Но будь проклят этот Брахман, будь он проклят!
Она снова направилась к его столику и, затаившись в тени лестницы, продолжала снимать Брахмана и его спутницу. – Perdone, carina,[12] но после такой работы вам следует выпить бокал шампанского.
Она взглянула на стройного, смуглого молодого человека, который улыбался ей.
– Томазо Альери, – представился он. Его яркие карие глаза улыбались ей из-под густых бровей.
Она машинально протянула руку и взяла бокал, который он предложил ей. С привычкой фотографа подмечать все детали она заметила широкий лоб, крупный нос и полные чувственные губы, волевой подбородок и гладкие черные волосы. Даная мгновенно вспомнила его лицо, часто мелькавшее на страницах «Огги», «Пари-матч» и «Пипл», журналов, печатающих сплетни о знаменитостях мирового масштаба.
– Вы отличаетесь от других, – прошептал Томазо, не обращая внимания на шумную толпу вокруг. – Редкая птичка в неярком оперении среди пышных попугаев и какаду… Ах да, конечно! Сейчас я понял, кто вы, – о вас говорят, что вы маленький птенчик Брахмана. – Он оперся одной рукой о стену позади нее и наклонил к ней голову. – Скажите мне, carina, – шепнул он, – это правда?
Маленький птенчик Брахмана? Она пришла в ужас. Что он такое говорит о ней?
– Я ассистент Брахмана. Работаю с ним уже почти два года, – холодно ответила она. – Меня зовут Даная Лоренс.
– Понятно. Ну тогда, если то, что говорят о вас, неправда, мне повезло. Скажите, мне, carina, – продолжал он, беря ее под руку и двигаясь к большим двойным дверям, которые вели в отделанный мрамором холл. – Вы когда-нибудь чувствовали одиночество среди толпы людей?
Она удивленно взглянула на него – неужели он следил, как она подглядывала за Брахманом? Неужели он читал ее мысли? А может быть, ее чувства были написаны на ее лице?
– Вы когда-нибудь вдруг уставали от всего этого? Уставали от помпезности и сплетен, уставали от шампанского и обильной пищи?
Краем глаза Даная видела Брахмана с девушкой в красном. Он обернулся и злобно сверкнул на нее глазами, она ответила таким же взглядом. «Пусть эти двое развлекаются, – подумала она, – и если ему не нравится, что она беседует с симпатичным молодым итальянским модельером, чья романтическая репутация была такой же яркой, как и его таланты художника, тогда пусть пеняет на себя! Черт с тобой, Брахман, – думала она, – я не твоя собственность».
– Вам когда-нибудь хотелось обычных макарон и холодного вина, – продолжал Томазо, – в какой-нибудь простой забегаловке, где женщина на кухне понимает, что пища нужна, чтобы вы не чувствовали голода, а не просто для рекламы?
Он умолк на минутку, завладев ее обеими руками. Она удивленно смотрела на него, не зная, что он скажет дальше.
– Если вы все это испытали, моя маленькая птичка-невеличка по имени Даная, тогда вы сжалитесь надо мной и покинете со мной этот душный, прокуренный зал и этих чересчур деловых людей, покинете этот мир моды и фальши. Мы вернемся с вами туда, где мои корни – в тот квартал, который я хорошо знаю. Я могу пообещать вам ужин, который вы никогда не забудете.
Победно повернувшись спиной к Брахману, сердито смотревшему на нее, Даная взяла под руку Томазо.
– О, да, – выдохнула она. – Да, с удовольствием. Мне кажется, это будет замечательно.
– Но почему? – спросила она недоуменно, когда они ехали на его белом «феррари» по залитому огнями Риму с его многочисленными фонтанами. – Почему вам так захотелось уйти с приема? И почему со мной?
– Я просто понял, что умираю от голода, – признался Томазо, искоса взглянув на нее с улыбкой. – Не помню, чтобы я нормально поел хоть раз за всю эту неделю, кроме как на приемах, а потом еда… Я был жутко занят. А я, птичка-невеличка, обожаю хорошую северную итальянскую еду. Кроме того, я ненавижу есть в одиночку. Хорошая еда располагает к беседе. Еду нужно тщательно выбирать, нужно обсудить вкусы собравшихся поесть людей… Хорошая еда – это как любовь, для нее нужны двое. К тому же, кого еще я бы смог убедить покинуть прием и пойти со мной в соседний ресторан? На всех женщинах платья по десять тысяч долларов, а бриллиантов – вообще не счесть.
Несмотря на свое испорченное настроение из-за Брахмана, Даная рассмеялась.
– Если бы я не выполнила свою работу сегодня вечером, я бы не смогла пойти с вами, – сказала она ему прямо.
– Работу?
– Мои фотографии.
Взяв камеру в руки, она быстро сфотографировала его за рулем.
– Да уж, птичка-невеличка, вы сделали достаточно снимков Брахмана.
Даная откинулась на кожаную спинку сиденья машины, пытаясь скрыть румянец, проступивший на щеках. Значит, он все-таки следил за ней.
– Так, значит, вы действительно работаете на Брахмана? – спросил он.
– Я работаю с Брахманом, – поправила она Томазо, – в настоящий момент. Но предупреждаю вас, Томазо Альери, что не за горами то время, когда я стану одной из тех женщин, которые не соглашаются ужинать в ваших маленьких ресторанчиках – и не из-за своих бриллиантов, а потому, что у меня будет слишком много работы в качестве фотографа. И очень может быть, я буду носить вашу чудесную одежду, – добавила она, почувствовав, что настроение у нее улучшается. Она уловила какое-то облегчение от того, что оказалась вдали от Брахмана и его сердитых глаз и постоянных придирок.
– Что ж, в таком случае, Даная, давайте наслаждаться сегодняшним вечером. Будем считать, что мы прогульщики и сбежали с приема, на котором обязательно должны были быть.
Подняв с земли фонтан гравия, Томазо припарковал «феррари» и повел Данаю через старинный дворик к небольшому ресторанчику. В большом кирпичном камине горели длинные поленья, а с кухни доносились приятные аппетитные запахи. Когда они сели за столик, к ним поспешил улыбающийся хозяин, держа в руках любимое вино Томазо.
– Вы должны сесть здесь, – сказал Томазо, пододвигая стул Данаи поближе к себе, – чтобы на ваши волосы падал свет. У вас такие красивые волосы… темно-медные, с оттенком терракоты.
Смущенная его оценивающим взглядом, она отвела глаза.
– А вы знаете, почему я заметил вас на приеме? Потому что вы отличаетесь от других. Нет, не только одеждой, мое внимание привлекли ваши глаза. Вы совсем не завидовали этим женщинам в бриллиантах, когда делали фотографии; вы не завидовали ни их дорогим мехам, ни их богатым мужьям. Подозреваю, что больше всего вас интересовало одно – их успех. И в ваших глазах я прочел желание тоже добиться успеха, carina. Скажите мне, я прав? Еще я вас хочу предупредить, – добавил он, сжимая своей смуглой рукой ее пальцы. – Никогда не открывайте Брахману своих амбиций. Этот человек – эгоманьяк. – Он нахмурился, стараясь подобрать нужное выражение в английском. – Иначе он тут же схватит вас за ухо и выставит за дверь.
