, когда два эскадрона и пулеметы выскочили на другую сторону реки и стали карьером подниматься в гору, на них из-за бугра выскочили в атаку три сотни бандитов на отдохнувших лошадях, заранее ждавших банду в этом месте.
Эскадроны полка повернули назад к мосту.
Гришин вместе с первой волной атаки перехлестнул мосток и бросился к гребню высоты. Вместе с сотней бойцов, увлекаемый обвалом людей и лошадей, скакал назад к мосту.
На мосту билось в судорогах месиво тачанок, лошадей и людей.
Мелькнула мысль: «вплавь через реку», но сейчас же улетучилась: крутой берег, сломаешь лошадь.
Рука инстинктивно потянула повод.
«Надо скакать вдоль реки», — подсказали глаза и мозг.
Части полка, преследуемые бандой, скакали по другой стороне реки, постепенно исчезая в зеленой дымке горизонта. На мосту и перед мостом несколько десятков бандитов добивали не успевших ускакать бойцов полка.
За Гришиным никто не гнался. Он перешел из галопа в рысь. Лошадь, отфыркиваясь, пошла спокойной четкой рысью.
«Как перебраться через реку?» — думал Гришин, напрасно рыская глазами вдоль крутого берега.
Берег стоял над водой, как крепость.
Река пошла влево, повернув за собой и дорогу. Место боя спряталось за поворотом.
Впереди в полукилометре вырос лес. Дорога вела прямо в него.
«В лесу немного передохну и буду искать брод через реку», — решил Гришин, толкнув шенкелями лошадь. Она, навострив уши, охотно перешла в галоп.
«Не лошадь, а золото! Сколько отмахала сегодня. И хоть бы что!» — подумал Гришин, похлопав Орленка по шее.
Лес уже близок. Конь резко остановился и, высоко закинув голову, тихо заржал.
«Кто-то навстречу едет», — подумал Гришин.
Из леса выскочило навстречу десятка два конных.
«Банда!» — успел подумать Гришин, в одну секунду повернув лошадь влево вдоль опушки леса.
Выехавшие из леса бандиты, увидев всадника, сначала не сообразили, в чем здесь дело. Потом с гиканьем бросились в погоню за Гришиным.
Гришин прильнул к луке, отдав повод лошади.
Орленок летел, как на крыльях, упруго выбрасывая вперед ноги. Впереди болотистая равнина, поросшая низким кустарником.
Шея Орленка покрылась испариной, позолотив шерсть и повиснув блестящими капельками на подбородке.
«Только не споткнись… не упади…» — думал Гришин, направляя Орленка к опушке леса.
Под копытами Орленка зачавкала грязь.
«Болото». — сообразил Гришин, круто остановив лошадь.
Оглянулся назад… В пятистах шагах скакали преследователи. Гришин метнулся вправо, к лесу. Чавканье под ногами лошади прекратилось.
— Стой! Стой! — раздались крики бандитов.
— Не уйдешь!.. Стой!.. — вопили сиплые голоса.
Гришин повернул Орленка снова вдоль опушки и поехал галопом. Над головой взвизгнуло несколько пуль.
Орленок уверенно махал по опушке, перепрыгивая через встречавшийся мелкий кустарник.
Как это случилось: Гришин не успел сообразить. Со всего маха Орленок полетел через голову, увлекая за собой Гришина.
Вскочил… Бандиты отстали. Кричат и понукают измученных лошадей, плетущихся рысью.
Гришин подбежал к лежащему коню.
Орленок стоял на коленях. Обе передние ноги были сломаны. Из глаз лошади бежали крупные слезы.
«Пропал! Скорее в лес», — билась у Гришина мысль.
При падении вылетела в кустарник винтовка и оборвался висевший на шнурке револьвер.
«Обезоружен… Скорее в лес…»
Бросился Гришин к опушке. Добежал до крайних деревьев, хотел пригнуться за кустарник и замести след, но упал. Пуля перебила ниже локтя правую руку. Сознания не потерял и полез в кустарник.
— Ищи, издесь он сховался!.. Я бачил, як вин схилився! — кричали преследователи.
«Знакомый голос. Где я слышал его? — думал Гришин, сидя в кустарнике.
Перед кустарником, закрывшим раненого, раздался топот нескольких лошадей.
— Бачишь кровь?.. Здесь вин! Здесь!.. — наперебой кричали бандиты.
— Вылазь, стерва! Стрелять будем!
По кустарнику взвизгнула пули. Кустарник рубили клинками. Расчистили и увидели лежащего Гришина. Выволокли на опушку леса.
— Вставай, стерва! Дай ему клинком в зубы!
Гришин встал. Кругом стояли восемь бандитов. Он обвел глазами лица тяжело дышащих людей и… отступил на шаг.
— Сыч!.. — закричал он изумленно. На него смотрели, не мигая, серые выпуклые глаза. Движение было быстрее мысли. Гришин с прыжка взметнул ногой и изо всей силы ударил Сыча носком сапога вверх между ног.
Как сноп, густо икнув, рухнул Сыч. Не шевельнулся на траве, выкатив белки глаз.
В то же мгновение бандиты ринулись на Гришина. На одну сотую долю секунды мелькнули, опрокидываясь, верхушки деревьев, потом исчезло все.
*
Всю ночь у моста и по полю собирали убитых и раненых. Среди санитаров, фельдшеров и врачей был и командир бригады.
Молча наклонялся он с фонарем к трупам, переворачивал на спину уткнувшихся лицом в землю, обтирал кровь с рассеченных лиц и… внимательно рассматривал убитых. Обошел все поле. Прошел несколько раз к мосту, у которого складывали трупы. Смотрел под мост, пытаясь фонарем осветить темноту под кучей правого берега, под устоями моста.
Утром в шесть часов уснувшего сидя за столом комбрига разбудил адъютант.
— Товарищ командир, из опроса пленного бандита установлено, что часть банды, человек в двадцать пять, вчера гонялась за кем-то из наших и зарубила его в лесу. Надо послать кого-нибудь найти убитого.
Вскочил комбриг.
— Давайте легковую и броневик! Я сам поеду! — приказал хриплым неповинующимся голосом.
Взятый в плен бандит привел к месту последнего боя Гришина.
Комбригу достаточно было взглянуть на пристреленного Орленка, чтобы понять все.
На опушке один на другом лежали два трупа. Верхний с изуродованной клинками головой, а нижний совершенно целый, но облитый кровью и посиневший.
Комбриг узнал Гришина с первого взгляда.
Зашатался огромный, как пещерный медведь, человек. Шумно набрал в грудь воздух и со свистом выдохнул. Пошатываясь, подошел к трупам и наклонился.
Гимнастерка, пояс, патронташ, каштановые вьющиеся волосы…
— Да это наш Гришин! — сказал шофер.
— Что с вами, товарищ командир? Лицо-то прямо потеряли, — испуганно спросил он.
Командир ответил с трудом.
— Ни-и-чего, пройдет… А кто под ним-то лежит?
Шофер наклонился, долго рассматривал, а потом закричал:
— Он, убей бог, он! Товарищ командир, да это тот самый, который с офицером польским сбежал… Да как его? Ах ты, чорт… Сыч! Сыч!
Комбриг оттолкнул шофера.
— Сыч? — Осветил голову нижнего. — Да, Сыч! — вздохнул Нагорный. — Все искал его… вот и… нашел…
В двенадцать часов дня бригада хоронила своих бойцов и командиров, погибших в бою с бандой.
За пятьюдесятью наспех сколоченными гробами двигалась пешком тысяча бойцов, командиры и политруки бригады.
Отливая на солнце ярко начищенной медью, блестели трубы оркестров, игравших похоронный марш.
Пятьдесят гробов поставили на свежевыкопанной земле кругом огромной ямы, посреди сельской площади.
На холм к гробу Гришина поднялся командир бригады. Замерла площадь. Подвинулись ближе к могиле сотни бойцов.
