Первый раз, когда автобус ФК «Босна» подъехал к стадиону ФК «Романия», я едва поверил своим глазам. Поле имело явный наклон с южной стороны, а когда мы вышли из автобуса и направились к раздевалке, небольшая группа палевских болельщиков принялась жестикулировать и оскорблять нас:
– Эй, уроды, не приближайтесь к нашим воротам, если не хотите стать фаршем для котлет!
Не собираясь спускать им это с рук, я остановился. Маца тут же схватил меня за куртку и потянул к раздевалке:
– Куста, здесь не играют в героев, это опасно!
Я знал, что ребята из «Романии» – не наивные дети, но всегда с трудом выносил подобные ситуации.
«Заткни уши и закрой рот» – таково было негласное правило.
Матч начался с десятого номера, который красовался у меня на спине.
– Десятый, готовь свою задницу! Десятый, мы отымеем твою сестру по очереди! – раздались крики.
Задача игрока под номером два состояла в том, чтобы меня блокировать. У этого типа были ноги, подтверждавшие тот факт, что орды Чингисхана все-таки добрались до Балканского полуострова. Кривые, но толстые, они больше напоминали стволы деревьев, чем человеческие ноги. Гибкие, как у гимнаста Мирослава Церара, вертевшегося на своем коне, они очерчивали большой круг, закрывая мне обзор. Лицо защитника постоянно озаряла улыбка монгольского всадника. Как только мяч летел ко мне, он его останавливал. Если я подбирался к мячу и начинал его вести, он неизменно оказывался в ногах моего противника. Болельщики продолжали настаивать на сестре десятого номера. Несмотря на то что у меня не было сестры, это оскорбление выводило меня из себя.
– Десятый, мы отымели твою сестру! Теперь твоя очередь!
• • • •
Лишь на сороковой минуте первого тайма я понял, как можно решить эту проблему. Это не имело никакого отношения к теории футбола. Решение основывалось на законах улицы. Я воспользовался криками болельщиков о моей гипотетической сестре, чтобы изменить ход матча в нашу пользу. Когда я поведал своему «стражу», правому защитнику, о тяжелых условиях своей жизни, он не остался равнодушным к моей грустной судьбе. Это чем-то напоминало народные песенки на сентиментальную тему братьев и сестер. Утверждают, что в нашей поэзии, как и в реальной жизни, это были единственные отношения, в которых никогда не случалось убийств. Сестра не убьет брата. Брат не убьет сестру.
– Мы с сестрой остались одни. Отец с матерью погибли в автокатастрофе. Просто дай мне подойти на шестнадцать метров, и если мне удастся забить гол, я получу гонорар, на который мы с сестрой сможем жить. Я никогда этого не забуду, дружище, я тебя отблагодарю.
Он смотрел на меня разинув рот. Минуту спустя он зарычал от злости, но было уже поздно. Развернувшись, я перехватил мяч на средней высоте и остановил его грудью. Я прибавил скорости и послал мяч за спину вратаря, который отчаянно пытался парировать мой удар.
• • • •
На этом стадионе исход матча никогда не определялся в первом тайме. Выигрывала та команда, которой во втором тайме выпадала удача играть на покатой части поля. Ни один арбитр не осмеливался предоставить эту выгодную позицию команде гостей. В итоге мы проиграли матч со счетом 2:1.
• • • •
Лишь поездка в Войковичи представляла собой более рискованное приключение, чем встреча с палевцами. Там все защитники местной команды носили с собой иголки, зашитые в рукава футболок. Как только ты переходил на их половину поля, они набрасывались на тебя и кололи своими иголками. И ты отскакивал от мяча и ворот противника, как от ядовитой змеи. Если ты жаловался судье, тот испуганно смотрел на тебя круглыми глазами, тогда как защитники с невинным видом задирали рукава своих футболок и показывали их арбитру: жены игроков искусно пришили им двойные манжеты.
• • • •
В этой лиге никто не получал наград. Мы играли исключительно за вкусный обед. Победы отмечались в кафе «У Пирии» пиршествами, состоявшими из двух блюд: ягненка и молодого лука. Хлеб предлагался в любых количествах дирекцией ФК «Босна». Пирия открыл свой ресторан напротив запасного поля, чтобы можно было одновременно есть и смотреть матч. В рядовые дни Пирия знал, как развлечь своих клиентов, а заодно увеличить прибыль. Он принимался рассказывать, как люди, ничего не смыслящие в футболе, считают, что могут забить мяч в ворота с середины поля.
– Что? С середины поля и без вратаря? Да если хочешь, я прямо сейчас забью пять голов из пяти попыток! – поддавался клиент на провокацию.
Пирия изо всех сил убеждал его в обратном. И когда новоиспеченный футболист заявлял, что желает доказать свои способности, Пирия спокойно отвечал:
– Выкладывай тысячу динар, я ставлю две тысячи, что ты не забьешь ни одного гола! Самир, малыш, сходи за мячом!
Возбужденный клиент уже мчался с мячом к центру поля. Пять раз он бил по мячу, и пять раз мяч не достигал даже штрафной площадки.
– Если бы футбол был таким простым занятием, в него играла бы моя бабушка! – подводил итог Пирия. И тут же заключал пари с другим клиентом, который тоже хотел попытать счастья, в то время как первый не мог понять, как игроки по телевизору с такой легкостью бросают мяч.
А Пирия подливал масла в огонь:
– Я знаю, что тебя беспокоит, дружище: тебе не дает покоя вопрос, как профессионалы делают то, чего не можешь ты, мое солнце? А ответ очень прост: они тренируются и оттачивают свой удар годами, тогда как ты всего пару раз за всю жизнь побывал на настоящем поле!
– Ладно, попробую еще разок, даже если мне придется оставить здесь зарплату! – настаивал клиент.
– Клади сюда купюру, дружище, я ставлю две!
• • • •
Мой дедушка часто говорил, что март – несчастливый месяц, и именно в марте он умер. Это случилось 9 марта 1972 года. Внезапно. Как принято говорить, его хватил удар. Смерть унесла его ночью. Он не страдал, и это самое главное. Покинув нас, дедушка нарушил предполагаемый порядок смертей в семье Нуманкадичей. Его жена, наша бабушка, давно болела, и мы думали, что она уйдет первой. Но судьба распорядилась так, что дедушка умер раньше нашей Матери.
• • • •
Жизнь Хакии Нуманкадича потеряла смысл гораздо раньше, с тех пор как продажа семейного дома по улице Мустафы Голубича положила конец его ежедневным прогулкам: дом, Баскарсия, возвращение домой. Он спускался по улице Далматинска к базарной площади, а возвращался через большой парк, мимо лавок с хиппи. Он ходил, как он сам утверждал, чтобы заставлять работать свое сердце. Поскольку его внуки выросли, в большом парке он продолжал угощать незнакомых ребятишек сливами, а иногда – и каплей рома. Он доставал из карманов игрушки, приводившие в восторг ребятню. Теперь же, переехав в квартал Храсни, он целыми днями сидел дома и вспоминал те дни, когда его семья жила вся вместе.
Дедушка заботился обо всех членах семьи. Все любили его и охотно обращались к нему за поддержкой. Он всегда защищал своих детей и внуков, словно маленьких медвежат. Особенно своего сына Акифа Нуманкадича, представителя фирмы «Philips» в Боснии и Герцеговине, личного друга королевы Голландии. Но в последнее время нашему дедушке оставалось лишь ворчать в своей берлоге, как он называл свою маленькую квартиру в доме номер 45 на улице Браче Рибара.
Его смерть больше всего огорчила мою мать. Дедушка умер с обидой на Сенку. Накануне его смерти она выбросила на помойку его калоши. Потому что не могла больше смотреть, как ее отец ходит в обуви двадцатилетней давности, износившейся в прогулках между Белавой и Баскарсией. А ему как раз нравилось, что калоши были разношенными. Они стали такими широкими, что он мог свободно надевать их на свои ботинки.
Потрясенная этой ссорой и внезапным уходом своего отца, Сенка растерянно стояла на кухне, держа в руках пару новых калош. Она протягивала руки вперед, к иному миру, словно хотела помириться со своим покойным отцом. На самом деле дедушка умер гораздо раньше. Его сердце так и не смогло покинуть дом барона в Белаве, а того, что осталось от этого сердца в его груди, было недостаточно, чтобы заставить его жить и ухаживать за больной женой.
• • • •
После смерти дедушки мой отец продемонстрировал, что мужчина с Балкан может быть предупредительным. Когда я поделился с Сенкой своим удивлением по поводу внимания, которое он начал ей уделять, она ответила:
– Ты не знал его отца. Он был готов все сделать для своей жены. Об этом знали все вокруг. Попроси она птичьего молока, и он его отыскал бы.
Мой отец, который не мог полностью отказаться от своего белого вина, разбавленного сельтерской водой, не уходил из дому так часто, как раньше. Для моей матери это стало самым большим утешением. К нам в гости приходили его друзья. А я больше не имел права ходить в FIS. Мне вообще запретили играть в футбол.
– Пока не исправишь свои единицы, никуда не пойдешь, и больше никакого бесконтрольного спорта, – заявил мой отец.
