— Марти… Ты только что видел снеговика. Это что — холодный расчет?
Он больше не мог выдерживать ее напор, налил себе еще виски и подошел к окну.
Пауза помогла Юдит собраться с мыслями. Что же именно из записанного на пленке так взбесило его? Начало, где она сетовала на свою участь несчастной женщины? Все остальное, ясно, тоже не подарок для Мартина. Он наверняка решил, что она собралась состряпать из этого скандальное интервью. Но как ему могло прийти в голову такое после того, что произошло между ними ночью?!
И что заставило его залезть в ридикюль? Разве это любовь — скорее ревность! Надо выяснить раз и навсегда.
Тихим, ровным голосом она промолвила:
— Прости за навязчивость, но для меня это важно. Зачем ты открыл мою сумочку?
Мартин резко обернулся, все еще охваченный гневом, но промолчал.
— Ладно же! Снова не утруждаешь себя ответом! Как же нам жить дальше, после свадьбы, если сейчас ты не изволишь хотя бы раскрыть рот! Кто-то совсем недавно устроил целую сцену на тему о недоверии и незрелости…
— А если я скажу, что уронил мыло в твою сумку — ведь она была открыта, — бесстрастно перебил Мартин.
— Ха! Придумай что-нибудь поостроумнее, — парировала Юдит.
— Как это ни нелепо, но, клянусь, правда. Чертово мыло выскользнуло из моих рук и упало прямо в твою сумочку. Когда я брал его, то наткнулся на диктофон. Вообрази, как глупеют от счастья: я решил записать тебе на пленку послание — ну, как я люблю, как счастлив и что все недоразумения позади.
— О, Марти… — дрожащим голосом перебила она, готовая разразиться слезами.
— Но я нажал не на ту клавишу и услышал твои жалкие и глупые угрозы…
— Господи, Мартин, неужели ты решил, что мне придет в голову осуществить их? Ведь я вся бурлила от ярости и просто хотела выговориться. Какая чепуха, какой вздор! Болтовня испуганной и обиженной девчонки, а ты принял всерьез…
— Девчонки? Нет, расчетливой интриганки! Какая низость с твоей стороны!
— Посмотри лучше на себя! Что ты тут мне устроил! Месть, плен и изнасилование!
— Изнасилование? У тебя разыгралась фантазия, девочка моя!
— А у тебя — гормоны! Иди спи со своей соседкой.
Юдит пустилась во все тяжкие и понесла полную околесицу. Мартин не пытался возражать и не остановил ее, когда она в бешенстве вылетела из комнаты, хлопнув дверью изо всех сил. Кроме кухни, однако, она никуда убежать не могла. Ноги Юдит дрожали, она вся ослабела, к глазам подступали слезы отчаяния.
Она поднялась в кухню, подошла к мойке и дала волю эмоциям. Юдит горько рыдала, как маленькая девочка, пока не выплакалась. Полчаса назад казалось, что все позади, проблемы решены и впереди безоблачное счастье. Прошлое ослабило мертвую хватку, и она примирилась с тем, что невозможно изменить. Она выкинула из головы сомнения насчет Линды, поступив как взрослый, зрелый человек. Но сегодня все рухнуло из-за идиотской записи.
Но почему, почему Марти не прислушался к ее словам? Если бы он действительно любил ее, то спокойно выслушал, а потом бы они все обсудили. Почему же, требуя от нее безоговорочной веры, он сам не верит ей?
— О, нет, — простонала она, закусив губу. История повторяется. Год назад он не захотел объясниться, а она просто вылила на него свои подозрения и, не удовлетворившись его уверениями, хлопнула дверью. Но ведь и до сих пор никакого объяснения не последовало. Юдит думала, что это теперь не имеет значения, но все оказалось как раз наоборот.
Наконец решившись, она сварила кофе, вытерла глаза и вошла с мягкой улыбкой.
— Ну, ты удивил, — заявила Юдит, поставив серебряный поднос на журнальный столик у дивана, где сидел Мартин, просматривая целый ворох бумаг.
— Чем? — безучастно поинтересовался он.
Мартин уже успокоился и выглядел деловитым и бесстрастным боссом, занятым важными делами.
— Опять взялся за работу. Настроение у тебя меняется каждую секунду. Можно представить, насколько глубоки твои переживания.
— На себя посмотри! Вероятно, твои эмоции — тонкие, как паутинка. Как паутина черной вдовы[1], можно сказать. Подкрадывается и жалит насмерть.
Недрогнувшей рукой Юдит налила кофе. Не теряй головы, приказала она себе. Надо оставаться взрослой, рассудительной и хладнокровной. Мартин еще пожалеет, что он влез к ней не только в сумочку, но и в душу!
Юдит протянула ему фарфоровую чашку, и он взял из ее рук драгоценное произведение севрских мастеров времен Марии Антуанетты. Столь же прекрасен был и горячий напиток из зерен, выращенных чернокожими африканцами. Юдит расположилась в кресле поодаль, сесть рядом было бы слишком назойливо.
— Послушай меня, Марти. Мне много надо тебе сказать и кое-что сравнить…
— Не будем терять время, Юдит, твое и мое. Решение принято и…
— Это твое решение, а не мое. Сейчас важно то, что решаю я, а не ты, дорогой. За этот год я многое усвоила, и все это очень пригодилось сегодня. Ты был прав во многом и совершенно не прав в одном!
— Наверное, не стоит обсуждать, в чем именно? — самым безразличным тоном процедил Мартин.
Спокойно, сказала себе Юдит, отхлебнув кофе. Сила, созревшая в зернах под яркими лучами африканского солнца, разлилась по ее жилам, подстегнула мозг.
— Ведь я люблю тебя, Мартин, — собравшись с духом, выпалила она, молясь о том, чтобы он не рассмеялся ей в лицо. Его насмешка погубила бы все. — Я также верю, что и ты любишь меня, и поэтому нам надо разобраться.
— Юдит, это зашло слишком далеко. Это непоправимо, твои действия непростительны…
— В свое время ты не счел нужным объясниться. Это привело к году разлуки. Дай же мне объясниться. Прошу лишь выслушать меня.
Она встала и начала ходить по мягкому персидскому ковру, пытаясь контролировать свои эмоции. Мартин весь напрягся.
— Я бы никогда не злоупотребила твоим доверием, Марти, и не дала бы ход этим материалам. Что бы ты ни сделал со мной — унижение, месть, измена, — я бы не ответила предательством и подлостью, особенно после сегодняшней ночи.
— Но сначала ты как раз собиралась… Послушай свою запись, — проворчал Мартин.
— Эта запись — от обиды и ярости, разве не понятно? Ты запер меня, оскорбил, издевался. И находиться здесь после года разлуки нелегко, но видеть у тебя какую-то женщину… Добавь сюда ревность, неуверенность и сомнения. Диктофон всегда со мной, это мой хлеб. Естественно, я уцепилась за него, как за спасательный круг, увидев, что Дастин уезжает. Я приготовилась к худшему, собираясь отплатить тебе. Но ты же должен все понять, услышав конец записи, и осознать, как я люблю тебя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
