Ренни не была готова к той панике, которая ее обуяла в первый же день работы. Судья была достаточно мила, но что у нее спросить?
— Как это быть судьей? — спросила она.
— А как это вообще, быть кем-то? — вопросом на вопрос ответила судья, которая была только на год старше Ренни. Она улыбнулась. — Это работа. Я ее люблю.
У судьи было двое прекрасных детей и обожающий ее муж, которого совсем не волновало, как она проводит время в суде, поскольку был вполне удовлетворен своей собственной работой. Жили они в очаровательном доме. Ренни не могла придраться к этому дому, наполненному картинками многообещающих молодых художников; сфотографироваться судья решила перед одной из них. С каждым новым вопросом Ренни чувствовала себя все более молодой, бессловесной и беспомощной. Судья имела все, и Ренни начинала это рассматривать как личное оскорбление.
— Я не могу это написать, — сказала она редактору «Пандоры». Редактора звали Типпи, она была приятельницей Ренни. Когда она открывала рот, речь из нее сыпалась с телеграфной частотой.
— Она сдвинута на том, чтобы все держать в своих руках, — сказала Типпи. Она держит интервью под контролем. Тебе надо все перевернуть, сместить огонь на нее. Наши читатели хотят видеть в них людей; несколько трещин в броне, немного человеческой боли. Неужели ей не приходилось страдать по пути наверх?
— Я у нее спрашивала, — сказала Ренни. — Нет, не приходилось.
— Что тебе надо сделать, — сказала Типпи, — это спросить, нельзя ли тебе поболтаться с нею рядом. Ходи за ней целый день. Где-то там зарыт сюжет. Как она ощущает себя со своим мужем в постели, ты ее спрашивала? Раскопай ее подноготную, вдавайся в мельчайшие детали, имеет значение все, что накручено у них внутри. Что она испытывает в постели наслаждение или любовь, — это существенно. К ним надо подольше цепляться и рано или поздно они расколятся. Тебе нужно копать. Нет, не в поисках грязи, раскапывай только то, что есть.
Ренни взглянула через грязный стол на такую же грязную Типпи. Она была на десять лет старше Ренни, с жирной нездоровой кожей, под глазами мешки. Она курила сигареты одну за другой и пила слишком много кофе. Носила зеленое, что ей не шло. Она была хорошей журналисткой, она выиграла все мыслимые премии прежде, чем стала редактором, а сейчас рассказывает Ренни, что надо лезть к другим людям в души. Женщина Успеха.
Ренни пошла домой. Она просмотрела, что уже написала про судью и решила, что; все-таки это и есть истина. Вытащила страницу и начала новую.
«Раньше профиль обычно обозначал изображение чьего-либо носа со стороны, — писала она. — Теперь он предполагает взгляд изнутри». Это все, чего она достигла.
Ренни берет свой фотоаппарат, на всякий случай. Она, конечно, не большой спец, и она это знает, но основам фотографии она заставила себя выучиться, поскольку убеждена, что это расширяет ее возможности. Если можешь и писать и снимать, то можешь попасть почти повсюду, по крайней мере, так говорят.
Она берет мимеографическую карту Квинстауна и туристическую брошюру со стола регистрации. «Святой Антонио и Святая Агата» гласит брошюра. «Откройте для себя наши солнечные острова-близнецы». На обложке изображена хохочущая загорелая белая женщина на пляже, одетая в цельнокройный купальник с полосой на груди. Рядом с ней на песке сидит чернокожий мужчина в большой соломенной шляпе и держит кокосовый орех с двумя торчащими из него соломинками. За ним прислоненное в дереву мачете. Он смотрит на нее, она смотрит в объектив.
— Когда это было отпечатано? — спрашивает Ренни.
— Мы получаем их из департамента по туризму, — отвечает женщина, сидящая за столом. — Это единственный образец.
Она англичанка и похожа на менеджера, а может она и есть владелица отеля. Ренни всегда устрашают такие женщины, женщины, которые могут носить защитного цвета тапочки на толстой подошве и лимонные синтетические юбки джерси, не подозревая о своей уродливости. Несомненно именно эта женщина в ответе за эти жуткие стулья в гостиной и запаршивевшие растения. Ренни завидует людям, которые не замечают Уродства: это дает им преимущество, их нельзя смутить.
— Как я поняла, вы пишите о путешествиях, — жестко говорит женщина. Такие, как вы, к нам обычно не приезжают. Вам надо побывать в Дрифтвуде.
Какое-то мгновение Ренни удивляется, откуда ей это известно, но потом вспоминает, что на ее регистрационной карточке, которая хранится в сейфе, значится «свободная журналистка». Не сложно догадаться. Женщина, видимо, хочет сказать, чтобы Ренни не рассчитывала на особое к себе отношение, так что просить скидку совершенно бессмысленно.
Отель располагается на втором этаже старого здания. Ренни спускается по внешней каменной лестнице, ступеньки которой посередине стерты, во внутренний дворик, пахнущий мочой и бензином, затем выходит через арку на улицу. Солнце бьет ей в глаза, как ветер, и она роется в сумочке в поисках очков. Она обнаруживает, что переступила через чьи-то ноги, брючины, из которых торчат голые ступни, но вниз не смотрит. Стоит на них посмотреть, они сразу чего-нибудь захотят. Она идет вдоль стены отеля, покрытой грязной, некогда белой, штукатуркой. На перекрестке она переходит через главную улицу, всю в выбоинах, в сточных канавах течет грязь. Машин не много. На другой стороне она видит строения с колоннами, колоннаду, похожую на те, что окружают zócalos в мексиканских городах. Трудно сказать, насколько они древние, это надо выяснить. В брошюрке сказано, что здесь, наряду с остальными завоевателями, побывали и испанцы. «Оставив после себя очаровательный налет Старой Испании», — так это обычно преподносится.
Она идет в тени, высматривая аптеку. Никто к ней не пристает, никто даже не смотрит в ее сторону, кроме маленького мальчика, который пытается продать ей несколько пятнистых бананов. Она расслабляется. В Мексике, когда она оставляла Джейка в отеле и предпринимала что-нибудь сама, ее преследовали мужчины, издававшие при этом причмокивающие звуки. Она покупает соломенную шляпу, чересчур дорогую, в магазине, где торгуют батиками и отделанными ракушками ожерелья из рыбьих позвонков. Там продают так же и чемоданы, поэтому магазин называется «Безделушки». «Неплохо», — думает Ренни. Она видит знакомые вывески: Шотландский Банк, Канадский Коммерческий Банк Империал. Здания банков новые, а окружающие их постройки старые.
В банке она разменивает дорожный чек. Неподалеку находится и аптека, тоже новенькая на вид, она заходит внутрь и спрашивает крем для загара.
— У нас есть Quaaludes, — предлагает продавец, пока она платит за крем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
