Воцерковление
Появление этого чина связано с уже описанными нами переменами, произошедшими в практике византийского оглашения VI–VII веков. Попытки формального сохранения катихизической традиции привели к искусственному перенесению сроков огласительной дисциплины с лиц возрастных на крещаемых младенцев. Последние вплоть до середины ХII века в течение нескольких лет оглашались церковной молитвой и крестились не раньше трехлетнего возраста[93]. Поскольку огласительные молитвы совершались в храме, то естественно потребовалось определенное богословско-литургическое обоснование присутствия в церкви некрещеных. Появились первые части настоящего чина, который претерпел в истории значительные изменения.[94] Например, обычай внесения младенцев в алтарь первоначально отсутствовал и появился лишь после того, как воцерковлять стали уже крещенных. В современном требнике чинопоследование воцерковления продолжает предшествовать чину крещения несмотря на то, что уже с ХIV века практика воцерковления соответствовала нынешней, т. е. совершалась после крещения. Это объясняется самим содержанием чина воцерковления. Как известно он состоит из двух частей: молитв на очищение матери (роженицы) и собственно воцерковления — введения младенца в церковь. Первоначально и то и другое действие находились в тесной связи: молитвенное оглашение ребенка начиналось сразу же после рождения, но поскольку в церковь младенец приносился матерью, то это первое посещение храма не могло наступить раньше сорокового дня. После того, как традиция длительного детского оглашения была забыта, совершение воцерковления постепенно приобрело свой настоящий вид. Молитву «матери» читают теперь либо до крещения, дозволяя ей тем самым участвовать в таинстве, либо в самом конце, что естественно делает ее вынужденным сторонним наблюдателем. (Последняя традиция особенно оправдана, когда крещение младенца совершается раньше сорокового дня).
Все вышесказанное позволяет говорить о воцерковлении, как об акте спекулятивном, возникшем в церковной истории только в связи с распространившимся младенческим крещением, ибо христианская древность не содержала подобного акта для взрослых лиц. Естественно возникает вопрос: как же тогда относиться к нынешней практике воцерковления, которая реализует указанный чин не только для младенцев, но и для взрослых? Ответить на него не так просто. Рассмотрим для начала данное чинопоследование в его практическом приходском осуществлении, т. е. вернемся к теме церковного пастырского общения на этот раз с уже катихизированными, покаявшимися и крестившимися людьми.
После того, как крещение закончено, священник просит людей не расходиться, поставить догорающие свечи на подсвечники и подойти к солее. Здесь он сообщает о том, что сразу же после крещения следует чин воцерковления, проводит его первую часть с целованием местных икон и введением крестившихся мужчин в алтарь (в этот момент полезно указать на существующую разницу в церковном христианском служении, которая не должна пониматься как превосходство одних христиан над другими. Якобы принижаемым в Церкви женщинам следует напомнить об их особом достоинстве и служении на примере Божией Матери), после чего приступает ко второй заключительной части воцерковления.
— В Евангелии содержится рассказ о том, как младенец Христос был принесен на сороковой день в Иерусалимский храм для традиционного посвящения Богу. По иудейскому закону каждый первый мальчик, родившийся в еврейской семье, должен был пройти это символическое посвящение. В храме был праведный человек по имени Симеон, которому было обещано Богом, что он не умрет до тех пор, пока не увидит Мессию. И вот среди многих детей, которые ежедневно приносились в Иерусалимское святилище, Симеон узнал Богомладенца Христа и произнес над Ним молитву, которая и по сей день звучит в православных храмах: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…» (Лук. 2:22–35). Именно это событие послужило основанием для настоящего чина воцерковления. Мы знаем, что через Боговоплощение обновляется и освящается все человеческое естество у любого человека. Апостол Павел говорит, что у людей живущих во Христе нет разделяющего преимущества ни в национальной, ни в социальной, ни в половой сфере: «нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского: ибо все мы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28). Отныне Бог приемлет всякого верующего человека, который соответственно нуждается в посвящении и значит, в воцерковлении.
Последнее важно еще и по другой причине. Как вам кажется, что было бы с человеческой религиозностью, не имей она определенной точки опоры? Очевидно, что вера «без присмотра» — прямой шаг к суеверию. Церковь — вот та сверхъестественная точка опоры, которая не позволяет истинному Откровению раствориться и исчезнуть в океанах фальшивых религиозных домыслов. «…Церковь Бога живого столп и утверждение Истины» (1 Тим.3:15), т. е. гарант беспорочного сохранения божественной Правды в человеческой истории. В Церковь приносит Себя Христос, показывая нам путь жизни, в Церковь вводит нас таинство Крещения, завершаемое настоящим обрядом.
Помните, что теперь вы незримо вошли в семью православного народа Божьего, стали христианами, сродниками христиан, и теперь они обращаются к вам, называя вас «братьями» и «сестрами». В каком-то смысле это чудесно, люди чужие друг другу по крови, в Теле Христовой Церкви, становятся близкими и духовно родными. Помните, однако, и то, что это родство не только сообщается, но и достигается. Человек может отказаться от духовного единства так же точно, как и от единства кровного. В Теле Церкви могут находиться, наряду с живыми полноценными членами, члены больные, умирающие, которые можно сравнить с гвоздями, вбитыми в тело Спасителя на Голгофе… Не будьте такими, не забывайте Церковь, не избегайте ее таинственной жизни. Напоминаю вам, что человек не причащающийся сознательно лишает себя единства с Господом, а значит и заповеданного духовного совершенства. Апостол Павел говорит, что в Церкви мы приходим в меру возраста Христова (Еф. 4:13). Физический рост от нас не зависит, духовный, напротив, зависит только от нас: Бог не освящает человека без его желания, не совершенствует без его усилий.
Сегодня мы с вами прощаемся, но уже завтра Бог ждет от вас первого христианского усилия: приходите причащаться. Взрослым нужно прийти в 10.00, младенцев необходимо принести не позднее 11.30. Первый раз и те, и другие причащаются без исповеди, в дальнейшем, для взрослых, желающих участвовать в Евхаристии, исповедь обязательна, для причащающихся детей исповедь начинается после семи лет.
Затем священник произносит обычное окончание: «Премудрость», «Пресвятая Богородице, спаси нас» и пр., после чего следует положенный по чину отпуст «Иже во объятиях праведнаго Симеона носитися изволивый…» Священник дает целовать крест и прощается.
— Теперь вас можно поздравить с началом новой жизни. Надеюсь, что наши встречи на этом не закончатся. А пока что, всего вам доброго, храни Господь.
Как видим, «акт не имеющий никакого санкционирующего значения», обряд возникший в церковной истории вследствие искусственной богословской спекуляции, становится весьма уместным и литургически оправданным при условии правильной интерпретации.[95] А, значит, и сам этот обряд, вошедший в литургическую практику как результат духовной немощи, воцерковляется и приобретает онтологическое значение силою живущего в Церкви Святого Духа. Это не означает, конечно, что любые богослужебные несуразности и богословские надуманности, время от времени засоряющие земную ткань Богочеловеческого Организма, должны быть рано или поздно авторитетно оправданы (этак, пожалуй, и существующую практику оглашения и крещения надо признать за подлинно аутентичную). Но в то же время нельзя не признать, что воцерковление в его настоящем виде с соответствующим истолкованием, — важный литургически-значимый акт.
Говорим это, с целью воспрепятствовать двум одинаково опасным, периодически сотрясающим церковный Организм, тенденциям: жесткого канонического буквализма и беспринципного литургического модернизма. Ибо и та, и другая ориентация одинаково тупиковые, т. к. подменяют подлинную церковную жизнь: с одной стороны, сухим неизменным правилом, и необузданным человекоугодническим новаторством, с другой. Поэтому, когда речь заходит о необходимости изменений в том или ином обычае или предании, нужно всегда проявлять крайнюю осторожность и ставить вопрос не о соответствии или несоответствии его «канону» или «современности», а о том, выражает ли он собою нечто вечное и существенное в христианстве,[96] соответствует ли он тому Духу, Который всегда наполняет и обновляет Церковь.
