Память людей коротка, но я – я не забуду никогда, Карел. Я не знаю, что еще тебе предстоит – теперь я вижу, нельзя полагаться на легенды, – но и того, что пережил ты в эти две ночи и два дня, хватило бы иному, чтобы сломаться.
Правда, тебе повезло на друзей.
2. Друзья
– Во всей этой истории есть по крайней мере одна хорошая сторона, – говорит Карел. Похоже, после отвратительной ночной попойки и дня бешеной скачки ему и впрямь стало легче. Они ведут уставших коней в поводу, сапоги шуршат в ворохах кленовых листьев, глашатай смолк, и на Корварену опустилась тишина. На улицах ни души – хотя какой чудный денек! Впрочем, улица Яблонь всегда пустынна, а переулок Веселого Ваганта оживает разве что после лекций.
– То, что тебе удалось напиться до свинского состояния и даже побуянить? Да, это достижение!
– А то! Но я о другом. Мне не придется жениться.
– Ну да, – Лека усмехается, – ты ж помолвлен… я все забываю спросить – кто невеста?
– А, какая-то кукла из ханджарских принцесс.
– Ясно…
– Что тебе ясно? – не слишком дружелюбно интересуется Карел.
– Сначала император выдает за тебя дочку, потом приходит на помощь зятю, – Лека передергивает плечами. – В итоге Таргала возвращается в материнское лоно Великой Хандиарской Империи.
– А ты соображаешь, друг мой Лека, – тянет Карел.
– Пришло время откровенности, Карел. И, боюсь, у тебя будет причина обидеться: ведь мы знакомы уже два месяца, а ты не знаешь обо мне правды.
– Ну и?
– Моя мать – Марго, твоя сестра.
– Свет Господень! – Карел останавливается. – А отец?
– Андрий, – пожимает плечами Лека. – А ты что подумал?
– Да так, извини. Я, наверное… постой! Так значит, ты шпионишь для Двенадцати Земель?
– Где ты видел шпионящего принца, Карел?! Я учусь. Правда, матушка чересчур высокого мнения о Корваренском Университете… но зато мне понравилась Корварена.
– А ты? Честно говоря, на телохранителя ты не похож.
– А на друга?
– Он мой побратим! – Принц Валерий смотрит на Карела и передергивает плечами. – Понял?
– А почему вы тайно здесь? Если не шпионите? Лека… Валерий, ты ведь мог приехать официально, тебя бы приняли с почетом…
– Последний разговор с отцом не излечил тебя от наивности? Карел, я здесь тайно, потому что мой отец знает, чего можно ждать от моего деда. Так что – нет здесь никакого Валерия. Я – Лека. А это – Серега, мой брат. И то, что ты теперь знаешь обо мне… я тебя как друга прошу, Карел, пусть это останется тайной.
– Прежде всего – от короля Анри Грозного? Ладно. Нужна тебе моя клятва?
– Карел, ну что ты несешь! Я тебе верю и без клятв. А что до сих пор не говорил… ну извини. Я не тебя боялся.
– Понимаю. Знаешь, Лека, я буду звать тебя братом. Племянник – это как-то, знаешь… не то.
– Ладно… – Лека улыбается. – По рукам. Пойдем, Карел.
– Лека, брат… ты уверен, что твоя хозяйка захочет видеть меня в своем доме?
– На что ты хочешь поспорить?
– Боже мой, ни на что! Просто я… видно, я и в самом деле трус.
– От этого есть хорошее средство, братец. Давай-ка сходим сегодня к маэстро! Два часа работы шпагой – и ты вспомнишь правду о себе.
– Он меня не примет.
– Посмотрим.
Карел поправляет капюшон плаща. Хмыкает. Произносит, усмехаясь:
– Наша контрразведка никуда не годится.
– О чем ты говоришь, Карел?! У вас вообще нет контрразведки. Ваш Департамент Контроля вот уж пять лет как в полном составе работает на императорскую Когорту Незаметных.
3. Мадам, герольд и маэстро
– Мадам Урсула, добрый день! У нас гость – надеюсь, не будете против?
– Ну что ты, Лека, я всегда рада вашим… – Тут Карел скидывает капюшон и делает шаг вперед. Глаза мадам Урсулы расширяются: она узнала, и она уже слышала королевский указ. Мадам Урсула выпрямляется, становясь еще больше обычного похожей на норовистую лошадь, и заявляет с внезапной твердостью:
– Разумеется, я не буду против! Можете гостить в этом доме столько, сколько пожелаете, молодой человек! Я велю приготовить вам комнату. Полагаю, вы предпочтете второй этаж, рядом с друзьями?
– Да, благодарю вас, – только и успевает сказать Карел.
– Не стоит благодарности, – категорически произносит мадам Урсула. – Прошу к столу. Вы пришли удачно: обед как раз готов.
Со скудным обедом разделываемся быстро и молча. Карел пребывает не то в глубокой задумчивости, не то попросту в оторопи, говорливая мадам Урсула тоже не раскрывает рта – по всей видимости, прекрасно понимая состояние гостя.
И только на улице Яблонь, привычно потянувшись к берету и опустив руку, Карел выдавливает:
– Я боюсь идти во дворец. Я… Боже мой, я так хочу поговорить с матушкой, но… отец прав, я трус. Я боюсь встретить его.
– Тогда давай начнем визиты с маэстро, – говорит Лека. И мы возвращаемся на Веселого Ваганта, к университетской калитке, к привычной повседневной дороге.
«Объявляется лишенным чести и имени, герба и положения», – несет ветер вместе с кленовыми листьями. На площади перед Университетом, окруженный вагантами, герольд читает указ.
– Идем мимо, – цедит сквозь зубы Лека.
– Ну уж нет, – возражает вдруг Карел. – Я, Нечистый меня задери, хочу это послушать!
– Он уже заканчивает. А мы опаздываем.
– Ничего! – Карел зло усмехается и твердым шагом подходит к побледневшему герольду.
– Добрый день, сэр Эдгар. Не откажите в любезности, повторите для меня с самого начала.
– Я… да, конечно… – Герольд покрывается малиновыми пятнами. – Но я…
– Это ваш долг, не правда ли? – мягко подсказывает Карел.
– Да, р-разумеется… с-сейчас, мой… сейчас. Да. – Герольд трясущимися руками расправляет пергамент с указом. – «Сим утверждается… по слову короля и воле его… да будет нерушимо в веках. Карел, сын мой и наследный принц, лишается отныне прав на наследие мое, на имя мое и герб мой… и объявляется лишенным чести и имени, герба и положения… ибо недостоин сей высокой доли… по трусости своей и м-малодушию… и не желаю от сего дня ни видеть его, ни слышать о нем. Анри, король Таргалы».
– Благодарю вас, сэр Эдгар.
– Не за… т-то есть всегда к вашим… простите…
Кто-то позади герольда издевательски хохочет. Бог весть, кому предназначается этот смех… но Карел не опускает взгляда. Он кивает герольду, поворачивается и, расправляя плечи, идет к фехтовальному залу. Лека, криво улыбаясь, печатает шаг локоть к локтю с ним. И я вдруг понимаю – и это странно, – что готов отдать жизнь за любого из них.
Маэстро встречает нас у входа в зал. Хмур он больше обычного – и, кажется, малость пьян.
– Гадал, придешь ли, – кивает он Карелу. – Уважаю. Между прочим, ка мне вчера адин хмырь падкатился. Велел тебе передать, если придешь, что в Ханджее тебя примут с пачетом и ат абещания насчет Ирулы не атказываются.
