– Минерва, – произнесла Дженет, сразу сообразив, что неразумную дочь давно пора выслать из комнаты, – кажется, ты собиралась продолжить свои опыты…
– Ни в коем случае! – загремел Энгус, устремив на Дженет красноречивый взгляд. – Брамби будет убит горем, если ему придется уехать, не повидав вашей дочери только потому, что она опять занята… Не знаю, чем там она занимается. Брамби скоро придет. Он распрягает лошадей. Мы не доверяем свой экипаж чужим слугам.
Одетый в килт, с кожаной сумкой, обшитой мехом, с многочисленными оборками на воротнике и манжетах рубашки, выпущенных из рукавов зеленого бархатного жакета, Энгус прошелся по комнате и остановился рядом с Минервой. Рослый, сутулый, роскошная шапка непокорных седых волос на голове – он невольно приковывал к себе взгляд. Те, кто не был знаком с Энгусом, принимали его за настоящего владельца Модлин-Мэнора, где Макспорраны устраивали пышные приемы.
Молчаливая, чопорная Друсилла, губы которой были вечно поджаты, привычно окинула Дженет пренебрежительным взглядом и опустилась в кресло, где недавно сидела Минерва. Друсилла одевалась во все черное. На свой вопрос по этому поводу Дженет получила лаконичный ответ: «Есть вещи, о которых не принято говорить». С тех пор мисс Арбакл ни словом не упоминала о странном вкусе соседки.
– Макспорран, мы попали впросак, – громогласно сообщил Портос. – Надеюсь, вы уже наслышаны. Щекотливое положение. – Не обращая внимания на укоризненные взгляды Дженет, он продолжал: – Придется быть начеку. Но если сделать верный ход, победа останется за нами.
– Довольно и того, что нас ждет испытание, – отозвался Энгус Макспорран. – Впрочем, вызов придает мне силы – верно, Друсилла?
Его жена коротко хмыкнула.
Макспорран начал вышагивать по комнате, по привычке заложив руки за спину. Поддавая подол килта узловатыми коленями, он шагал старательно, словно протаптывал дорожку на розовато-серебристых коврах Дженет.
Хозяйка перевела взгляд на Друсиллу и подняла бровь.
Та вскинула заостренный носик, испещренный сетью тонких лиловых жилок. Дженет считала, что эти жилки – признак тайного пристрастия к спиртному.
– Он хочет сказать, что ему нравится распоряжаться нашим состоянием, – сипловатым голосом пояснила Друсилла. – Он прекрасно справляется с этой работой – верно, Энгус?
Обе супружеские пары уже давно договорились не называть вещи своими именами, а в данном случае иносказание было более чем уместно. Дженет заинтересованно закивала, Энгус промолчал.
– Если ты уверен, что сумеешь выкрутиться, Энгус, нам не о чем говорить, – заключил Портос, засучивая широкие рукава халата. – Наверное, ты заранее продумал все до мелочей, а если еще не успел, значит, продумаешь. К сожалению, мне придется вас покинуть: с минуты на минуту явится натурщица. Нельзя заставлять гения ждать.
Энгус осклабился, в упор уставившись на Портоса. Подобные ухмылки гостя коробили Дженет.
– Кто это гений? – осведомился он. – Может, натурщица – потому что умеет раздеваться? Или потому что прячет под одеждой нечто ценное? Точнее, не прячет, а выставляет напоказ?
Дженет поморщилась. В обществе мещан, не сведущих в тонкостях искусства, она предпочла бы не вспоминать о том, что ее муж пишет обнаженную натуру.
– Я имел в виду собственный гений, – объяснил Портос. – Сегодня утром меня посетило редкостное вдохновение. Такой случай упускать нельзя.
Кустистые брови Энгуса Макспоррана сошлись на переносице.
– Ты прав, упускать его было бы непростительно. Пожалуй, я сам зайду в мастерскую – убедиться, что никто не мешает полету творческой мысли. Непременно зайду.
– Энгус! – одернула мужа Друсилла. – Нам грозит катастрофа, а ты тратишь время на скабрезную болтовню!
Макспорран недовольно оглянулся на жену, прогнал с лица похотливую ухмылку и фыркнул в усы.
– Кстати, о катастрофе. Ты еще не слышал, Портос?
– Нет, – поспешно отозвалась Дженет. Удивительно, но Макспорраны ведь только что дали понять – им известно, в какой опасности оказались все четверо. Нет, это уж слишком! – Вы еще ничего нам не говорили.
– Тогда я буду краток, чтобы нас ненароком не услышал Брамби. Случилось самое страшное. Невообразимое.
– Мы знаем, – с раздражением перебила Дженет, забыв о правилах приличия. Она открыла было рот, чтобы добавить, что уже видела Грея Фэлконера собственными глазами, но вовремя вспомнила о присутствии Минервы.
– Знаете? – Энгус вмиг замер. – Откуда, Дженет? Мы сами узнали об этом только сегодня утром.
– Это случилось еще вчера, когда…
– Придержи язык, – резко оборвал ее Портос, утратив артистическую томность. Вскочив, он подошел к Энгусу и остановился, глядя на него в упор. – В чем дело?
– Мы пропали, – сообщил Энгус. – Все мы погибли.
Дженет тоже поднялась, знаками напоминая Энгусу об осторожности.
– Придется все вернуть. И немедленно. Иначе возникнут ненужные вопросы. – Энгус ничего не замечал, погруженный в тревожные мысли. – Погибло дело всей нашей жизни! И все по вине какого-то ничтожества!
– Какого? – не удержавшись, спросила Дженет.
– Того самого, – коротко отозвался Энгус, в карих глазах которого на миг отразилось безумие, – человека, который не должен был здесь появиться.
От ужаса у Дженет подкосились ноги. Энгусу давно следовало замолчать.
– Из-за него нам придется потерять все, что было заработано нелегким трудом, но это еще не самое страшное.
Портос побледнел и замолчал, мигом забыв о том, что весь их разговор слышит Минерва.
– Объясни немедленно! – потребовал он. – Пока мы не извелись от беспокойства.
Друсилла вдруг со стоном вздохнула, откинулась на спинку кресла, раскрыла черный веер и принялась в изнеможении обмахиваться им.
– Какое ужасное испытание уготовила нам судьба!
– Энгус, Друсилла! – взмолилась Дженет. – Объясните же, в чем дело?
– Мы арендаторы, – объявил Энгус, разводя длинными руками и поднимая взор к небу. – Жалкие приживалы из Модлин-Мэнора. Мы заботились о нашем чудесном поместье пятнадцать лет, надеясь когда-нибудь унаследовать его, и вот теперь эта неблагодарная тварь сдала его в аренду!
– В аренду! – эхом повторила Друсилла. – А нам приказано играть роль прислуги в собственном доме!
– Да, – заключил Энгус, – в своем доме. Теперь мы слуги.
Разве ей чуждо великодушие? Над этим вопросом Минерва ломала голову, не сводя глаз с далекой рябиновой рощицы. Она всегда считала себя весьма великодушной, однако теперь ей показалось вполне справедливым, что Энгусу и Друсилле Макспорран пришлось признать: Модлин-Мэнор принадлежит отнюдь не им. Минерва сочувствовала только несчастному, безобидному и ни в чем не повинному Брамби, безропотно терпевшему напыщенность и попреки родителей. Впрочем, ему давно пора начать жить своим умом и доказать, что он уже взрослый мужчина.
