В этот момент запищал телефон. Охранник снял трубку, и лицо его вытянулось. Потом и сам он вытянулся в струнку:
— Есть! Так точно! Слушаюсь!
Он уставился на меня и подобострастно сказал:
— Проезжайте, пожалуйста. Сидор Михайлович вас ждут.
Я был в недоумении. Что такое? Мое имя так широко известно, что открывает любые двери?
— Нас впускают, — сказал я Сгорбышу. — Будь начеку. Я попытаюсь обольстить директора и вытащить его из кабинета. А ты сделаешь снимки. Если фирма не отдаст нам пятьдесят процентов от того, что им заплатила блондинка, я порву фотографии на мелкие кусочки.
— Все понял, сынок. Ты — гений! — восхищенно произнес Сгорбыш.
Я еще не осознал, гений я или идиот. И как теперь выкручиваться? В это время ворота перед нами открылись, и мы въехали на территорию комбината. Охранник махнул рукой, показывая, где можно припарковаться.
Мы шли к зданию, где был расположен офис, и Сгорбыш на всякий случай сделал несколько снимков. «Умно, — подумал я. — Если мы не натянем на фотоальбом, дополним портреты пейзажами. И пусть она докажет, что юбиляру это не приятно».
В приемной нас ждала взволнованная секретарша. Я подумал, что так встречают министра, в крайнем случае, его зама. Что произошло?
— Леонид Андреевич? — спросила она.
Я кивнул.
— Вас ждут. Проходите, пожалуйста.
Я понял, что в кабинет директора войду один. Моя задача выманить хозяина оттуда и ненавязчиво подставить под объектив. Сгорбыш — мастер своего дела. Он изловчится, и нужные снимки будут у нас в кармане. Надо лишь вытащить директора из кабинета. Я решил придерживаться тактике «помолчишь — за умного сойдешь». Сидор Михайлович сам мне расскажет, почему он так рад меня видеть.
Итак, я вошел, а Сгорбыш остался в приемной. Из-за стола навстречу мне поднялся высокий жилистый старик. Песок из него не сыпался, а по крепкому рукопожатию я понял, что эта рука в ладах не только с удилищем, но и с теннисной ракеткой. Предложить ему партию в теннис? Я умею красиво проигрывать, ничто не ценится больше.
— Рад, очень рад, — сказал Сидор Михайлович, крепко пожав мою руку. Я ожидал, что он спросит: «Какими судьбами?» Но он поинтересовался: — Как здоровье отца?
— Спасибо, он в добром здравии.
Сидор Михайлович посмотрел на меня с любопытством и сказал:
— А не похож! Нет! Не похож!
— Я похож на мать, — сдержанно ответил я.
— Как же, как же! Наслышан! Нуте-с?
Я растерялся. Надо бы объяснить причину моего визита. Он принял меня лишь потому, что знает моего отца. А кто ж его не знает? И что теперь делать?
— Я хотел бы пригласить вас в гости. Поддержать так, сказать, знакомство.
— А! — возбужденно сказал он. — А почему Андрей Валентинович сам не позвонил?
Андрей Валентинович Петровский, как вы уже догадались, мой отец. Я напряженно раздумывал, как объясню ему визит директора комбината и его жены. Особняки на Рублевке в десяти километрах друг от друга — это еще не повод для дружбы взасос. К тому же наш гораздо ближе к светилу. Но Сидор Михайлович не дал мне ничего сказать. Вскочил и возбужденно прошелся взад-вперед по своему огромному кабинету:
— Понимаю. Все понимаю. Какой умнейший человек! Талантливый бизнесмен! А руководитель? Какой размах!
Он принялся нахваливать моего отца. Я согласно кивал. Потом рассыпался в ответных любезностях. Мол, комбинат процветает, на территории порядок, а секретарша — прелесть. Он осклабился:
— Что есть, то есть. Хорошо, жена не знает.
— Есть вещи, о которых женам знать не положено, — выпалил я.
— А сам-то? Женат? — подмигнул Сидор Михайлович.
— Нет.
— Что так?
— Жду подходящую партию.
— Это правильно. С женитьбой спешить не надо. Я вот тоже, по молодости да по глупости. Поспешил. Сейчас вторым браком. Молоденькую взял.
«За каким же чертом ты ей изменяешь?» — подумал я, ослепительно улыбаясь. Потом слегка подлизался:
— У вас скоро юбилей. Я слышал: семьдесят. Ни за что не скажешь! Отлично выглядите! Я бы даже предложил вам партию в теннис, несмотря на то что моложе в два раза.
— За чем же дело стало? — оживился он. — Конечно, сыграем!
Я понял, что это приглашение. Вот будет весело, если на юбилее мы встретимся с блондинкой!
— Ну, пойдем, — сказал Сидор Михайлович и первым направился к дверям.
Я не верил своему счастью. Он что, хочет показать мне комбинат?! Какая удача! В приемной друг против друга сидели хорошенькая секретарша и мрачный папаша Горб. Фотограф угрюмо молчал, а она бойко стучала по клавиатуре. Увидев нас, и он, и она одновременно вскочили.
— Это Викуся, девочка моя, — ласково отрекомендовал Сидор Михайлович.
— Сопровождающий, — представил я Сгорбыша.
Директора комбината это ничуть не удивило. Я ж персона! Мне положена свита. Викуся призывно смотрела на меня и мило улыбалась. Но я был на работе. Меня сейчас интересовали не хорошенькие женщины, а дымящиеся трубы. Сидор Михайлович лично показывал мне комбинат, заостряя внимание почему-то на теплосети. Уж не думает ли он продать львиную долю акций моему отцу?
— Все разрешения имеются, трубы заменили, котельная может дать больше мощностей, — соловьем заливался Сидор Михайлович.
Сгорбыш беспрепятственно сделал нужные снимки. Когда директор заметил это, он даже поощрил:
— Вот правильно. Надо снимать. Все в полном порядке, зачем мне лукавить?
В общем, я едва от него отделался. На прощание Сидор Михайлович долго тряс мою руку. Пришлось повторить приглашение:
— Ну, так мы вас ждем.
— Великолепно!
За проходной Сгорбыш усмехнулся и спросил:
— Ну и как ты теперь выкрутишься?
— Придумаю что-нибудь, — беспечно сказал я, а потом спохватился: а что, собственно, имел в виду Сгорбыш?
— Ты, должно быть, пообещал ему первую полосу в газете с многомиллионым тиражом, — пояснил тот. — Или телеэфир на халяву. А, сынок?
— Это моя печаль.
— Я ж говорил: все дело в твоей дьявольской улыбке.
Дело было в том, что я поступил нехорошо. И мне надо поставить в известность родителей. Мать, конечно, простит, зато отец не одобрит. Ладно бы я сделал это за большие деньги. Но гонорар-то копеечный! Мне предстоял серьезный разговор, который лучше не откладывать в долгий ящик. Но и этот день еще был не закончен.
Мы отъехали на безопасное расстояние и стали ждать. Вскоре Сидор Михайлович поехал обедать. Или на переговоры. Во всяком случае, он направился в ресторан. Благодаря безумному количеству машин в Москве нам удалось за ним проследить. Вот если бы я был на красном «Порше», появились бы проблемы. Такая машина в любой пробке заметна.
Сидор Михайлович отпустил «БМВ» с личным шофером и вошел в ресторан, а мы остались снаружи. Я все гадал: запомнил он Сгорбыша или же нет? Может фотограф войти внутрь и сделать пару снимков по теме: «Юбиляр за обедом»? Нет, это нереально. Никто не разрешит снимать в ресторане. Фешенебельное заведение, полно охраны. Оставалось ждать. Вскоре к ресторану подъехал новенький «Мерседес»-купе, и из него выпорхнула юная красивая шатенка. Я почувствовал толчок в самое сердце и шепнул Сгорбышу:
— Снимай.
— Ты думаешь…
Я молча кивнул. Что-то мне подсказывало: войдя в ресторан, шатенка направится прямиком к тому столику, за которым сидел Сидор Михайлович. На всякий случай Сгорбыш щелкнул и ее машину.
Я настроился на долгое ожидание. Если это любовница, то ворковать они будут долго. В отдельном кабинете, под хорошую закуску. Но к моему удивлению, обед не затянулся. Минут через сорок они вышли из ресторана вместе. Рука об руку. Сидор Михайлович сел в машину шатенки. Я был уверен, что они едут в уютное гнездышко, и гадал: как поступить? Надо нам это снимать или не надо? Мы все-таки двинули следом. К моему удивлению, они поехали не на квартиру к ней, а в магазин. И не в один. А выбирали… Мужскую одежду!
Сгорбышу удалось заснять через стеклянную витрину, как Сидор Михайлович примеряет костюм. Потом директор комбината долго выбирал ботинки. Галстук же тщательно подбирала шатенка. А потом они поехали в ювелирный. Видимо, она потребовала компенсацию за хлопоты. Я было подумал, что Сидор Михайлович нанял стилиста. Но он так нежно гладил ручку шатенки! И что-то ласково шептал ей на ушко, отодвинув каштановую прядь. А она так мило щебетала! И все время называла его «дорогой». Если они не спят вместе, то я монах! Ай да Сидор Михайлович! Ай да папаша! Семьдесят лет! Дай бог и мне иметь такую прыть в его-то годы!
В общем, мы сняли немало интересного. Домой к шатенке он так и не поехал. Часа через три пара вновь зашла в ресторан, откуда Сидор Михайлович вызвал служебную машину. Из ресторана шатенка поехала в неизвестном направлении, а он — на Рублевку. Часам к семи вечера мы все туда добрались. Я подумал: а не зайти ли домой? Какой смысл возвращаться в Москву, а потом вновь ехать сюда — объясняться с отцом? Я стал придумывать план, как мне отправить Сгорбыша в Москву, а самому остаться.
