Современные словари литературного языка наречие нужно объясняют так: «надлежит, необходимо, следует, надо что-нибудь сделать»; а в качестве разговорного оно означает «требуется, необходимо иметь что-нибудь». Поэтому в эмоциональном, решительном высказывании оно и приобретает характер требования. Семантическая история слова нужно говорит нам прежде всего о том, что изменение значения отдельного слова не является обособленным. Оно неразрывно связано с изменениями в строе, системе значений того словарного круга, в который данное слово входит, с которым оно в семантическом отношении ближайшим образом связано.
В канцелярии и в поэзии
Слово забвение унаследовано русским языком из старославянского. Его отмечают уже в самых ранних памятниках русской письменности. Но это не слово-иноземец, а слово близкородственное, вначале вполне тождественное по семантике забыванию. Появление в языке двух слов, наделенных одним и тем же значением, обыкновенно приводит в тому, что одно из них утрачивается или получает иное значение. В данном случае произошло второе: забвение удержалось в русском языке, но приобрело несколько иной по сравнению с забыванием смысл. Слово забвение в семантическом отношении со временем несколько отдалилось и от слова забытые (или, позднее, забытьё), когда-то в полной мере совпадавшего с ним по значению, хотя и образованного от глагола забыти, а не от забывати, производным от которого является забывание. Однако с точки зрения семантики и в современном русском языке забвение, забывание и забытьё да конца не разграничены. В словаре литературного языка они определяются так: Забвение—1. Забывание чего-либо, пренебрежение чем-либо. 2. Состояние забывшегося; забытьё. Забывание — действие по глаголу забывать. Забытьё — дремотное состояние, полусон (Слов. Акад., IV, 1955). Совпадая порою в своих значениях, забвение, забывание и забытьё вполне разграничиваются по условиям и сферам употребления.
В русском языке немало слов, употребляемых только в литературной сфере и даже, более того, по преимуществу в поэзии. Одним из подобных «строгих» слов, не допускающих вольного с ними обращения, и является забвение. В противоположность словам вроде воздух, земля, человек, идти, высокий и т. п., приемлемых и в обыденной речи, и в науке, и в поэзии, забвение во многих случаях было бы не к месту. Несмотря на то, что слово забвение по обыкновению связывают с забывать, в наше время никто не скажет: не сделал чего-либо по забвению, а только — по забывчивости. Напротив, вместо предать забвению невозможно предать забыванию, хотя забывание и происходит от глагола забывати. Далее, легко заметить: забытьё в таком, например, выражении, как больной впал в забытьё, не тождественно забвению.
Листы старинных рукописей знакомят нас с другим забвением — семантической ровней слова забывание. Забвение было вполне приемлемым в официальной канцелярской переписке. «И яз, то все слыша от тебя, цесарского величества посла Миколая, все до государя своего, Шах Аббасова величества, без забвенья донесу», — уверял в конце XVI в. один дипломат другого[80]. Забвенье в этом уверенье — то же, что забыванье. Аналогичное значение несомненно и в другом случае. В 1707 г. «начальный» (начальствующий, главный) комедиант московского театра, не желая сполна платить актрисам за «спеванье по-немецки», утверждал вначале, что они находились «в действе» лишь полгода, а затем был приведен к признанию: «А что он в прежнем допросе сказал, бутто они в действе были тол(ь)ко полгода, и то он сказал в скорости з забвения и не справясь подлинно с своею запискою»[81]. В грамотках — частной переписке XVII–XVIII вв. встречаем просьбы к адресатам не оставить в забвении пишущих, где забвение также означает «забыванье»: «Челом государь бью за премногую твою… милость что ты по милости своей меня работника своего в забвение не учинил»; «И впред(ь) о том же у тебя государь милости прошу дабы своею милостию меня убогова в забвении не учинил», (Пам. XVII ст., 26, 86). Даже в начале XIX в. забвение «забыванье» было обычным. Так, Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный, толкует это слово приблизительно в том же духе: «Забвение… Непамятование; состояние того, у кого вышло что-нибудь из памяти, потеряние из памяти. Предать вражду, обиду забвению. Сделать упущение чего по забвению». Из того, что вместо предать забвению теперь невозможно предать забыванию, видно, насколько за полтора века изменились и смысл этого выражения и условия его употребления.
Почему легок на помине
Восклицанием легок на помине! встречают обыкновенно того, кого только что вспоминали, по-народному — поминали. Отсюда и старинное помин, задержавшееся в этом выражении да еще едва ли не в двух: и в помине нет, на помин души. А легок на подъем говорят о человеке, который легко «поднимается», когда ему необходимо пойти, поехать куда-либо, с готовностью берется за дело, проявляет решительность к действиям. И то и другое выражение в ходу в живой, разговорной речи. Оба они на первый взгляд одинаково ясны. Но если можно себе представить легкого на подъем человека (бывают и тяжелые на подъем), едва ли возможно уяснить, почему говорят легок на помине, а не как-нибудь иначе. Иными словами, в первом случае выражение мотивировано, или обоснованно, его образование поддается объяснению, во втором — не мотивировано, не поддается объяснению. Ни в современном русском литературном языке, ни в народных говорах объяснения не находим.
Обратимся к памятникам письменности, скажем, XVII в. Из них особенно любопытны грамотки, или письма. В грамотках, писанных близким людям, иногда довольно подробно рассказывалось о всех мелочах повседневной жизни, о событиях семейного круга, вроде крестин или именин, а по этому случаю родственников и друзей приглашали в гости. Вот как излагались эти приглашения. Некий Митька Яблочков писал своему «благодетелю»: «прошу государь милости твоей пожалуй не отставь моево прошения облехчись ко мне… именинои пирох скушать»; «прошу государь твоево жалованья, — взывал брянский помещик, — пожалуй дай свои очи видеть у меня в деревнишке Ревнах а я тебя государя буду дажидать к преидущему воскресенью пожалуй одолжи меня своим жалованьем пожалуй облехчись ко мне и о всем… перегаворим»; а в третьем письме читаем: «и естьли милость твоя ко мне будет изволь облегчитца февраля двадесятого числа» (Источн. XVII — нач. XVIII в., 20, 106, 173). Значение глагола облегчиться в подобном употреблении несколько разъясняет такая запись: «Пожалуй государь батюшка изволь облехчитца побывай у нас» (Там же, 196). Изволь облехчитца в этой записи, полагаем, можно толковать: «будь легок на подъем», «соберись» или «поспеши», потому что, собственно, просьбу приехать выражает форма побываи. Отмеченный здесь побудительный смысл угадывается в облегчитесь, знакомом когда-то тверским говорам и понимаемом в то время как «потрудитесь сделать что» (Даль, Слов.). Пожелание быть легким на подъем осознавалось и в качестве пожелания доброго, легкого пути, и глагол облегчиться приобрел значение «приехать легко, вскоре, немедля», а затем и просто «приехать, прибыть» и, далее, «прийти», как, например, в таком контексте:
«…Груздок сидел возле мостика, ловя в мутном омуте гольцов на удочку..
— Подь-ка поближе сюда! — крикнул ему Самоквасов.
— Сам облегчись, видишь, за делом сижу, — грубо ответил Груздок» (Мельников-Печерский, В лесах).
Когда облегчиться имело значение «приехать легко, вскоре, немедля», выражение легок на помине являлось мотивированным: кого-либо только что поминали, а он уж тут как тут — приехал, или облегчился, объявился легким на помине, а не как-нибудь иначе. За три столетия глагол облегчиться утратил подобное значение и выражение легок на помине потеряло свое обоснование, превратилось для наших современников в такое образование, внутреннее строение которого, несмотря на прозрачность построения и значения его составных частей, не поддается объяснению, короче, не мотивировано. Такова история присловья легок на помине — порождения бойкой народной мысли.