— Да, повезло, — сказал он.
— Как тебя зовут?
— Гриффин. Я из Древесного Приюта, что в северных лесах.
— Древесный Приют, — улыбнулась старая летучая мышь.
— Вы знаете это место?
— Очень хорошо знаю. Я была старейшиной в этой колонии. Меня зовут Фрида.
Гриффин смотрел на нее во все глаза. Фрида Сереброкрыл? Это имя было известно каждому; она была самой знаменитой предводительницей колонии, о ней слагали легенды.
— Значит, вы знаете моих родителей! — радостно воскликнул он.
Она так внимательно изучала его мордочку, шерсть, уши, что он в замешательстве отвел глаза.
— Да, — сказала Фрида, и искренняя радость отразилась в ее взгляде. — Думаю, что знаю. Я сразу догадалась, что ты на кое-кого похож. Твои родители Шейд и Марина.
Гриффин закивал так, что заболела шея.
— Они знают, что с тобой случилось?
— Наверное, нет. Моя мама… — Ему не хотелось рассказывать о несчастном случае с Луной и о том, как он улетел прочь, чтобы спрятаться от стыда. — Она даже не знает, что я был в туннеле во время землетрясения.
— Ты давно здесь?
— Трудно сказать, тут ведь нет солнца.
Печаль в ее глазах испугала его.
— Я могу вернуться домой, правда?
— Трещина, через которую ты попал сюда, возможно, уже закрылась. Но даже если нет, понадобится немало времени, чтобы найти ее. Может оказаться, что тогда будет слишком поздно.
— Слишком поздно?
Фрида слетела со своей ветки и повисла рядом с ним. Ее тело было холодным и ничем не пахло, но рядом с ней он все-таки чувствовал себя спокойно — ведь она знала его родителей.
— Гриффин, — мягко сказала она, — здесь нет солнца, нет пищи, нет ничего, питающего жизнь. Если ты задержишься здесь надолго, ты заболеешь и умрешь.
— Но я и не хочу задерживаться, — выпалил Гриффин; страшные слова продолжали звучать в его сознании: заболеешь и умрешь. — Я хочу выбраться отсюда. Нет ничего хуже этого места — только не обижайтесь. Я знаю, теперь это ваш дом, но, правда, здесь ужасно. Все, что я хочу, так это улететь отсюда. Но до сих пор никто не хотел мне помочь, и…
— Все идет так, как нужно, — произнесла Фрида, коснувшись его крылом. — Выход есть.
— Здесь? — спросил он, не веря своим ушам.
— Да. Выход в мир живых находится здесь.
— Это Древо, да? Тогда почему все так боятся его?
Фрида печально улыбнулась:
— Умирая, мы рождаемся в этом мире. Мы открываем глаза и видим лес, деревья, других летучих мышей, и все это тут же становится нашей новой реальностью. И нам кажется, что так было всегда. Эти летучие мыши считают себя живыми, обманывают себя, утверждая, что Оазис всегда был их домом. У них еще есть смутные воспоминания о прежней жизни. Большинство игнорирует их, как причиняющие беспокойство сны. Но некоторые постепенно начинают понимать, что с ними произошло. Многим очень трудно осознать, что они мертвы, — особенно тем, кто умер внезапной или мучительной смертью. Или тем, кто умерли такими молодыми, что едва успели понять, что такое жизнь, тем более ничего не зная о смерти.
Гриффин потупился, вспомнив Луну.
— И Кама Зотц, бог Подземного Царства, делает все, чтобы держать их в этом заблуждении. Этот лес — его творение, и оно для большинства летучих мышей выглядит достаточно правдоподобно.
Зотц. В самом звуке этого имени ощущалась угроза. Гриффин слышал о Кама Зотце самые разные истории, которые детеныши рассказывали друг другу, — о том, насколько они правдивы, можно было только догадываться. То немногое, чему он мог верить, — рассказы матери о приключениях отца в южных джунглях. Гриффин знал, что Кама Зотц был богом вампиров-призраков, каннибалов, которых уничтожил его отец.
— А… где Кама Зотц? — боязливо спросил он.
— Он здесь повсюду, — сказала Фрида, и Гриффин почувствовал, как шерсть на загривке встала дыбом. — Это его царство, и он хочет, чтобы оно росло. Он не может запретить летучим мышам искать Древо и покидать его царство, потому что Древо посажено самой Ноктюрной. Но Зотц делает все, чтобы убедить нас в том, что этот лес — наше истинное и окончательное пристанище. Большинство летучих мышей добровольно соглашаются с этим. А для тех, кто готов принять свою смерть, он делает путешествие длинным и трудным, ставит на их пути множество преград и испытаний. Для того и нужны пилигримы, чтобы помочь умершим понять, кто и что они. И отправить их в последнее путешествие.
— Все они летят к этому Древу и поселяются внутри него? — спросил Гриффин. — Оно, наверное, огромное.
Фрида тихо рассмеялась:
— Оно действительно огромное. Но Древо не цель. Оно — коридор в следующий мир.
— Но я не хочу в следующий мир, — испуганно сказал Гриффин. — Я хочу домой.
Фрида кивнула:
— Как я понимаю, Древо — это что-то вроде потока, который выносит нас туда, куда нам больше всего нужно попасть. Для живых иной путь, чем для мертвых.
— А другие живые летучие мыши уже входили в него?
— За то время, что я была пилигримом, нет.
— Вот видите, это меня и беспокоит. Обычно в Древо попадают мертвые летучие мыши, и вдруг я влечу туда, живой. Может случиться ошибка, и меня отправят не в то место, например в следующий мир. Я уверен, он хороший и все такое, — поспешно добавил Гриффин, не желая никого обидеть, — но это… совсем не то, что мне нужно.
— Я хорошо тебя понимаю, — сказала Фрида. — Я верю, что Ноктюрна позаботится о тебе, когда ты окажешься в Древе.
Ноктюрна. Похоже, сейчас она не слишком о нем заботится. Может, он и не заслуживает, чтобы о нем заботились, после того что натворил.
— Я просто хочу, чтобы все было ясно, — сказал он.
Фрида улыбнулась:
— Я совершенно уверена, что все будет хорошо.
Гриффин кивнул. Фрида мудрая, мама всегда говорила это. Раз Фрида так сказала, он постарается верить ей.
— А какой он, этот следующий мир?
— Я узнаю об этом, когда сама войду в Древо. — Голос Фриды звучал устало и даже немного тоскливо.
— Но ведь вы видели Древо, правда? — Он хотел быть уверенным, что оно в самом деле существует.
— Да, Гриффин, много раз.
— А почему вы не вошли внутрь?
— Поверь мне, каждый раз, когда я вижу его, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ринуться к нему. — Она печально рассмеялась. — Я думала, что после смерти перестану выполнять обязанности старейшины, но, оказывается, даже теперь я должна присматривать за вами. Я бы предпочла уйти на покой, но только тогда, когда кто-нибудь заменит меня. — Фрида улыбнулась. — Осталось уже недолго, — сказала она. — А пока я нужна здесь. Как видишь, смерть — дело непростое.
— А молодые? — спросил Гриффин. — Те, кто умер внезапно, что случается с ними?
— Со временем большинство осознает собственную смерть и отправляется к Древу. Но некоторые так и не могут решиться на это путешествие.
— Так они…
— Остаются здесь навечно.
Гриффин вздрогнул, представив это.
— Время — непозволительная роскошь для тебя, Гриффин, — напомнила Фрида. — Ты должен отправляться сейчас же.
Он посмотрел на нее:
— Один?
— Может быть, ты встретишь на своем пути других пилигримов.
Гриффин почувствовал, как его сердце сжимается от страха. Ему хотелось остаться с Фридой, с кем-то, кто помнил Верхний Мир, знал его родителей.
— Я хочу лететь с вами, — проговорил он, понимая, что это звучит малодушно и трусливо, но ничего не мог с собой поделать.
Она наклонила к нему старую седую голову.
— Я не могу, дитя мое, — прошептала она. — И даже если бы могла, тебе не было бы от меня толку. Лучшее, что я могу сделать, это направить тебя на путь.
«Не очень-то это красиво с ее стороны», — подумал Гриффин. На мгновение гнев пересилил страх. Почему она не может сделать исключение? Его родители были важными персонами. Его отец… его отец куда более знаменит, чем она! Он вернул летучим мышам солнце, заключил мир с совами! Она обязана позаботиться о нем.
Должно быть, Фрида уловила в его глазах вспышку негодования, потому что сказала:
— Я понимаю, тебе это кажется суровым и даже жестоким, но тут ничего не поделаешь. В Подземном Царстве много таких колоний, как Оазис, и я должна все их посетить. Таково мое предназначение.
— Может, они не захотят даже слушать вас, — пробормотал Гриффин.
К его удивлению, Фрида рассмеялась:
— Не захотят. Мертвые — известные упрямцы. Но все равно…
— Я понимаю… Вы должны это делать.
— Ты готов выслушать карту?
Он заморгал:
— Выслушать что?
— А-а, ты ведь еще не совершал миграции! Матери поют своим детенышам карту — песню, создающую эхо-изображение того, что они видят своим внутренним взором.
При упоминании о матери глаза Гриффина наполнились слезами. Древесный Приют, другие детеныши… Ночные охоты, приготовления к предстоящей миграции… Вернется ли он туда?
