Я снова смотрю на нее, дуясь.
— А это обязательно?
— Ты ничего не обязана делать, — говорит она, покачивая бедрами и пятясь к танцполу. — Но ты упускаешь один из величайших жизненных опытов. — Затем она поднимает руки в воздух, когда достигает края танцпола, раскачиваясь под басовую песню. — Танцуй, как будто никто не смотрит! — кричит она, перекрикивая музыку, а потом начинает трясти головой, как обдолбанная панк-рок-цыпочка.
Я жду, что кто-нибудь посмеется над ней, но быстро понимаю, что никому нет дела до того, что делают другие. Все слишком сосредоточены на себе, как и я.
Поэтому, глубоко вздохнув, я выпиваю свою порцию и неуверенно направляюсь к танцполу.
Мне требуется несколько минут, чтобы согреться и расслабиться, но я добираюсь. В танцах есть что-то бодрящее, как будто завтра не наступит. С каждым смехом, покачиванием бедер, взмахами рук я все больше чувствую себя другим человеком. Раскованнее. Еще смелее. Кем-то, кто живет жизнью, а не просто существует в ней.
Поэтому я продолжаю танцевать.
Я танцую до боли в ногах.
Пока они не покрываются мозолями.
Пока я не устаю настолько, что не могу думать.
К тому времени, как мы с Индиго возвращаемся в отель, я вся мокрая от пота, чертовски усталая, но с широкой улыбкой на лице, полностью под кайфом от жизни.
— Ты выглядишь такой счастливой, — замечает Индиго, когда мы лениво идем по коридору к нашему номеру.
— Я счастлива. Как будто очень, очень счастлива, — говорю я, когда она кладет голову мне на плечо и всем своим весом наваливается на меня.
Я делаю то же самое в ответ, и мы хихикаем.
— Я слишком устала. Держи меня, — хнычет она сквозь наше хихиканье.
— Ни в коем случае. Ты держи меня. Это ты заставила меня танцевать.
— Ну, это ты отказывалась остановиться.
Как раз в тот момент, когда мы собираемся поменяться, мой телефон вибрирует в кармане. Мне не нужно смотреть на экран, чтобы узнать, от кого это сообщение, потому что есть только один человек, который может написать мне в этой поездке.
Кай: Я все еще жду фотографии. И не говори, что у тебя нет хороших, потому что я на это не куплюсь. Тебя не было больше двух месяцев, и не может быть, чтобы ты еще не сделала хороших фотографий.
Я: Что за давление? Это начинает меня напрягать.
Кай: У тебя стресс??? Подумай о том, какое я испытываю напряжение. Ведь я так ничего и не получил от тебя, кроме нескольких сообщений, и, насколько я знаю, это могла быть даже не ты.
Я: Ничего себе, какая у тебя богатая фантазия.
Кай: Спасибо. Я и сам этим горжусь.
Я: Ну извини, что лопнула твой потрясающий пузырь истории, но это была все-таки я. Старая добрая Иза.
Кай: Докажи. Пришли мне самую потрясающую фотографию, которую ты сделала до сих пор. Только так я тебе поверю.
— Я думаю, он просто хочет твою фотографию, — бормочет Индиго, читая сообщения из-за моего плеча.
— Сомневаюсь.
Я: Сейчас не могу. Извини.
Кай: Я серьезно разочарован. Я надеялся, что ты, наконец-то, пришлешь мне ее, чтобы я мог развлечься на этой дурацкой вечеринке.
Я: Во-первых, с какой стати моя фотография будет развлекать тебя? А во-вторых, если ты на вечеринке, почему тебе скучно? Разве не поэтому люди ходят на вечеринки? Чтобы они были нескучабельными?
Кай: Нескучабельными? Хм… я не совсем понимаю, что это значит.
Я: Эй, не издевайся над моими потрясающими выдуманными словами. Я много работаю над ними.
Кай: Вообще-то, я помню. Ты всегда была забавной.
Я: Это потому что я смешная девочка. Я думала, ты это уже знаешь.
Кай: Я знаю… Всегда знал. А теперь пришли мне что-нибудь забавное, чтобы я стал нескучабельным.
Я: Только если ты скажешь «пожалуйста».
Индиго хихикает.
— Срань господня, Иза, ты же флиртуешь с ним.
Мои щеки вспыхивают.
— Вовсе нет.
— А я говорю, да.
— Неа… Я просто немного навеселе.
— И что? К концу того вечера, когда мы тусовались с Найлом и Питером, ты была тоже немного навеселе, но я не видела, чтобы ты флиртовала с ними.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мои щеки пылают от жара, когда я убираю телефон, не отправив Каю сообщение.
— Но я знаю Кая.
Она внимательно изучает мое лицо, и мне интересно, что, черт возьми, она видит.
— Ты должна попросить его сфотографироваться, чтобы я увидела, как он выглядит.
Я отрицательно качаю головой.
— Ни в коем случае. Тогда ты будешь пытаться заставить меня флиртовать с ним еще больше.
— Почему? Он горячий?
Я пожимаю плечами.
— Конечно. Точнее многие девочки в моей школе так думают.
— А ты так думаешь? — настаивает она.
Я вздыхаю.
— Да, но что с того? Не похоже, чтобы он когда-нибудь думал обо мне так же.
Индиго бросает на меня взгляд «не будь глупой, Иза», что она часто делает в последнее время.
— Ни один парень не будет одержим идеей получить фотографию от девушки, если она ему не нравится.
— Я не нравлюсь Каю, — стискиваю зубы, думая о том, как смущенно он выглядел, когда нас заметили идущими домой вместе. — Поверь мне.
— А мне кажется, что нравишься. Ты просто отрицаешь это, потому что ты не думаешь, что вообще можешь понравиться парню.
Я смотрю на свое красно-черное платье и длинные гладко выбритые ноги.
— Но Кай никогда не видел меня такой.
— То, что ты побрила ноги и причесалась, не делает тебя другим человеком, — говорит она, когда мы подходим к нашему номеру. — Ты все та же Иза, что приехала в эту поездку. Просто теперь у тебя немного больше уверенности.
— Ладно, может, это и правда, но я все равно не нравлюсь Каю. — Когда она с сомнением смотрит на меня, я кратко пересказываю ей нашу с Каем историю.
— Может быть, он чувствует себя плохо из-за того, что бросил тебя тогда. Люди действительно сильно меняются с тех пор, как им было тринадцать, — говорит она, когда я заканчиваю. Она использует ключ-карту, чтобы открыть дверь номера, но останавливается, прежде чем войти. — И это звучит так, будто он пытался подружиться с тобой в течение последнего года.
Я начинаю протестовать, но моя челюсть захлопывается, когда я слышу звук стона, доносящийся из нашего номера. Глаза Индиго широко распахиваются, когда мы слышим скрип матраса и как бабушка Стефи стонет:
— О, Гарри.
Индиго быстро захлопывает дверь, и мы обе несемся к лифтам.
Только когда двери лифта закрываются, Индиго, наконец, снова говорит.
— Не знаю, что хуже… — Она нажимает на кнопку первого этажа. — То, что мы только что услышали, или тот факт, что бабушка Стефи получает больше удовольствия от этой поездки, чем любая из нас.
Смех срывается с моих губ, и Индиго тут же присоединяется. Это самый глупый момент в моей жизни, но я буду помнить его вечно. Именно из-за таких моментов я пережила эту поездку, не погрузившись в пучину отчаяния, когда узнала о своей матери. Да, я знаю, что скоро вернусь домой и мне придется наконец разобраться с правдой. Но у меня всегда будут эти воспоминания, даже если некоторые из этих моментов действительно неловкие. Несмотря на все хорошее, плохое и мучительно неловкое, эта поездка изменила меня. Сделала меня сильнее. Более уверенной. И надеюсь, это поможет мне, когда я вернусь домой.
К тому времени, как мы добираемся до первого этажа, я уже так хохочу, что у меня даже ребра болят.
— Так что же нам теперь делать? — спрашиваю я, спотыкаясь, когда выхожу в пустой вестибюль.
Взгляд Индиго скользит по стойке регистрации, которую покинула администратор, затем ее взгляд останавливается на вывеске бассейна справа от нас.
— У меня есть идея, — говорит она, таща меня к двери с азартным блеском в глазах.
— Но у меня нет купальника, — протестую я, упираясь каблуками в пол. — И сейчас не рабочее время.
— Ну и что? — Она просовывает карточку-ключ в щель и открывает дверь. — Здесь ведь нет никого, кто нас остановит, правда?
