Когда я смотрю на тебя, на твое лицо в отблесках пламени, мне нечего больше желать. Принимая твои ласки, я шепчу молитву, чтобы они никогда не кончались, как никогда не кончается звездный свет, льющийся из глаз ночи…
– Что себе позволяет эта мерзавка! – Алена задыхалась от ненависти. – Когда они с Горским снюхались? Пишет она, конечно, дурацкие выдумки, которые сочинила от скуки, сидя в лесу и перебирая сушеную траву. Чего ей еще делать?
Это ж стыдно сказать! Родная сестра всякую гордость потеряла, вешается мужику на шею так откровенно, что даже Алене за нее неловко. И слова какие подобрала… Скромница лесная! Нет, Сергея она ни за что не получит!
– Я что-нибудь придумаю, – лихорадочно твердила Алена, разрывая письма на мелкие кусочки. – И что Лидка нашла в нем? Ей такие никогда не нравились. Ей вообще никто не нравился. Змея подколодная! А Сергей?! Хорош, гусь! Везде поспел! Ну, ничего, и на тебя найдем управу! Никуда не денешься, будешь делать то, что я захочу! Как миленький!
Алена долго не могла успокоиться. На нее нашло исступление. Она, словно одержимая, придумывала один план мести за другим и все отбрасывала. Страсть к Сергею вспыхнула с такой силой, что затмила всякий здравый смысл. Даже карьера актрисы не казалась ей теперь более желанной, чем этот мужчина…
Сергей закончил статью об Артуре Корнилине, съездил в Москву, сдал в московский журнал свою работу, встретился с несколькими коллекционерами, посетил пару нашумевших выставок. Все складывалось как нельзя лучше, кроме книги. Ни одной страницы он так и не написал. Москва отвлекала его шумом и сутолокой. Захотелось в Харьков, к друзьям. Нужно было повидать Нину. В отличие от нее, Горский не верил в убийство художника. Если бы кому-то понадобилась расправиться с Артуром, он бы нашел более простой способ лишить его жизни. Железный стеллаж, который оторвался от стены мастерской и обрушился на Корнилина, был слишком громоздким и тяжелым.
Однако во всей этой истории было нечто непостижимое и зловещее…
В Харькове Сергея вдруг снова потянуло к Алене. Образ Лиды затерялся в лабиринтах его памяти, истаял, как тонкая свечка. Он пытался и не мог четко представить ее лицо. Зато яркие, броские черты Алены преследовали его даже во сне.
Он решил заглянуть к ней на огонек, поболтать – авось проклюнется какая-нибудь идея по книге. Вдохновила же она Корнилина на создание такого шедевра, как «Изгнание из рая»!
Квартира поразила Горского обилием фотографий Алены в самых разных позах, ракурсах, нарядах и ролях. Театральный фотограф постарался на славу.
«Какая у нее глупая улыбка! – с досадой подумал Сергей. – Где она, кстати? Чем занимается?»
То, что Алена занимала квартиру, его особо не волновало. Он мог вернуться в гостиничный номер или опять уехать. Сергей заглянул в холодильник, набитый едой, обрадовался, что сможет перекусить. Он уже несколько раз звонил Нине, но та не отвечала.
В гостиной на свободной стене висели две картины Артура – «Изгнание из рая» и «Царица Змей». Белокурый Архангел смотрел Сергею в самое сердце. Он почувствовал неприятный холодок.
– Что это со мной? Устал с дороги…
Сергей выпил коньяка, принял горячий душ и заснул на диване.
Его не разбудили звуки – стук ножей, звон посуды. Часы показывали десять вечера. В открытую форточку налетели комары, надоедливо зудели. Хозяин квартиры лишь перевернулся на другой бок…
Алена жарила на кухне яичницу с салом, резала огурцы и домашний окорок, который привезла из деревни. Как вовремя она управилась! Баба Надя, провожая ее на электричку, давала последние наставления. Алена чувствовала, что у нее есть только один шанс, который непременно нужно использовать, иначе… Впрочем, провала быть не должно.
Баба Надя удивилась визиту внучки, но расспрашивать ничего не стала. Истопила баньку, состряпала вкусный ужин. После еды и трех рюмок вишневой наливки Алена поведала ей свою печаль и тревогу.
Дочь Марфы надолго задумалась. Обращаться за помощью к матери ей не хотелось: чувствовала, что в этом деле им от Марфы пользы не будет. Баба Надя и сама была не промах, но с матерью себя не ровняла.
– Кое-что и нам по силам, – утешала она Алену. – Обойдемся собственной ворожбой.
В доме, где растут девочки, необходимо совершать магическое таинство – срывать самые первые распустившиеся цветы, будь то дерево, куст или трава. Чтобы ничья чужая воля, ничья недобрая рука не смогла воспользоваться силой «первого цвета» и украсть у девушки первенство в любви. Это было самое первое, что рассказала ей мать, когда родилась Алена. Марфа вывела Надьку в распускающийся весенний сад и сказала негромко:
«Гляди, какие цветы! Это дантовские поющие души в раю, навевающие воспоминания о горькой и неизбывной любви. Есть только один огонь, который никогда не погаснет…»
«Что?» – Надька редко понимала, о чем говорит ее мать. Мудрено очень. И где это она таких слов нахваталась? Живет безвылазно в лесу, книжек не читает. Диво!
Теперь баба Надя вспомнила тот давний ночной разговор.
– Пойдем в дом, – сказала она Алене. – Любую девушку надо выдавать замуж. А по порядку ты первая.
Баба Надя достала из заветного угла вышитый мешочек, протянула внучке.
– Наберешь завтра воды из колодца, в пять утра, чтобы никто не опередил. Цветы эти сухие заваришь и помоешь ими голову в пятницу, на заре.
– Это что, все? – Алена сомневалась в действенности такого примитивного метода.
– Любисток еще тебе дам. Мне он помог когда-то с дедом вашим сладить. Как тот ни вертелся, ни крутился, однако взял меня в жены. И ни разу ни в чью сторону не посмотрел.
Баба Надя с Аленой выкопали вместе огромный куст любистка, «зари садовой», порезали его мелко-мелко: и корень, и ствол, и листики, и цветочки. Ссыпали в холщовый мешочек. В настое любистка надо было купаться.
Спать им не хотелось. Алене казалось недостаточно того, что предложила ей баба Надя. Слишком незатейливые приемы. До сих пор она ни в какое колдовство не верила. Но сегодня ей страстно хотелось, чтобы некий магический обряд, неотвратимый, как сама судьба, подействовал на мужчину, которого она решила заполучить в мужья любой ценой.
– Не о том думаешь, девонька, – вдруг тихо шепнула ей на ушко Марфа. – Мужчина должен стать не мужем, это пустое… Возлюбленным! Преданным в жизни и в смерти. Чтобы вся его кровь закипала при одном взгляде твоем… и был он весь в твоей власти, безвременно, на всех путях земных и небесных…
– Что ты говоришь, бабушка? Где ты?
– Ты, часом, не захворала? – обеспокоенно посмотрела на внучку баба Надя. И впрямь не в себе девка! Вот беда.
– Мне показалось, Марфа здесь! Шепчет что-то мне на ухо. Какие она странные слова сказала…
– Устала ты. Иди спать. Утро вечера мудренее. А я посижу, подумаю, чем еще подсобить можно.
Баба Надя зажгла свечу и полезла на чердак, где стоял ее девичий ларь, покрытый толстым слоем пыли и паутины. Тяжелая крышка натужно заскрипела. Тонкий неистребимый запах лилий сразу заполнил легкие. Женщина закашлялась. Сколько лет прошло! Она достала плоскую бутылочку из толстого стекла. Флакон был до половины наполнен зеленовато-прозрачной маслянистой жидкостью. Такой легкой, что плотно пригнанную крышку открывать без надобности нельзя, – сразу начнет испаряться летучее зелье.
«Халдейская[18] трава», как называла ее Марфа. Лунное растение. Сила его уменьшается и вырастает согласно фазам Луны. Корни этой редкой лилии и белоснежные листья ее собраны были, когда Марс, Венера и Луна находились в знаке Весов – времени, возбуждающем любовную тягу. Сок лилии собирали в хрустальную чашу, читался нужный псалом, после чего надобно было произнести имя Анаэля и любимой особы…
– Имя ангела напиши на кипарисовой щепочке, опусти ее в летучий лилейный сок, помажь себе тем брови, а кипарисовую щепочку привяжи к правой руке и в благоприятный момент коснись ею правой руки того, кого желаешь всем сердцем иметь своим возлюбленным… Соверши это в пятницу, при новой луне, при восходе солнца…
Шепот Марфы растаял под сводами нагретой за день крыши. Баба Надя вздрогнула. Показалось ей, что ли?
Кипарисовые щепочки были завернуты в белый платок. Баба Надя достала их тоже.
Богоугодное ли дело они с Аленкой затеяли? Марфу такие вопросы никогда не волновали. Баба Надя же, помолившись и испросив «помощи свыше», пришла к убеждению, что ничего злого они с внучкой не делают, и на том успокоилась…
Сергей, проснувшись, немало удивился. Алена ничуть не напоминала ту девчонку, пусть и очень красивую, которую он впервые увидел на выставке Артура Корнилина. Перед ним сидела холеная и уверенная в себе, модно одетая и причесанная городская девица.
Он паршиво себя чувствовал после выпитого, что было ему не свойственно. Спиртное Горский переносил хорошо, а в таких мизерных дозах оно и вовсе не действовало. Недомогание и туман в голове он списал на усталость с дороги, напряжение последних дней.
