– Где он бывает, с кем дружбу водит, чем живет? Отвечаешь на эти вопросы – я оставляю тебя в покое, и можешь сегодня сладко спать в своей постели. Только честно, Санчес!
Санчес почесал затылок и обернулся. Парочка юнцов продолжала застенчиво переминаться с ноги на ногу.
– Слыхал, что бывает в «Либертинке», – сказал наконец он.
– А что это? – нахмурилась я.
– Да хата одна. Там всякая околотворческая шелупонь крутится, на травке сдвинутая. Они ее студией называют. Вот он там и подвизается. У них все какие-то художники, музыканты трутся… Спектакли какие-то ставят.
– Вот как? Очень интересно, – отметила я. – И где находится сие благословенное место?
– На Ульяновской, угол Рахова. Там дом, в розовый цвет крашенный, с лестницей высокой. Вот там у них тусовка. Чего-то типа студии, что ли.
– Ну что ж, Санчес, благодарю за откровенность. А теперь собирай свои манатки, и поехали.
– Охотникова, ты обещала! – взвился Санчес.
– А я и держу свое обещание! – усмехнулась я, отщелкивая окурок. – Поедем мы с тобой не туда, куда ты думаешь, а в «Либертинку».
– Это еще зачем? – Лицо Санчеса от изумления вытянулось, и стал он похож не на испанца, а на его лошадь.
– А затем, что ты обеспечишь мне легальный доступ в это заведение. Зайдем, представишь меня как свою подружку, посидим культурно, кино посмотрим… Потом, глядишь, и с Грейнджером подружимся…
– Не, не пойдет! – решительно заявил Санчес.
– Колесниченко! – прошипела я грозно настоящую фамилию Санчеса.
– Да не ори ты на меня! – отмахнулся Санчес, сплевывая. – Не боюсь я тебя, Охотникова, и ты мне не грози. Я ж с тобой по дружбе беседу веду. Если б не это, плевать мне на твои угрозы. Просто дело в том, что меня самого в эту «Либертинку» не пустят. Точнее, я и сам туда не хожу, но если появлюсь, то никто не поверит, что Санчес туда пришел кино посмотреть. Мне их творческие заморочки – тьфу! А развратителей малолеток вообще на столбе бы вешал! Таких на зоне бы… – разбушевался Санчес.
– Стоп, а там развращают малолеток? – очень заинтересовалась я.
– Откуда ж мне знать, Охотникова? – усмехнулся Санчес и снова сплюнул. – Я ж там никогда не бывал. В общем, нас с тобой за своих там не примут, и даже не пытайся со мной идти – только спалишься. Ищи другой способ.
– Ладно, Санчес, спасибо.
– И тебе чай с халвой пить, Охотникова! – улыбнулся Санчес, подмигивая мне напоследок.
Я двинулась к своему «Фольксвагену» и, взглянув на часы, решила вначале поехать на Предмостовую площадь. Если Грейнджер живет один, беседовать проще у него дома, где никто не помешает. Тогда и не надо его искать ни в какой «Либертинке». Тогда главное – неожиданность. Удар под дых, ствол в бок, а там беседа куда веселее пойдет…
Однако я опоздала, совсем чуть-чуть. Едва мой «Фольксваген» въехал во двор, где проживал Грейнджер, едва я выбрала подходящее местечко для парковки, как из подъезда вышел сам Андрей Никаноров собственной персоной. Я узнала его сразу же, даром что видела только на фотографии. Внешность у него была весьма характерная. Это был куда больший красавчик, чем тот, что мотается за Ксенией который день с фотоаппаратом в кармане. Тот по сравнению с Грейнджером просто средненький типаж, годящийся для того, чтобы рекламировать дешевые футболки и джинсы из магазина «Мода».
Грейнджер-Никаноров сбежал по ступенькам крыльца и направился в мою сторону. Однако на меня он не обратил ни малейшего внимания, а вместо этого щелкнул пультом сигнализации и уселся в темно-синюю «Ладу Калину», припаркованную неподалеку. Мгновенно заведя машину, Грейнджер выехал со двора на Предмостовую площадь.
Он и впрямь доехал до улицы Рахова. Судя по всему, путь свой он держал именно в «Либертинку». Мои расчеты оправдались. На Рахова Грейнджер свернул и направился дальше, до угла Ульяновской.
Там он заглушил мотор и вышел из машины. Я на всякий случай проехала вперед. Завернув за угол и быстро выскочив из машины, я увидела Никанорова, заходящего в старый двухэтажный дом. Типичный образчик дореволюционного мещанского домостроения, который теперь, когда его покрасили в розовый цвет, стал выглядеть совсем пошло.
Перед тем как войти в раскрытую дверь дома, Грейнджер зачем-то оглянулся и, бросив на проходившую мимо девушку в открытой блузке немного более долгий взгляд, чем было бы нужно, скрылся в подъезде.
Я прошла мимо дома, только краем глаза заглянув в темноту за открытой дверью.
В таких домах могут быть и две квартиры, а могут и все восемь. Насколько я понимала, «Либертинка» – всего лишь дешевая тусовка, гордо именуемая студией, и располагается, скорее всего, в обычной квартире этого дома. Недаром же Санчес сказал, что это просто хата.
Собственно, найти нужную квартиру не проблема. Проблема в том, что меня могут не пустить в эту самую студию. Это же, как я поняла со слов Санчеса, некий полуподпольный клуб по интересам. Вряд ли сюда охотно пускают всех желающих.
Но терять время и бессмысленно топтаться на месте не имело смысла, поэтому необходимо было срочно что-то придумывать.
Я остановилась напротив подъезда и, не сумев ничего разглядеть в его темноте, кроме широкой лестницы, двумя поворотами поднимающейся наверх, особенно и не раздумывая, вошла внутрь.
Через секунду мои глаза привыкли к темноте, и я подошла к лестнице и осторожно посмотрела на второй этаж. Оттуда доносились приглушенные звуки музыки. Было впечатление, что люди культурно отдыхают. Вне всякого сомнения, в их числе был и мой знакомый Андрюша Никаноров.
Внезапно сзади послышались мужские голоса, и двое парней появились в двери подъезда. Я сразу же развернулась к ним лицом и не торопясь пошла навстречу, словно только что спустилась с лестницы и уже ухожу по своим делам.
– О! Девушка! – воскликнул один из парней – высокий, худой и кучерявый, одетый в свободную рубашку вроде туники, – вы определенно мой кадр!
– Угу, твой, твой, – промычал второй, ничего собой интересного не представляющий, и, бросив на меня мимолетный взгляд, бочком направился к лестнице. Первый же остался и загородил мне проход.
– А я вас раньше и не встречал, – объявил он, – вы же у Вадика были, да? Я угадал?
Я промолчала и пожала плечами. Если, кроме Вадика, на втором этаже никто больше не обитает, то отказываться от знакомства с ним неразумно: тогда поднимутся другие вопросы. А мне нужно было сохранить с этим человеком, явно свалившимся мне на голову наудачу, теплые отношения: я почти не сомневалась, что он направляется в «Либертинку», и если сейчас грамотно себя повести, то в его лице я получу прекрасную возможность проникнуть туда беспрепятственно и без применения насилия. А там можно будет и познакомиться с Грейнджером, и решить, как повести с ним беседу. Я была уверена, что в «Либертинке» мне откроется много интересного.
– А что же вы так рано ушли? Ох, девушка, девушка! Вот когда по телику идет какая-нибудь низкопробная «Наша раша», вас наверняка за уши не оттянуть! А когда вам предлагают настоящее искусство, вы воротите свой симпатичный носик! – Кучерявый, как видно, был любителем вкусно потрепаться и расположился заняться этим надолго.
Он легонько обнял меня за плечо и доверительно наклонился ближе.
– Ну ты скоро там, Альтман? – поторопил его второй и остановился, явно ожидая, что мой новый знакомый сейчас закончит.
– Щас! – отмахнулся мой собеседник и снова повернулся ко мне: – Альтман – это я, кстати, слышали обо мне, конечно? – Мой визави наклонился еще ближе, явно собираясь перевести разговор в психологически интимную сферу.
Я зря не люблю огорчать людей, поэтому снова пожала плечами, если этот жест так много говорит ему, то пусть и получает что хочется.
– Пойдемте со мной, – Альтман взял меня под руку, – я по нерешительному выражению на вашем лице вижу, что вы девушка смелая и отважная. Скорее всего, просто-напросто убежали, не дождавшись начала выступлений. Сам не люблю ждать. Спросите, как я догадался? Элементарно, Ватсон: начало-то ровно в десять, а вы уже навострились драпать.
Я дала себя развернуть, блестяще сыграв остатки сомнений. Слова Альтмана заставляли подозревать что-то неординарное и многообещающее, к чему Грейнджер мог иметь какое-то отношение. Может быть, это нечто сможет мне помочь его расколоть. И не нужно будет даже доставать ствол…
– Как вас зовут, девушка? – Альтман, окрыленный моей показной податливостью, ломанулся в лобовую атаку.
– Женя, – честно ответила я: люблю свое имя.
– Ну и славненько, вы будете моей гостьей! – объявил Альтман. – Никто к вам не подойдет и лапу не протянет! Альтман дает слово!
– А оно крепче гороха, – поддержал Альтмана его спутник, – короче, я пошел, ты, как видно, зацепился здесь языком надолго.
– Ничего подобного! – Альтман плавно развернул меня в направлении лестничного марша и сделал рукой приглашающий театральный жест. – Вперед, на винные склады! – с притворной серьезностью провозгласил он.
