Иванушкин кивнул и прижал к груди шуршащий пакет, который в ту минуту показался просто невесомым по сравнению с утраченным.
— Тогда платить за прикопку надо, — Мишка потянул мешок к себе. Теперь для тебя прикопка, яблочный мой, вещь самая важная. Заплатишь, и копатели тебя не покинут. Учти.
— Учту-у-у… — тоскливо протянул Ив, глядя, как уплывают в сумку Мишани прозрачные трусики, купленные для Дины.
— Да ты не волнуйся, все будет прекрасно, это я обещаю, самое лучшее местечко в Траншее присмотрю! — Мишка-Копатель ободряюще потрепал Иванушкина по щеке и вернул почти пустой мешок.
На родном огороде Иванушкин в тот день появился после полудня, с трудом дотащился до крыльца и уселся на нижнюю ступеньку, прямо на не сметенный снег. Бессмысленный взгляд его полз по заснеженным грядкам и, соскальзывая, уходил дальше, к серым горбам Больших помоек. Глаза Иванушкина завлажнели. Он стал хлопать себя по карманам, отыскивая сигареты, ничего не нашел и жалобно всхлипнул.
— И это все?! — раздраженно воскликнула Дина, инспектируя отощавший мешок.
Кроме нескольких рулонов ароматной туалетной бумаги и баночки с джемом, в мешке ничего не было.
— Ты еще пойдешь на мену? — Дина оценивающе глянула на Иванушкина.
Тот отрицательно мотнул головой.
— Тебя что, не хватит даже на один сеанс?
Ей очень хотелось пнуть под ребра незадачливого супруга, но из-за забора на них смотрели, и она сдержалась.
— Может, и хватит, — задумчиво проговорил Ив, поднимая на Дину мутноватые голубые глаза, не утратившие и после пяти сеансов на мене выражения наивной мечтательности. — Но туда я больше не пойду.
— Как же ты жить будешь? — в глазах Дины появилось холодное синеватое мерцание.
— Да как и все, с огорода. Скоро сеять надо, — наивно предположил Иванушкин.
— Ах, с огорода! Да у тебя, видать, все масло из головы вытекло! Вспомнил бы хоть, что осенью собрал! Два кило морковки да картошки мешок. Умник! А еще твердил: у меня мозгов больше всех!
— Так ведь продал, — робко напомнил Иванушкин.
Но Дина уже не слушала: она металась по времянке и с яростной энергией она набивала сумки вещами. Когда проходила мимо него по крыльцу, вынося вещи, Иванушкин бормотал:
— Динуля, яблочная моя, может не надо, может до тепла подождешь? Я в Клетки уйду, мне все равно тогда будет…
— Февраль на дворе, почитай весна, можешь уже идти, — отвечала Дина, волоча огромные баулы к аэрокару.
Иванушкин хотел ей помочь, но Дина оттолкнула его, и он упал на крыльцо, да так и остался лежать неподвижно, будто зажмыховал уже. Очнулся Иванушкин от пронзительного визга: на соседнем огороде резали кабанчика. Аэрокара не было во дворе. Небо гасло, начинало морозить. Иванушкин только сейчас заметил, что на нем вместо новой куртки, купленной после первого сеанса, надет старый засаленный ватник. Когда он успел переодеться и куда при этом делась куртка, Иванушкин никак не мог вспомнить. Зато отчетливо всплыло в памяти, как осенью он подкармливал соседского поросенка картошкой со своего огорода, а тот радостно повизгивал. Сегодня снег на соседнем дворе запятнан алым, кабанчик умер. Скоро и его, Иванушкина, черед становиться жмыхом.
— Извини, приятель, — пробормотал Ив и заплакал, ощутив внезапную жалость ко всему живому…
…Иванушкин вздрогнул и очнулся. Слезы текли по его щекам и обжигали кожу. А сквозь слезы Иванушкин видел серый бок Золотой горы и скрюченные фигурки жмыхов вокруг.
— Придется подождать, — долетел будто издалека до Иванушкина голос Мишки-Копателя. — Газ должны вот-вот подвезти. Успеем и откушать, и выпить! — Мишка потряс в воздухе высокогорлой, темного стекла бутылкой.
Слова Мишки-Копателя встревожили, но Ив выпил со всеми, закусил и успокоился. Он даже перемигнулся с Диною и, будто ненароком, коснулся ее руки. Ему нравилось, что она ест с аппетитом, смеется, хлопает в ладоши, и вообще ведет себя так, будто они не на прикопку приехали, а на пикник, куда-нибудь на берег Чумной лужи. Иванушкину хотелось подарить ей что-нибудь, хоть какой-нибудь кусок ржавья, пригодный для мены. Но только Ив встал с ящика, решив отправиться на поиски, как Мишка грубо пихнул его назад:
— Рано еще, цистерна не подошла.
— При чем здесь цистерна? О чем ты?
— О крематории, — отвечал Мишка-Копатель.
— Крематорий? — Иванушкин изумился. — Но я же тебе заплатил! Почти все барахло за пятый сеанс отдал. Ты что, не помнишь?
— Не надо так волноваться! — Мишка-Копатель похлопал Иванушкина по спине. — Я помню и в журнал, как положено, записал. Думал, порядок на все сто. Просто уверен был, что на прикопку едем. А оказалось с тобой не так просто, — Мишка знаком подозвал копателя с журналом, полистал замусоленные страницы, наконец отыскал нужную. — Вот, записано: "Иванушкин, двести седьмой огород, созревание примерно июнь-июль… прикопка оплачена."
— Оплачена, вот видишь, оплачена! — радостно воскликнул Ив.
— Погоди, — Мишка нахмурился. — Здесь еще примечание: "Нарушение перекачки". И значит — крематорий, а не прикопка.
— Какое нарушение? Я ничего не нарушал, — пробормотал Иванушкин растерянно.
— А пятый сеанс? Разрешено только четыре сеанса на мене, а пятый сам по себе нарушение перекачки. Клубень слишком большой получается. Или уж не знаю что там у них. Но пятый сеанс строжайше запрещен. Это преступление и карается по всей строгости законов Великих огородов!
— Но я же не знал! — Ив беспомощно протянул руки к Дине, будто она могла помочь и защитить.
— А этого никто из огородных не знает, даже я не знал прежде, пока сам не столкнулся с таким прискорбным фактом, — ухмыльнулся Мишаня. — А вот и цистерна пришла. Так что поторапливайся, допивай, доедай и пошли.
— Но почему меня не предупредили? — закричал Иванушкин, оглядывая жующих и пьющих копателей. — Почему?
— Вопрос не ко мне, — завил Мишаня. — Я не менамен.
Дина презрительно пожала плечами:
— Сколько раз твердила: не усердствуй! В огородах главное — не высовываться. Первые ростки непременно морозом прихватит — али не знаешь! А он в ответ: я умнее всех… Вот и допрыгался, умник хреновый.
— Так ведь ради тебя!
— "Ради тебя", — передразнила Дина. — А что мне досталось? Лифчики, трусики, мелочишка всякая, другие за один сеанс больше получают. А ты как был бестолковым, там и остался. Другие мазилы в ТОИ давно пристроились, в Консерве живут, а этот, куда надо, никак попасть не мог. Так ступай в крематорий — заслужил!
"Аэрокар был", — хотел напомнить Иванушкин, но опять не осмелился, лишь посмотрел на Дину прощально и прощающе и проговорил тихо:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
